— Думаешь, его шум и теперь что-то означает?
— Может быть. Но мы сейчас очень далеко, и я не могу понять.
Ветер утих перед рассветом, и мне удалось немного отдохнуть. В ту ночь Мелисса спала одна, потому что Менон вышел на разведку со своими фессалийцами и вернулся, когда солнце стояло уже высоко: он потерял двоих и убил десяток людей Тиссаферна. Положение становилось тревожным: стычки с персами и азиатами Ариея, уже открыто вставшими на сторону Тиссаферна, невзирая на договоренность, возникали почти каждый день.
С того момента подобного рода схватки наблюдались все чаще, без какого-либо внешнего повода; из слов Ксена у меня складывалось впечатление, что сам Клеарх и другие полководцы не отдают себе в этом отчета.
— Они провоцируют вас, — сказала я. — Хотят принудить к чему-то. Не то подвигнуть на нападение, не то заманить в ловушку.
— Клеарх придерживается иного мнения, — ответил Ксен. — Он убежден в том, что это всего лишь случайное стечение обстоятельств. Протяженность плодородных земель сокращается но мере того, как приближаются горы, поэтому мы часто вынуждены подходить друг к другу на близкое расстояние и соперничать за провизию. Кроме того, нам не нравятся они, а им не нравимся мы. Вот и все. Но предстоит двигаться вместе еще три месяца, и все это так или иначе закончится.
Через три дня мы вновь отправились в путь, на север; перед отходом я попрощалась с Дургат. Она обняла меня и на мгновение взглянула с тем же самым выражением, словно хотела предупредить: «Будь осторожна».
— Удачи.
— И тебе удачи, — ответила я и села в повозку.
Мы продолжали идти еще на протяжении двадцати дней, солнце всегда вставало справа от нас. Постоянно возникали стычки и потасовки с воинами персидских конных отрядов — до тех пор пока мы не добрались до реки, протекавшей к востоку от Тигра, и пересекли ее по наплавному мосту.
На другом берегу Клеарх созвал полководцев и спросил, приказывали ли они своим людям задирать персов, но те ответили, что распорядились отвечать противнику только в случае прямого нападения. Клеарх заявил, что хочет положить конец проблеме раз и навсегда.
— Но как? — поинтересовался Софос, присутствовавший на совещании вместе с Неоном, который в последнее время следовал за ним повсюду словно тень.
— Хочу попросить Тиссаферна о встрече, о верховном совете между нашими военачальниками и персидскими.
— Думаешь, это что-то решит? — полюбопытствовал Софос.
— Я считаю, что да. Подобное положение дел не выгодно ни нам, ни им, и Тиссаферну хорошо известно, что, если дело дойдет до открытого противостояния, в лучшем случае он понесет тяжелые потери, которых не может себе позволить, а в худшем — мы нанесем ему поражение. Наши люди полны сил, хорошо здесь освоились и, более того, не боятся нападения вражеской армии. Говорю тебе, персы согласятся.
— А как ты намерен все это организовать, если они согласятся? — спросил Сократ-ахеец.
— На нейтральной территории, на полпути между нашими лагерями. И ограниченный состав переговорщиков: не более пятидесяти человек с каждой стороны. Мне нужны люди расторопные и готовые действовать, если придется.
— Об этом я позабочусь, — сказал Менон.
— Отлично. Сегодня же отправь к персам отряд гонцов. Пускай договорятся о дне и часе. Остальным я займусь лично.
В тот вечер Сократ-ахеец ужинал вместе с нами и обо всем рассказал. Он был довольно весел и убежден в том, что все уладится. Я же вовсе не разделяла его уверенности. Только когда Сократ ушел, я внезапно все поняла — по крайней мере так мне показалось — и попросила Ксена выслушать меня. Пускай я всего лишь женщина.
— Вот на что намекала мне Дургат: нас поджидает смертельная опасность, нам грозит истребление. Она это знала, но не могла говорить. Ты задавался вопросом: почему нападения и стычки вдруг участились, без какой-либо видимой причины? Предстоящая встреча — ловушка, я уверена. Ты должен остановить их.
Ксен в задумчивости покачал головой:
— Это всего лишь твое впечатление. Девушка ничего не сообщила просто потому, что ей нечего было сказать.
— Ошибаешься. Дургат разговаривала со мной на языке женщин, на языке интуиции, инстинкта, благодаря которому мы предчувствуем опасность; она знала, что я пойму. Таким образом пленница отблагодарила меня, не подвергая опасности свою жизнь.
