Глус посмотрел на спартанца как на сумасшедшего:
— Да, в этом не приходится сомневаться, но ведь ты видел, сколько их, верно?
— В Фермопильском ущелье восемьдесят лет назад их было сто против одного нашего, и если бы нас не предали, мы истребили бы их там, на месте, а остаток обратили бы в бегство пинками.
— Здесь все по-другому, — ответил Глус. — Открытая ровная местность, и у них есть конница, они могут взять вас измором, обстреливать издалека, умерщвлять по одному.
Клеарх перебил скупым жестом, выставив вперед раскрытую ладонь.
— Возвращайтесь назад, к Ариею. Скажите ему, что, если он захочет попытаться завладеть троном, мы к его услугам. С вами поедут двое моих людей, они изложат мой план…
Вперед безо всякого приглашения выступил Софос. Клеарх поискал глазами второго и заметил Менона-фессалийца. Одежду его запятнала кровь, но на коже не было ни царапинки.
— …и он, — заключил Клеарх, указывая на Менона. Будто вслух закончил невысказанную мысль. Затем огляделся с растерянным выражением. — Но только мне нужно покормить своих ребят, понимаете? Я им как отец. Жестоко наказываю за проступки, но моя забота состоит в том, чтобы они ели и пили вдоволь и чтобы у них было все необходимое. Им нужно набраться сил… понимаете? Мои парни должны поесть…
Глус в задумчивости покачал головой, переглянулся с товарищем, после чего оба сели на коней и пустили их галопом.
— Мы возвращаемся, — приказал Клеарх и шагом поскакал вперед.
Мне не удавалось понять, почему мы едем обратно на поле смерти, однако именно там было наше спасение — по крайней мере на какое-то время. Я осознала это довольно скоро.
Клеарх велел собрать все стрелы и копья, разбросанные по земле и торчащие из трупов, а затем обломки повозок, в достаточном количестве, чтобы развести огонь. Освежевали тела примерно двадцати мулов и лошадей и, как могли, приготовили мясо на углях.
— Конское мясо помогает кроветворению, — говорил Клеарх, — ешьте, вам нужно подкрепить силы, — и резал куски жаркого, раздавая воинам, словно отец сыновьям. И все же мяса оказалось слишком мало, чтобы накормить более десяти тысяч человек. Последний кусок Клеарх отдал восемнадцатилетнему юноше, а сам при этом остался голодным.
Не успел он закончить, как к нему подошел Сократ.
— У нас гости.
— Опять? — спросил Клеарх, вставая.
— Эти люди говорят на нашем языке, — ответил Сократ, пропуская вперед двух человек со знаменем мира в руках.
— Меня зовут Фалин, — представился первый.
— А меня — Ктесий, — сказал второй.
— Ктесий? — спросил Клеарх. — А ты не…
Человек, назвавшийся Ктесием, пятидесяти с лишним лет, с проплешиной, одетый на персидский манер, кивнул:
— Да, лекарь Великого царя Артаксеркса.
— А-а, — ответил Клеарх. — Ну и как здоровье твоего прославленного пациента?
— Он чувствует себя хорошо, но Кир чуть не убил его. Копье пробило Артаксерксу доспехи и порезало кожу. К счастью, рана оказалась поверхностной, и я зашил ее.
— Хорошая работа, — сказал Клеарх. — Хотелось иметь такого лекаря, как ты, но, боюсь, не смогу себе этого позволить. Так что каким ветром вас занесло в наши края?
— На самом деле этот вопрос должен был задать вам я, — заметил Ктесий с иронической улыбкой.
Клеарх некоторое время молчал.
— Полагаю, ответ хорошо известен тебе, Ктесий, однако удовлетвори мое любопытство: зачем Великий царь посылает ко мне своего лекаря? Он думает, я… простудился? Тебе велено выписать мне какую-нибудь раскаленную примочку? Или, может, чудодейственный настой из цикуты?
Ктесий сделал вид, что не слышал этих слов.
— Мы греки, ему это показалось достаточно веской причиной.
