«Почему именно здесь?» – задавал он себе настойчивый вопрос. И вдруг неожиданно для самого себя сформулировал его по-другому: «Где в следующий раз?»
Он встретил Генри Лавджоя, как раз когда тот спускался по ступеням здания муниципального совета на Куин-сквер. Завидев Себастьяна, тот остановился и повернул было обратно, чтобы возвратиться с посетителем к себе в кабинет.
– Входите, прошу.
– Нет, я ненадолго. Хотел задать всего несколько вопросов. Мне стало известно, что вы говорили с лордом Стентоном.
Неподдающаяся объяснению гримаса пробежала по обычно открытому лицу Генри.
– Да, я говорил с ним. К сожалению, его милость остался недоволен выбором хирурга, который будет проводить аутопсию тела Доминика Стентона.
– Не меньше он расстроен и моим участием в расследовании обстоятельств смерти. Я правильно понял?
Генри Лавджой смущенно отвел глаза.
– В общих чертах – да. Но откуда вы это узнали?
Не отвечая на вопрос, Себастьян молча покачал головой. Затем спросил:
– Его милость не уточнил, где его сын провел вчерашний вечер?
– Кажется, юноша участвовал в вечеринке, которую он и его друзья устроили в одной таверне в Мертон-Эбби. Они собрались там после посещения платного кулачного боя.
«Бокс без бойцовских перчаток», как его называли, был предприятием незаконным и по распоряжению городских властей был запрещен. По этой причине такие матчи обычно проводились за городом, в нескольких часах езды от Лондона. Но нынешнее состязание, в котором должны были участвовать признанный чемпион и его соперник, шотландец Макгрегор, оказалось предметом таких обширных спекуляций, что в округе не осталось ни одного чиновника, которому о нем не было бы известно.
– Группа этих молодых людей выехала из Лондона по направлению к Мертон-Эбби примерно в одиннадцать утра вчерашнего дня, – продолжал Генри.
– Что произошло потом?
– Мистера Стентона ожидали домой вечером, к началу бала, который устраивала его мать. Но он так и не прибыл. – После небольшой паузы магистрат продолжил: – Как говорят, леди Стентон сейчас находится в ужасном состоянии.
Низкие густые звуки поплыли над округой, это зазвонили, отбивая время, колокола Вестминстерского аббатства.
– Имена юношей вам известны?
– Да. Молодой лорд Берлингтон, сын сэра Майлза Джефферса Дэвис, и некий Чарли Макдермот. В настоящее время они собрались в трактире на Флит-стрит. Я как раз шел туда, намереваясь опросить их, когда мы с нами встретились.
Себастьян прищурился от яркого сентябрьского солнца, слепившего глаза.
– Позвольте мне первым заняться ими. – Он чувствовал, как внимательно изучает его взглядом полицейский чиновник.
– У меня сложилось впечатление, что вы не заинтересовались этим делом, ваша милость.
– Я передумал. – Себастьян хмуро улыбнулся своему собеседнику и отвернулся.
ГЛАВА 7
«Голова вепря» пользовалась доброй славой на Флит-стрит и принадлежала к числу тех старых заведений – стены обшиты темными дубовыми панелями, низкие потолки покрыты копотью, – которые напоминали посетителям о временах, когда приверженцы Якова II скрывались от властей в уютных постоялых дворах, разбросанных в Лестершире и Дерби, Нортхэмптоне и Уорчестершире. Себастьян не без оснований предположил, что именно эта теплая атмосфера и сделала «Голову вепря» привлекательным приютом для молодых людей с их подавленным настроением и тягостными воспоминаниями.
Он заказал пинту эля и не торопился отходить от старинной низкой буфетной стойки. Трое друзей сидели вокруг углового стола, не подозревая о том, что за ними наблюдают. Явно сохранявшие трезвость молодые люди понуро горбились, пальцы их бесцельно сжимали бока оловянных кружек, подбородки прятались в пышно завязанных шейных платках. Один из них сделал какое-то короткое замечание, остальные согласно кивнули. Ни один не улыбался.