Ксен явно был тронут. В глазах у меня стояли слезы, я вся дрожала. Он попытался меня успокоить:
— Нет причин так тревожиться. Клеарх готовит всего лишь предварительную встречу. Мы даже не знаем, согласится ли Тиссаферн, окажется ли он настроен вести переговоры. Как только получим ответ, можно будет делать выводы.
— Побеседуй с ним сейчас: иди к Клеарху или убеди Сократа поговорить с ним.
— И что я скажу: будто девушка-персиянка посмотрела на тебя как-то особенно? Постарайся об этом не думать. Давай ляжем спать, а завтра, когда вернутся гонцы, узнаем, состоится встреча или нет.
Я ждала такого исхода. Да и кто поверил бы фантазиям женщины?
Всю ночь не сомкнула глаз.
13
Наши послы вернулись утром, вскоре после рассвета: им дали положительный ответ. Тиссаферн согласился на встречу; более того, велел передать, что будет счастлив устроить ее, ведь она поможет разрешить все трудности и уладить противоречия. Персы также определили место для совещания — шатер неподалеку от Тигра, расположенный в трех стадиях от обоих лагерей.
Клеарх решил двинуться в путь в то же утро. Его сопровождали полководцы: Агий-аркадиец, Сократ-ахеец, Менон-фессалиец и Проксен-беотиец. За ними следовало около двадцати военачальников рангом пониже и еще пятьдесят избранных воинов, самых сильных и храбрых. Я еще раз попыталась объяснить Ксену, сколь огромная опасность им грозит:
— Зачем отправлять туда всех этих воинов? И всех высших военачальников? Разве недостаточно было бы нескольких человек, самых умных и опытных? Или одного Клеарха?
— Кажется, Тиссаферн на этом настоял: он хочет, чтобы его полководцы встретились с нашими: будет пир, обмен дарами — в общем, перс хочет создать атмосферу взаимного доверия.
— Поверить не могу! Умудренные опытом воины, много лет участвовавшие в сражениях, не понимают, что это может оказаться ловушкой? Ну подумай немножко, попробуй вообразить себе, что будет, если я права. Вашу армию обезглавят одним ударом. В мгновение уничтожат все верховное командование.
— Это не так просто, — возразил Ксен. — Наши полководцы — умелые воины; кроме того, они приняли все необходимые меры предосторожности. Клеарх ведь не дурак — устроит все так, чтобы на встрече не было других персов. Местность там равнинная, я видел, так что большому войску спрятаться негде. И Клеарх решил выступить немедленно именно для того, чтобы не дать противнику времени приготовить ловушку. Чтобы победить сотню наших, им понадобится по крайней мере триста человек — если персы хотят быть уверенным в успехе. А где им спрятать всех этих людей? Успокойся, и никому ни слова, а то выставишь меня на посмешище.
Так он сказал, а мне хотелось прокричать, чтоб персы не ходили туда, не подвергали себя смертельной опасности. Я чувствовала: страхи мои не пустая выдумка, они имеют под собой реальную основу. Однако я стояла у дороги с амфорой для воды в руках и смотрела, как воины медленно скрываются из виду. Клеарх возглавлял посольство; он ехал верхом, в доспехах, украшенных золотом, в черном плаще. За ним следовали Сократ-ахеец, в чеканных бронзовых латах, и Агий-аркадиец, в латах из посеребренной бронзы; за плечами у обоих развевались голубые плащи. Проксен-беотиец, в черном плаще, как и Клеарх, надел панцирь из жатого льна, украшенный полосками красной кожи, с изображением горгоны на груди. Колонну верховных военачальников замыкал Менон. Он был великолепен в сверкающих бронзовых доспехах с золотыми вставками, в поножах с серебряной окантовкой; под мышкой левой руки фессалиец держал шлем с белым гребнем, а длинный плащ, как всегда, белый, ниспадал на спину коня. Дальше двигались полководцы более низкого уровня, рядами по четыре человека. По бокам, отрядами по двадцать пять воинов, — телохранители. Когда Менон проехал мимо меня, я посмотрела на него с такой тоской, что он взглянул на меня в ответ ободряюще, словно говоря: «Все будет хорошо». Потом кивнул, прощаясь с кем-то за моей спиной, и я обернулась.