— Согласен, исключительно веской, но дай-ка я тебе кое о чем напомню. Нас нанял Кир. Кир мертв. Мы ничего не имеем против Великого царя…
— Охотно верю, — вступил в разговор Фалин, — но положение дел от этого не меняется. Вас слишком много, вы вооружены. Сдайте оружие и предстаньте перед Артаксерксом в одних туниках, с просительным видом, и тогда он подумает, что сможет для вас сделать.
— Я не ослышался? — воскликнул Клеарх. — Сдать оружие? — Спартанец повернулся к своим полководцам. — Хорошенькое дело! Не хотите ли ответить что-нибудь нашим гостям? Я должен отойти.
Меня удивило такое поведение Клеарха. Почему он уходит в решающий момент? Военачальники встретили предложение посланцев с каменными лицами.
— Сначала вам придется убить меня, — ответил Клеанор-аркадиец, искусный воин с голосом, пронзительным, словно острый меч.
Проксен-беотиец выразился более мягко, но смысл его слов был таким же:
— Послушай, Фалин, а на каком основании твой господин требует сдать ему оружие? Потому что считает себя победителем или потому что хочет получить его от нас в дар? Если он победил, то зачем ему просить, пусть придет и сам возьмет, разве не так? А если хочет даров, то давай обсудим это, однако мне интересно знать, что будет с нашими людьми, когда мы подарим оружие… Их убьют? Посадят на кол? Живьем сдерут кожу? Что-то подобное, верно? Мы видели, как он обошелся со своим братишкой.
Фалин не стал реагировать на издевку. Он лишь ответил по существу. По всему видно было, что он отлично подходит на роль переговорщика: плотного телосложения, спокойный, внимательный, грек взвешивал свои слова и не произносил ни одного впустую:
— Великий царь знает, что победил, потому что нанес поражение Киру и убил его, вы же пришли с Киром. Кроме того, вы находитесь на его земле, а значит, в его власти. Окружены, со всех сторон — множество каналов и две больших реки, через которые невозможно переправиться: одна справа и другая слева; вам некуда деваться, а если захотите сражаться, он пустит против вас такие полчища, что вам ни за что не удастся перебить их все, даже если они дадут вам перерезать себя, не оказывая сопротивления.
Ксен тем временем присоединился к группе военачальников, я же стояла несколько дальше. Он слышал каждое слово и даже вмешался в спор, хотя у него и не было никаких к тому полномочий:
— Послушай, Фалин, твое требование неразумно. Оружие — единственное, что осталось у каждого из нас, чтобы показать, чего он стоит. Без оружия мы ничто. Пойми: мы не можем его сдать. Лучше отберем у вас ваше.
— Молодец, мальчик! — ответил Фалин. — Ты говоришь как философ. Но заблуждаешься, если думаешь, будто можешь бросить вызов самой могущественной империи на земле с благими намерениями. Забудь об этом.
— Минутку, — заговорил еще один полководец. — А почему бы нам не попытаться прийти к соглашению? Вы ведь пришли, чтобы договориться, разве нет? Мы отличные бойцы, правда, потеряли нашего предводителя; следовательно, свободны и готовы себя продать. У вас трудности в Египте, вам никак не удается их уладить. Почему бы тебе не сказать царю, что мы можем ими заняться? Уверен, справимся.
Переговорщик покачал головой.
— Подчинить себе весь Египет? О боги, да кем вы себя считаете…
В этот момент появился Клеарх, и Фалин резко обернулся к нему:
— Послушай, мы зашли в тупик, здесь царит неразбериха, каждый говорит свое. Я хочу получить ответ человека, который выступит от имени всех. Итак, Клеарх, ты мне скажешь, что вы решили: да или нет?
Клеарх подошел к нему ближе:
— Видишь ли, я хорошо знаю, что мы в большой беде. Но, черт возьми, ты грек, здесь нас никто не слышит, не считая лекаря, но он тоже грек, верно? Не мог бы ты на время перестать изображать посла и дать мне совет, как грек греку, или, даже более того, как мужчина мужчине? Если мы выберемся из этой передряги, то не забудем, что получили хороший совет, и по ту сторону моря у тебя будет более десяти тысяч добрых друзей, на которых ты всегда сможешь рассчитывать, в случае если ветер переменится. Ты ведь знаешь: в этом мире ни в чем нельзя быть уверенным.
