Худайберды Диванкулиев (Дивангулыев)
историко-приключенческая повесть
Шумели гомоном прозрачные степные озера. От скрытого за окоемом Моря каспов валом шли утки, гуси, лебеди.
— Эй-xo! Здравствуй, степь!.. — смеясь, кричал Исмал.
Низко закружил над камышами кречет с горящими бусинками-глазами. Охотник следил за ним завистливым взглядом. Хорошо быть птицей! А человеком?.. Тоже хорошо. Но человек не может летать. Родное стойбище Исмала, ох, как далеко отсюда, оно за Окс-морем. И там ждет — не дождется его Серви. Мог бы охотник парить в воздухе, как кречет, полетел бы быстрей ветра к своей девушке, увидел бы ее синие глаза, гибкую фигурку, ловкие движения. А так — пешком иль на повозке, пока доберешься к Окс-морю, много раз взойдет солнышко. А потом надо еще плыть в чернопарусной лодке через море. «Эх, нескоро я увижу Серви», — вздохнул он.
Едва ползет по степи возок, запряженный полудикими конями. Монотонный скрип неуклюжих колес, заунывный посвист ветра навевают на охотника дрему. Поглядел Исмал на сладко спавших позади него родичей — и сам незаметно заснул. И увидел опять дикие леса Полуночи, где «белки идут дождем, а соболя скачут черной метелью». Три луны назад старый Тур, вождь речного племени за Окс-морем, отправил малый отряд во главе с Исмалом за мехами и шкурами. Поход оказался удачным, хотя один из охотников и погиб от дикарской стрелы, пущенной в него из глухой чащобы. Зато на повозке лежат, вон, груды рысьих, соболиных, куньих, бобровых шкурок.
Исмал наменял большую часть добычи за медь и бронзу, ценимые дикарями; за украшения из халцедона, давал также им ткань из хлопчатника, красивую посуду. А кое-что настреляли и сами — из лука. Будет что подарить Серви!
Вьется, разматывается прихотливая нить памяти... Над лесами полуночи пламенело лето — с долгими грустными закатами, звездными ночами и седыми росами. Дикари в шкурах возникали подобно привидениям. Угрожали оружием, а потом несли на обмен меха, ибо дикари — тоже люди: они примут тебя, если в твоей руке не меч, а дары и товары. Дикари угощали Исмала олениной, ягодами, всем, что едят сами. Рассказывали о холодной Полуночи, о Море Сумрака, где высоко в небе горят цветные полосы, а на земле, залитой студеной водой, растет белый мох с красными цветками.
Ярче всего помнится охотнику река, текущая по ту сторону Каменного пояса. Конечно, ни Исмал, ни его родичи, обитавшие три с половиной тысячи лет назад у Аральского моря, не могли знать, что это Волга. День был солнечным и ветреным. Неоглядной шири поток безмолвно катился на полудень, к Морю Каспов. Целый день любовался Исмал этой рекой. Сколько волн и простора было на ней!.. Родичи сидели на повозке, болтая ногами, и посмеивались над старшим.
Противоположный берег реки был крут и высок, а на нем росли густые леса.
Несколько дней отдыхали охотники на песчаном левом берегу Волги. Однажды утром Исмал заметил: от крутого берега плывет к ним чёлн из цельновыдолбленного дуба. Управлял им стоя огромный детина в длинной рубахе и портах, закатанных до колен. Его рыжие космы факелом развевались по ветру. Подняв весло, он гулко крикнул: «Ого-ге-эй!..». Исмал протянул в приветствии руку, потом приложил ее к груди. Держась в отдалении, детина что-то спросил на чужом, совсем непонятном, языке. Исмал догадался, о чем он спрашивает и махнул рукой на юго-восток. Потом вынул из сумки кусок бересты с рисунком Окс-моря и такой же огромной реки, который он создал по сведениям, прежде ходивших на Полуночь, охотников. Детина перегнулся через борт, долго смотрел, наконец понял и рассмеялся. Кивнул, мощным ударом весла поворотил чёлн. Вскоре он стал темной точкой на сверкающем зеркале Волги...
Родич сильно хлопнул Исмала по спине, и дрёма отлетела, погасло и видение солнечной реки.