Мелисса стояла рядом, завернувшись в воинский плащ, доходивший ей лишь до колен, подняв вверх правую руку.
На глазах ее блестели слезы.
Время словно остановилось, а обстановка в лагере казалась такой напряженной, будто от этого посольства зависело будущее всей армии; в каком-то смысле так оно и было. Люди потихоньку переговаривались, разбившись на небольшие группки. Некоторые поднимались на холмы возле лагеря и смотрели на юг в надежде разглядеть что-нибудь. Другие, те, что остались внизу, сложив ладони рупором, кричали, спрашивая, не видно ли чего. Не одна я беспокоилась. Казалось, солнце прилипло к небу, замерло в его середине.
Я подошла к Мелиссе.
— Он сказал тебе что-нибудь перед уходом?
— Просто поцеловал меня.
— И больше ничего?
— Нет.
— Не говорил, что думает об этом посольстве?
— Нет. Он выглядел спокойным.
— Почему же ты плачешь?
— Я боюсь…
— Влюбленная женщина всегда тревожится, когда любимому угрожает опасность. Это похоже на обморок, на ощущение пустоты, на головокружение…
— Тебе повезло. Твой Ксен участия и битвах не принимает.
— Это не так. В нашей повозке есть два комплекта вооружения: он тоже хочет сражаться. Поступил так в Кунаксе, и сделает это еще раз. Положение с каждым днем становится все хуже, и наступит момент, когда армии потребуется каждый мужчина, умеющий владеть мечом. Я лишь молю богов о том, чтобы все вернулись целыми и невредимыми, а потом нам уже нечего будет бояться. Давай попытаемся не терять присутствия духа. Ксен сказал, что Клеарх — человек разумный и наверняка принял все необходимые предосторожности. Наши вернутся, и весь этот кошмар вскоре станет неприятным воспоминанием.
Мелисса молчала, погруженная в свои мысли, а потом произнесла со вздохом:
— Почему Ксен ненавидит Менона?
— Не ненавидит. Возможно, боится. Они слишком не похожи друг на друга, у них разный жизненный опыт. Великие наставники учили Ксена добродетели, а Менон воспитывался на поле боя. Ксен мечтал об активном участии в политической жизни своего полиса, а Менон всегда думал лишь о том, как выжить, как избежать ранений и смерти…
— …Скорее, плена и пыток. Этого он очень боятся.
— Не знала я, что Менону-фессалийцу знаком страх.
— Знаком. Он не боится смерти, но его приводит в ужас мысль о том, что можно попасть в руки врага, который изуродует его тело, как это сделали с Киром. Считает собственное тело абсолютной ценностью, произведением демиурга, которое никто не имеет право портить.
— Что означает «демиург»? — спросила я.
— Это Верховный Творец, создавший нас всех.
Звук трубы прервал наш разговор. Тревога!
— Что происходит? — воскликнула я.
Мелисса взглянула на меня, и в тот же миг по ее расширенным глазам я поняла: тревоги, мучившие девушку до сих пор, становятся явью.
Мы немедленно покинули палатку и побежали к южной границе лагеря, туда, где уже начали собираться люди. Труба продолжала играть тревогу; ее настойчивый, пронзительный голос разрывал душу. До нас доносились слова воинов:
— Кто это?
— Один из наших. Видишь потник коня?
— Да он с трудом держится верхом!
— Верно, смотрите: он согнулся пополам, вот-вот упадет.
— Он ранен! И конь весь в крови.
Как всегда, из ниоткуда возник Софос на вороном скакуне. Неон, вооруженный до зубов, следовал за ним на небольшом расстоянии.
— У кого есть кони, за мной! Немедленно облачайтесь в доспехи, сомкнуть ряды! Выстроиться полукругом у подножия холма; скорее, времени нет!
Он еще не окончил речь, как на горизонте возникло облако пыли, а в нем появились призрачные фигуры всадников, несшихся к нам безудержным галопом.
— За мной! — закричал Софос и помчался навстречу врагу.
Неон и остальные последовали за ним, угадав его намерения.
Греки добрались до окровавленного всадника, двое окружили его по бокам, поддерживая за плечи. Софос ухватил коня под уздцы, Неон заслонил раненого сзади. Отовсюду градом посыпались стрелы, а труба тем временем сменила напев и теперь трубила сбор. Воины строились в боевой порядок, словно в этом пронзительном звуке им слышался голос Клеарха, которого больше не было с ними. Красные плащи выстроились тесными рядами, спиной к холму, словно мыс протянувшемуся на восток до самого берега Тигра.