Ксен тем временем вернулся и встал рядом со мной. Никто не обращал на меня внимания, потому что я собрала волосы под шапкой, а на плечи накинула мужской плащ.
— Что он такое говорит? — спросила я.
— По мне, так он тянет время. Ждет сигнала от Софоса или Менона касательно положения в лагере азиатов и ответа от Ариея.
Двое, стоявшие перед нами, зашикали:
— Тсс! Тише, мы хотим послушать, что он ответит.
Фалин произнес:
— Если бы путь к бегству существовал, я сказал бы тебе о нем, клянусь, но ты ведь сам видишь: отсюда невозможно выбраться. Назад вернуться вы не можете, вперед идти — тоже. Сдавайтесь, и я постараюсь замолвить за вас словечко. И ты тоже, Ктесий, верно? Царь наверняка прислушается к мнению своего личного лекаря, человека, спасшего ему жизнь.
Ктесий благожелательно кивнул.
— Вот видишь? — продолжал Фалин. — Он тоже заступится за вас, и бояться нечего. Так что ты мне ответишь?
Клеарх придвинулся ближе, и Фалин отступил на полшага, словно для того, чтобы сохранить безопасное расстояние.
— Благодарю за совет, друг, и я действительно его ценю, но, видишь ли, в сущности, проблема очень проста: или мы станем друзьями и царь, быть может, наймет нас на службу — в таком случае очевидно, что оружие понадобится, — или же царь разгневается и захочет заставить заплатить сполна — тогда нам тем более нужно оружие. Одним словом, о сдаче оружия и речи быть не может.
Фалин, с трудом скрывая досаду, некоторое время молча размышлял. Солнце стояло высоко, жужжание мошек, привлеченных тысячами трупов, стало почти невыносимым, в небе появились стаи ворон, и несколько крупных грифов описывали над нами широкие круги. Фалин посмотрел на грифов, потом на Клеарха, лекарь Ктесий же сохранял на лице отрешенное выражение стороннего наблюдателя, хотя внимательно следил за ходом переговоров.
Наконец Фалин ответил:
— Если так, я обрисую, что вас ждет: до тех нор пока находитесь здесь и никуда не двигаетесь, между вами и царем будет перемирие; если выступите, начнется война. Что я должен передать?
Клеарх, казалось, ничуть не смутился:
— Ты ведь сам сказал: если не двинемся, будет перемирие, если выступим, начнется война.
Фалин прикусил губу, сдерживая гнев, и отправился восвояси не прощаясь.
— Все прошло не так, как он рассчитывал, — заметил Сократ.
— Нет. Думаю, нет, — ответил Клеарх. — А когда он явится к царю с докладом, его ждут неприятности. В любом случае мы не можем оставаться здесь: нам нечего есть.
В это мгновение появились Агасий и Софос.
— Арией ранен, но поправится, — проговорил Софос. — Менон и Глус остались в лагере.
— Что он ответил на мое предложение?
— Сказал, что лучше забыть об этом: ни один знатный перс не согласится признать его царем, даже если мы завоюем для него троп. Если присоединимся к нему, он выведет нас отсюда; в случае согласия мы должны как можно скорее отправляться к нему. Если нас не будет до завтрашнего утра, он уйдет один.
— Понятно, — ответил Клеарх. — Вы ничего странного не видели по дороге сюда?
— Нет, — сказал Глус. — Все спокойно. Персы далеко.
— Пока, — заметил Клеанор.
— Пока, — согласился Клеарх.
Он повернулся к трубачу, велел играть сбор для высших военачальников, и через несколько мгновений командующие крупными подразделениями собрались.
Ксен хотел было отправиться ко мне, но по дороге столкнулся с Софосом, двигавшимся на собрание военачальников.
— Пошли со мной.
— Но я не являюсь…
— Теперь являешься, — ответил Софос сухо. — Пошли.
Ксен без возражений последовал за ним, а я ждала, сидя на земле рядом с его конем Галисом, рабом и вещами. У него с собой были кое-какие пожитки, и, учитывая крайнее положение, в каком мы все оказались, за ними не мешало присматривать. Совещание продлилось до середины дня. Ксен вернулся с Софосом, они остановились шагах в двадцати от меня. Потом Софос двинулся своей дорогой, а Ксен подошел ко мне.