Старшему из собравшихся, Дэвису Джефферсу, было лет двадцать, но, если судить по его сухопарой, невообразимо тощей фигуре, молодому человеку нельзя было дать более шестнадцати. Слева от него расположился Чарли Макдермот, еще один юноша с бледной кожей и шапкой пылающе-рыжих волос, ясно намекавшей на его шотландское происхождение. Только один из этих молодых людей крепостью телосложения и ростом напоминал Доминика Стентона. Это был лорд Берлингтон, сын барона из Ноттингема, получивший титул еще в раннем детстве.
Себастьян некоторое время наблюдал за молодыми людьми, затем подошел к их столику, пододвинул стул и сел. Три пары встревоженных глаз уставились на него.
– Я бы хотел перемолвиться с вами, джентльмены, несколькими словами, – сказал он негромко. – Не возражаете?
Трое обменялись быстрыми взглядами.
– Нет. Конечно нет, – сказал Джефферс, слегка заикаясь. – Чем мы могли бы вам помочь, милорд?
– Насколько мне известно, вы вчера были в игорном доме в Мертон-Эбби.
Его собеседник на минуту заколебался, но почти сразу ответил утвердительно.
– С вами был мистер Доминик Стентон?
Рыжеголовый шотландец Макдермот с горячностью вступил в разговор:
– Прошу прощения, но к чему вы клоните, милорд?
Себастьян, стараясь говорить негромко, наклонился к юноше и ответил:
– Я хотел бы знать, не было ли вам случайно известно о недавней ссоре Стентона с каким-либо джентльменом. Может быть, ваш друг навлек на себя чье-то неудовольствие из-за дамы? Или, например, держал неосторожные пари? Делал опрометчивые ставки?
Юноши некоторое время молчали, обдумывая его вопросы. Затем Джефферс покачал головой и произнес:
– Нельзя сказать, чтоб Доминик так уж увлекался юбками. Никогда по-крупному не играл, ни в каких мошенничествах не участвовал.
– Был ли он знаком с мистером Барклеем Кармайклом?
– Вы смеетесь над нами? Сам Кармайкл, великий из великих, светский лев? Конечно, мы все восхищались им, но… Нет, мы не были знакомы.
Неожиданно в разговор вступил Берлингтон.
– Милорд, вы пытаетесь догадаться, кто мог совершить это злодейство?
Лицо юноши было бледным и словно опухло от слез. Когда Себастьян попытался заглянуть ему в глаза, тот поспешил отвести взгляд в сторону.
– А у вас нет никаких предположений о том, кто мог это сделать?
Все трое покачали головами.
– Где вы, джентльмены, находились после вчерашнего матча?
– Мы поехали в «Белого монаха», – ответил ему Макдермот. – Это одна харчевня неподалеку от аббатства.
– И долго вы там были?
– Почти до полуночи. Но Доминик уехал много раньше нас. Его мать давала вчера обед и просила его быть дома без опозданий.
– Значит, он уехал один?
И снова трое обменялись встревоженными взглядами, прежде чем дал ответ Берлингтон. Юноша облизнул пересохшие губы и сказал:
– Он попросил меня поехать с ним вместе, объяснил, что ему не хочется скакать обратно в Лондон одному. Но я высмеял его. Сказал, что он трусит, как горничная, того и гляди в обморок упадет.
При последних словах голос юноши прервался, и он опустил глаза.
– В какое время он оставил вас?
– Примерно в половине шестого, я думаю. – Макдермот оглядел товарищей, ожидая подтверждения своих слов. Остальные закивали, давая понять, что согласны. – Да, в пять тридцать.
– Он сам правил экипажем?
– Нет. Мы все отправились в Мертон-Эбби верхом. Доминик скачет… скакал, – поправился он быстро, – на лошади по кличке Роксана. Как я слышал, она тоже пропала.
– Что за лошадь?
– Серая в яблоках. Четыре белых носка и пятнышко на лбу.
Себастьян откинулся на стуле, размышляя, затем неуверенно спросил:
– Вы сказали, что мистер Стентон заметно нервничал. И часто вы за ним такое наблюдали?
– За Домиником? Нет, редко. По крайней мере, до последнего времени.
– До последнего времени? А именно?
И снова они обменялись быстрыми взглядами.
– Примерно месяц уже, – ответил ему Джефферс. – Может, побольше.
– Вам не известна причина его беспокойства?