Я увидела происходящее во всех чудовищных подробностях. У прискакавшего к нам воина был вспорот живот, он поддерживал внутренности руками, ручьем текла кровь; лицо его представляло собой маску боли, и он наверняка упал бы, если бы его не поддерживали. Софос натянул поводья своего жеребца и остановил коня раненого. Все четверо спешились и, схватив несчастного за руки и за ноги, побежали к лагерю, ища укрытия: ряды разомкнулись при их приближении, чтобы потом сомкнуться снова.
Я услышала крик Софоса:
— Лекаря! Скорее позовите лекаря!
Мы с Мелиссой бросились вперед, полагая, что понадобится наша помощь, когда лекарь займется раненым. Мелисса все время спрашивала:
— Кто это? Его узнали? Кто это?
— Неизвестно. Во всяком случае, мы его не знаем.
Вскоре показались персы, однако наши воины встретили их плотным строем, непреодолимой стеной, из которой торчали острия копий, и тогда враг поменял направление атаки, пытаясь обойти спартанцев. На греков обрушился град стрел, но они падали на землю, не причиняя вреда, отраженные щитами.
Мы с Мелиссой добрались до подножия холма: лекарь уже склонился над раненым и разложил инструменты на полоске кожи, расстеленной на земле.
— Скорее принесите мне воды и уксуса, если найдете, — крикнул он, едва завидев нас. — Быстрее, или этот человек умрет!
Мы бросились выполнять поручение, а возвращаясь, увидели, как Софос, пеший, ведет плотные ряды воинов навстречу неприятельским всадникам, за спиной которых теперь был Тигр.
Лекарь промыл ужасную рану и дал воину кусок кожи, чтобы тот зажал его зубами и не кричал. Нам же велел держать несчастного за руки и приступил к работе. Сначала запихнул кишки в брюшную полость, потом стал зашивать мышцы и кожу. Боль была столь сильной, что лицо воина исказилось до неузнаваемости.
В этот момент явился один из остававшихся в лагере верховных военачальников, Агасий-стимфалиец, и спросил:
— Он что-нибудь сказал?
— Heт. Ты думаешь, он в состоянии разговаривать?
— Софосу он сообщил, что все наши погибли, а полководцев захватили в плен.
Мелисса не сдержалась и воскликнула:
— Значит, полководцы живы?
Ответа девушка не получила. Лекарь закончил с раной и залил шов чистым уксусом, заставив раненого еще раз застонать от боли.
— Персы уходят! — раздался крик.
Агасий на мгновение поднял голову, потом снова обратился к лекарю:
— Сколько он проживет?
— Меч разрезал брюшные мышцы, но не задел кишечник. Возможно, парень протянет еще дня два или даже больше.
— Поддерживай в нем жизнь. Нам нужно, чтобы он смог говорить.
Лекарь вздохнул и принялся перевязывать рану.
Несчастный юноша оказался аркадийцем по имени Никарх; несмотря на невыносимую боль, он держался до последнего и впал в беспамятство, как только лекарь закончил свою работу.
— Оставайся с ним, — попросила я Мелиссу. — Скоро вернусь. — И отправилась в лагерь.
Солнце село за горизонт, темнело. Персидская армия отступила и пропала из виду. Застать наших врасплох не удалось, и враги вернулись на свои позиции: надежды преодолеть непроницаемый строй греков у них не оставалось. Воины в красных плащах в очередной раз внушили неприятелю священный ужас. Софос с отрядом конных разведчиков отправился исследовать участок долины, расположенный ближе к вражескому лагерю, и до сих пор не возвращался. Я даже подумала, что он поехал сдаваться, но тут же отбросила от себя эту мысль: ведь это он построил армию и спас жизнь Никарху-аркадийцу, по крайней мере на время.
Я стала искать Ксена, так как не видела его уже довольно давно; войдя в палатку, нашла возлюбленного там, в самых красивых доспехах из кованой бронзы, рельеф которых повторял мускулатуру грудной клетки. Меч покоился в ножнах, украшенных фигурами крылатых сфинксов, пояс представлял собой серебряную цепь, коринфский шлем венчал огненно-красный гребень, а бронзовые посеребренные поножи украшало изображение львиных голов на уровне колена. Выглядел Ксен впечатляюще, словно превратился совсем в другого человека.