— Готовься. С наступлением вечера отправляемся в путь.
— И куда пойдем?
— Доберемся до остальных, а там посмотрим… Поесть что-нибудь осталось?
— Да, я могу поджарить лепешку, есть еще соленые оливки и немного вина.
— Отлично. Быстренько поужинаем, а потом двинемся.
По правде говоря, в повозке оставались еще припасы, но если бы я сказала об этом, он пригласил бы кого-нибудь к ужину — Сократа или Агия, или Глуса, или всех троих. А мне не хотелось оставаться совсем без пищи до тех пор, пока мы не найдем способ ею разжиться.
Лепешка источала слишком соблазнительный запах для этих несчастных голодных юношей. Им было по двадцать лет, накануне они весь день сражались как львы. Ксену не пришлось просить меня: я сама поделилась с соседями.
Ксен не нашел никакой подставки, чтобы записать произошедшее, поэтому охотно разговорился, особенно после того, как я налила ему немного сладкого вина.
— Нам угрожает большая опасность, верно?
— Да.
— Я кое-чего не понимаю. Армия царя значительно превосходит нашу числом, почему же он на нас не напал?
— Потому что боится.
— Чего?
— Воинов в красных плащах. Их считают непобедимыми. Восемьдесят лет назад спартанский царь по имени Леонид с тремя сотнями храбрецов занял Фермопилы, ущелье в центральной Греции, и на протяжении нескольких дней сдерживал наступление персидского войска, гораздо более многочисленного. Соотношение было сто к одному. Парни, которых ты видишь, принадлежат к тому же народу, и вчера они обратили в бегство левое крыло персов, в пять раз превосходившее их числом. Воины в красных плащах — живая легенда. Один только вид их доспехов внушает ужас. Кир был уверен, что для победы над братом, самым могущественным правителем на земле, ему достаточно будет этой небольшой армии. И он не ошибался. Если бы Клеарх подчинился его приказу и сразу же напал на центр персидской армии, исход оказался бы совсем иным.
— А теперь мы в беде. И что сейчас делать?
— Доберемся до остальных, а потом станем искать путь к отступлению.
Я налила ему еще немного вина, чтобы он простил мою настойчивость.
— А ты думаешь, путь к отступлению существует?
Ксен склонил голову.
— Я не знаю. Мы находимся в самом сердце империи. Великого царя. Он боится нас, но также понимает: если вернемся назад, все узнают, что горстка, людей безнаказанно подобралась почти к самой его столице. Тебе известно, что это означает?
— Да. Однажды может найтись храбрый человек, способный повторить этот подвиг и довести его до конца — завоевать Персидскую империю.
— Верно. Если бы ты была мужчиной, могла бы стать советником какого-нибудь важного военачальника.
— Я не хочу становиться ничьим советником, хочу быть с тобой, если ты меня хочешь… до тех пор, пока ты меня хочешь.
— В этом можешь быть уверена. Но должна понимать, что соединяешь свою судьбу с судьбой изгнанника, человека, у которого больше нет ни дома, ни состояния, ни будущего. Ничего.
Я собиралась ответить, как вдруг раздались звуки трубы, Ксен вскочил и схватил в руки оружие.
Сигнал прозвучал во второй раз, и воины построились. После третьего они двинулись. Вечерело.
10
Воины прошли около тридцати стадиев молча, в темноте, напрягая слух при каждом подозрительном шорохе. Клеарх и его полководцы хорошо сознавали, что, сделав первый шаг, они положили конец, перемирию и находятся теперь в состоянии войны с Великим царем. В то же время они пытались понять, где Артаксеркс и что замышляет.
Я, со своей стороны, считала, что он уже ушел. Выиграл сражение, нанес поражение брату и убил его, так зачем же терять время на маленький отряд наемников, попавший в лопушку между Тигром и Евфратом? Они и так обречены.
Сидела в повозке и глядела по сторонам, пытаясь различить в темноте фигуры людей, согнувшихся под тяжестью оружия и лишений, перенесенных за последние два дня. Они обессилели от голода, и если бы неприятель напал, долго не выстояли бы. Все решалось теперь на небольшом отрезке пути, отделявшем их от лагеря Ариея, но, к счастью, ничего не произошло.