— Ночевать надо, — устало сказал родич.
* * *
Через две луны они переплыли Окс-море на плоту и теперь подъезжали к родному стойбищу. Открылась заводь Бешеной реки, высокая аркасная хижина на берегу. Это был дом племени «речных людей». Вокруг него теснились полуземлянки из камыша и дерева. Завидев повозку, женщины и девочки, собирающие на отмели моллюсков и съедобные растения, побежали навстречу щебеча и вскрикивая от восторга, они мяли и щупали меха, шкурки. Исмал кивал им, улыбался, а сам искал глазами Серви. Но ее не было! Он спросил одну из старых женщин:
— Э, Косуля... Куда делась Серви?
Женщина взглянула на него как-то сожалеюще, потом тихо ответила:
— У Старого Тура узнай. — И снова погрузила пальцы в меховые груды.
Тут вдали заревел большой рог, ударили в бубны. Нарастал гомон мужских голосов: к повозке спешили соплеменники. Впереди всех на белом осле ехал Старый Тур.
Исмал медленно слез с повозки, пошел навстречу вождю. Поднял над головой связку отборных шкурок и прокричал:
— Привез много-много, Тур. Смотри!..
Вождь чуть заметно кивнул, поиграл задумчиво жезлом из халцедона. Чуть дольше, чем надо было, задержал на хмуром лице Исмала немигающие желтые глаза и процедил, вроде, ласково:
— Ты хороший охотник. Хотя и молод. За удачу отдаю тебе три шкурки.
«Мало... — мысленно возразил Исмал. — Ты плохой, скупой старик. Ладно, я не забуду подарка». Не услышав возражений, Тур сказал:
— Иди в Дом племени. Потом позову, если надо.
Пальцем поманил к себе старшего воина и что-то приказал ему.
Тот пошел к повозке, порылся в шкурах, кинул к ногам проходившего Исмала еще одну куницу и облезлую медвежью шкуру.
— Старый Тур дает тебе еще это, — пробурчал он. — А знаешь почему? — И так же, как та женщина, сочувственно поглядел в глаза охотника. Отвечать на свой вопрос воин не стал, а Исмалу не хотелось допытываться. Его мучало другое: «Почему нет Серви? Заболела, что ли? Куда ушла?..»
Откинув камышовый полог, он вступил в Дом. Вонь семейных очагов ударила ему в нос. Защипало глаза от едкого дыма, но это был с детства знакомый, родной чад. В громадном каркасном доме под общей крышей жило почти все племя. Каждая семья имела свой очаг для готовки пищи.
Исмал пробрался в угол, где ютились бессемейные, лег на нары и закинул руки за голову. Тут к нему повернулся брат отца, давно погибшего на охоте, и сказал:
— Хоп, Исмал!.. Я радуюсь, что ты вернулся. Серви нет здесь, не ищи. Ее забрал к себе Старый Тур. Держит в темном срубе.
— Почему? — не осознав вести, спросил Исмал.
— Не хочет покорной быть.
Исмал резко приподнялся, родич снова прижал его к нарам.
— Не ходи! — прошипел сердито. — Тур очень злой. Он знает, что о тебе Серви думает... Берегись его гнева.
Исмал заскрипел зубами. Потом долго не спал, все думал. Ничего не придумал. Простой охотник не может ослушаться вождя племени. «Надо идти к Серви, — решил он наконец. — Хоть увидеть надо».
Глухой ночью он тихо встал, проверил, за поясом ли бронзоный кинжал. Исмалу подарил его южный торговец, неведомо как добравшийся к берегам Окс-моря. Купец тогда заблудился в барханах, и не жить бы ему, да наткнулся на него в пустыне Ис-мал, охотившийся на джейранов.
Обманчиво мерцали в небе звезды, предвещая скорый рассвет. Исмал ползком подобрался к срубу. Дверь была заложена брусом. Вытащив кинжал, он перерезал ремни, крепящие брус, и бесшумно открыл дверь... Серви спала на старой оленьей шкуре. Исмал сел на корточки, ласково провел по ее волосам. «Вставай, — шепнул он. — Это я». Серви открыла глаза и слабо охнула от радости. Молнией вскочила на ноги.