Вопрос был встречен тягостным молчанием. Затем Берлингтон откашлялся и ответил:
– Он считал, что его кто-то преследует. Следит за ним.
– Он видел этого человека?
– Нет. Никогда и никого. Сказал, что у него такое чувство, будто за ним подглядывают. Мы высмеивали его. Господи, прости нас. Мы так смеялись над ним!
ГЛАВА 8
Верхом на своей ладной вороной кобылке арабских кровей Себастьян отправился по южной дороге из Лондона к Мертон-Эбби, повторяя в обратной последовательности маршрут, которым накануне ночью следовал Доминик.
Послеполуденное солнце горячо припекало, и все, что видел глаз, купалось в его золотом свете. Следы ночного дождя почти исчезли, то и дело проступающие в колеях лужицы быстро высыхали. Слышалось жужжание насекомых, несжатые поля пшеницы и ржи застыли в безветрии. Когда Себастьян приблизился к подножию холма, густые кроны каштанов и дубов сомкнулись над головой, он обрадовался их тени.
Полотно дороги казалось не слишком утоптанным ездоками. Себастьяну подумалось, что даже при вчерашнем наплыве зрителей в окрестности аббатства они уже в основном разъехались к тому времени, когда Доминик расстался с друзьями в «Белом монахе». Сейчас ему, может, и по душе безлюдье и прохлада безмолвного леса, но для молодого человека, вынужденного в одиночестве проезжать здесь в подступающих сумерках и к тому же напуганного смутными подозрениями, такая поездка могла быть далеко не приятной.
Себастьян пустил лошадь шагом.
Склон понижался к востоку, образуя каменистую лощину, кое-где густо поросшую деревьями, их оплетали стебли вьющихся растений. Все время внимательно осматриваясь по сторонам, Себастьян не упустил момент, когда его арабская кобылка вдруг нервно наставила уши, затем вскинула голову и тихонько заржала. Себастьян привстал в стременах и прислушался. Откуда-то из дебрей оврага донеслось негромкое ответное ржание.
Серая в яблоках лошадка отыскалась неподалеку, она стояла в густом кустарнике, в ветвях которого запутались ее удила. Себастьян спешился и стал спускаться к ней, время от времени успокаивающе пощелкивая языком и приговаривая:
– Тише, тише, Роксана. Не бойся.
Она вздрогнула, увидев незнакомого человека, глаза испуганно расширились. Затем покорно опустила изящную голову. Он погладил шею лошадки, дал ей принюхаться к незнакомому запаху, осторожно пробежался пальцами по коже седла, отыскивая следы крови. Рука оказалась чистой.
– Что случилось, малютка? А? Ты видела кого-нибудь?
Он ощупал бабки лошади, копыта, все оказалось в порядке. Но когда его пальцы прошлись по подпруге, оказалось, что постромок перерезан. Вернее, острый нож только надрезал его, не перерезав совсем, так чтоб всадник не сразу почувствовал, что седло соскальзывает с крупа лошади.
Ведя серую в поводу, Себастьян верхом направился по едва заметной тропке, отмеченной обломанными ветвями кустарника, сбитыми наземь листьями. Она привела его к верхней дороге, но там из-за ночного ливня и толпы многочисленных всадников, проехавших днем, все следы оказались стерты. Лишь на обочине дороги, у подножия деревьев, он увидел участок земли, весь изрытый копытами. Похоже, что именно там вспугнутая кем-то лошадь Доминика топталась на месте. Здесь же оказались следы двухколесного экипажа или телеги, отпечатавшиеся на более мягкой почве дорожной обочины. Но были ли они проложены прошлой ночью или в другое время, Себастьян не имел понятия.
Следующие четверть часа он провел, расхаживая вблизи вытоптанного места, ища новые свидетельства события, происшедшего здесь накануне. Он уже собирался оставить свои поиски, как вдруг перед его глазами мелькнуло на земле белое пятнышко. Он наклонился, стараясь разглядеть, что это было. Раздвигая в стороны длинные травинки, его пальцы наткнулись на маленький фарфоровый флакончик с бледно-голубым цветочным орнаментом.
Такие ему уже приходилось видеть, эти склянки тысячами везли из Китая и с Дальнего Востока. Поднеся флакон к носу, Себастьян принюхался.
И ощутил знакомый острый запах опиума.
ГЛАВА 9
Ведя в поводу лошадь Доминика Стентона, Себастьян подошел к Мертон-Эбби и отправился прямо в «Белого монаха». А там обнаружилось, что констебли, присланные Генри Лавджоем, уже похвально справились со своими обязанностями, допросив каждого из конюхов и всех служанок этого трактира.
Расположенный за городскими стенами, «Белый монах» представлял собой довольно беспорядочной постройки деревенскую гостиницу с деревянным вторым этажом. Перед ней раскинулся старомодный мощеный двор с обширными конюшнями.
– Та у нас тут с сотню экипажей и кабриолетов, почитай, стояло вчера после ихнего матча, – сообщил старший конюх, сверля Себастьяна недоброжелательным взглядом. – Вы про какой, стало быть, интересуетесь?
Себастьян подкинул на ладони монетку в полкроны.
– Я про тот, хозяин которого вел себя подозрительно, чем-то отличался от других.
Конюх с нескрываемой тоской смотрел на монету. Это был худой, изможденный человек лет под шестьдесят, на щеках которого торчала седая щетина, а выступающий кадык судорожно прыгал вверх и вниз при каждом глотке.
– Не видал чего-то такого.
Себастьян еще раз подбросил в воздух монетку и поймал ее.
– А кому из ваших конюхов поручили присмотр за этой лошадкой, припоминаете?
– Ага. Я за ней ходил.
– В самом деле? Тогда вы, наверное, заметили, что с седлом было не все в порядке?
– Ничего энтого не было. А шо вы спрашиваете?
– Взгляните-ка сюда.
Конюх бросил на собеседника непонимающий взгляд, но затем пробежал опытной рукой по сбруе серой. Когда его пальцы наткнулись на разрезанную подпругу, он застыл на месте. Одеревенев от страха, стал тщательно ощупывать аккуратные края надреза, потом медленно обернулся к собеседнику.
– По-вашему, это я порезал подпругу?
– Нет. Думаю, что вам хотелось получить эти полкроны. Кто на самом деле запрягал серую кобылку?
Конюх на мгновение заколебался, он так тяжело дышал, что вздымалась грудь. Наконец заговорил:
– Говорю ж, я. Клянусь, подпруга была в полном порядке, когда я отводил тую лошадку молодому джантмену.
– Когда мистер Стентон попросил вас подать лошадь, во дворе было много народу?
– Ну. Поболе чем двое-трое. А шо?
– Вам не кажется, что кто-то из них мог разрезать подпругу?
Конюх прищурился и задумчиво уставился в дальний конец двора. Несколько гусей вперевалку шествовали к специально выкопанному для них пруду, и яркий предвечерний свет вызолотил длинные перья их раскрытых крыльев.
– Может, и разрезал кто, да я шо-то не заметил.
– Вы не запомнили никого из тех, кто присутствовал в этот момент во дворе?
– Не. – Он покачал головой с видом искреннего сожаления. – Ничего не упомню.
Воздух вздрогнул от тоскливого гогота гусей.
– Благодарю. Вы оказали мне неоценимую помощь, – сказал Себастьян и вложил монету в ладонь конюха.
Следующий час он провел наедине с парой кружек темного эля в общем зале «Белого монаха». В тот вечер среди посетителей были только местные жители, в отличие от предыдущего дня, когда интересный матч привлек в эту харчевню толпу молодых людей вроде Доминика Стентона и его друзей. Себастьяну удалось разговориться с одним из фермеров. Его отличали багровые щеки, толстый красный нос, и он хорошо помнил группу молодых джентльменов из Лондона.
– У меня самого сын того же возраста, – говорил фермер, отирая тыльной стороной ладони пену с верхней губы. – Эти парни хорошо набрались, уж будьте уверены. Но в том вреда нет. У человека только одна молодость бывает, я всегда это говорю.
– Они ни с кем ссоры не затеяли? – поинтересовался у него собеседник.
– Нет, насколько я видел.
После этого Себастьян немало времени провел, ставя выпивку тому или иному из посетителей харчевни и стараясь завязать с ним беседу. Но ни один не сообщил ему ничего нового.