— Это я, Исмал, — повторил он шепотом. — Хочешь уйти со мной в пустыню? Не боишься?
— Ничего не боюсь, — ответила Серви.
...Рассвет застал обоих далеко от стойбища. Но не так далеко, как хотелось бы. Чужой осел, уведенный Исмалом, шел неохотно. Солнце поднялось выше, стало жарко. И он решил переждать полуденный зной в камышах рукава Бешеной реки. Ее воды текли на закат — к Морю Каспов. Через тысячи лет поток назовут Узбоем.
...Опытный следопыт, Тур быстро нашел следы Исмала, хотя и обнаружил исчезновение Серви поздним утром. Дремавшая на плече охотника девушка вдруг услышала лай пса, мужской говор. «Старый Тур пришел!..» — вскрикнула она. Исмал мгновенно встал, кинулся за ослом, щипавшим зеленые побеги камыша. И они погнали длинноухого в протоку — к островку, покрытому густыми кустами. Серви сидела на спине осла, а Исмал, держа повод левой рукой, отчаянно загребал правой, одолевая сильное течение. Волны захлестывали Серви, но девушка сохраняла равновесие... Едва они успели скрыться в кустарнике, на берегу протоки появились всадники. Пес осторожно вошел в воду и хрипло залаял в сторону острова. С шумом и гиканьем всадники погнали коней в протоку, а старый Тур остался. «Эх, как плохо, не убежишь никуда», — с тоской думал Исмал. Вздохнул и натянул тетиву лука. Старый вождь не успел отклониться: стрела вошла ему в грудь. Тур завыл от боли, хватаясь за гриву коня, медленно сполз на землю. Пес сразу повернул назад, за ним — двое родичей Тура. Остальные выбрались на островок.
— Беги и жди там... — сказал Исмал девушке. Серви отрицательно замотала головой.
Еще три раза посылал он стрелы — и двое из рода Тура упали на горячий песок. Живые затаились в кустарнике. Полетели ответные стрелы. Одна вырвала вместе с кожей клок волос Исмала. А через мгновение пронзительно вскрикнула раненая Серви.
Она перекосилась назад и упала, неловко подвернув ногу. Исмал осторожно поднял ее, отнес в ложбину. Хотел было выдернуть стрелу — и опустил руки: Серви умирала. Оставшиеся в живых люди Тура понеслись с дальнего конца острова, понукая коней, погрузились в воду, им было не до Исмала, спешили помочь вождю. Исмал проводил их взглядом, но не шевельнулся. Ему было теперь все равно, ибо Серви уходила навсегда... Исмал опустился на колени, заметив, что девушка пытается что-то сказать. Приложил ухо к ее губам и кое-как разобрал: «Найди меня в стране предков... Исма-а-ал!.. Найди». Судорожно пошарила за поясом, вытащила ладонку, с вшитым в нее корнем белой лилии, еле слышно сказала: «Возьми. Корень охраняет...». Огромные синие глаза Серви глянули на Исмала — и стали тускнеть.
* * *
Впавшего в беспамятство Старого Тура родичи повезли в стойбище. Когда их голоса затихли вдали, Исмал соорудил из саксаула большой костер и перенес на него Серви... Факел огня и прозрачного дыма заметался на ветру. Охотник стоял, не чувствуя зноя и жары костра, ибо Серви ушла на крыльях дыма в Страну предков, в вечно зеленую степь, где много цветов, трав, утренней свежести.
Давно погас огонь, а Исмал все сидел на песке, тупо глядя на остатки костра. Потом встал и оглянулся. Все было по-прежнему. Так же неслась река, тростинки гнулись под ветром, лишь солнце склонилось к закату. «Куда пойдешь? Что делать?.. Назад в стойбище пути нет...». И тут вспомнил он о торговце из полуденного края, вспомнил его слова: «У нас в предгорьях хорошо. Много воды и зелени. Деревья большие, они похожи на зеленые шары. Травы выше человека. Люди живут в больших селениях. Умеют ткать узорчатые ткани, шить красивые одежды. Они научились ковать острые мечи и щиты, шлемы, драгоценные украшения. Рыхлят землю, бросают в нее семена злаков и выращивают много-много хлеба. Вы не знаете, что это такое. А узнаете — никогда не откажетесь. Пока вы дикие степняки, охотники и рыболовы. Этого мало! Ты, Исмал, помог мне избежать смерти в барханах! И я не забуду услуги. Приходи ко мне хоть через тысячу лет — мой дом всегда примет тебя. Запомни город, где живу я. Катсаг его имя! Спроси там дом Дравида, и любой покажет».
Исмал решил добраться до неведомого Катсага. Из толстых коряг он соорудил плот и поплыл по Узбою. Масса воды текла правильно и широко! Только мелькали справа и слева степные кустарники да высокие зеленые холмы. Барханы исчезли, все зеленело. Часто попадались островки, похожие на тот, где погибла Серви, и старая боль щемила сердце. Ночами Исмал прибивался к берегу, а днем плыл. От палящего солнца спасался под навесом из камыша. И все время высекал на пластинке из кости образ Серви. Эту работу он начал еще в дни охоты на Полуночи. Милый облик окутывала теперь грустная дымка, и профиль девушки обретал еще большую прелесть... Талант художника проявился у Исмала в отрочестве. И родичи, бывало, изумленно цокали языком, глядя на птиц, зверей, растения, процарапанные на халцедоне.
Однажды перед рассветом Исмала схватили на берегу неведомые люди в овечьих шкурах. Его связали, бросили на спину осла. И караван, нагруженный свежей рыбой, поспешно тронулся в путь: до предгорий далеко, а свежая рыба может пропасть. В предгорном селении Исмала привели к старейшине — могучему старцу с ясным взглядом. Он оглядел атлетическую фигуру степняка, одеяние — клочки оленьей шкуры, скрепленные ремешками — и жестом велел развязать Исмала.
— Куда шел? — спросил старейшина, и его язык был понятен: Исмал не подозревал, разумеется, что оба они одной крови.
— Кат-саг! Надо идти Катсаг, — с трудом ответил охотник.
— Зачем?..
— Дравид там живет. К нему иду.
Услышав это имя, старец заулыбался:
— Я знаю купца Дравида. Завтра утром в Катсаг уйдет караван.
И вот среди холмов, увитых зеленым плющем, в кольце заливных лугов открылся Катсаг.
Над зубцами стен высился храм, похожий на зиккураты шумеров, хотя Исмал не знал ни о каком Шумере. Он просто любовался бело-синим чудом, которое верно описал в своем рассказе тот купец. Чуткая к красоте мира душа Исмала млела от восторга.
Караван вошел в главные ворота города и растворился в улицах. Но не прежде чем Исмал простился со своими спутниками. Постояв немного в тени карагача и напившись чистой холодной воды из арыка, Исмал пошел длинными прямыми улицами и скоро вышел к храму. Перед ним кипел-шумел базар. Наперебой кричали продавцы и покупатели, блеяли овцы и козы, оглушительно ревели ослы... Ремесленники меняли тут свои изделия на выделанные шкуры быков, земледельцы отдавали за украшения инвентарь, посуду, зерно и овощи. Изредка пускались в ход электрум, золото, медь, куски лазурита.
Поглазев на невиданное зрелище, Исмал миновал ряды торговцев и остановился перед домом: на ступеньках сидел чернобородый толстяк.
— Укажи дом купца Дравида, — сказал охотник. Толстяк лениво кивнул на противоположный ряд домов:
— Там! Видишь дом из желтого камня?
...Невысокий, плотный, с кудрявой головой купец принял его, как брата. Усадил на циновки, велел слуге принести еды и напиться. Когда Исмал поел, он коротко спросил:
— Как сумел пробраться к нам? Путь от Окс-моря долог и опасен.
Дравид выслушал сбивчивый рассказ. Покачал кудрявой головой и степенно молвил:
— Твоя судьба, Исмал — это моя судьба. Но ты пришел в тревожное время! По ту сторону гор... — Дравид кивнул на синеющие хребты, — я узнал от эламских людей: «Царь Урского края послал сюда войско Набонида. Зачем — не ведаем сами». — Он хмуро подергал мочку левого уха, где висела серьга и добавил. — Что ж, встретим судьбу вместе.
Сменились фазы луны, пока все было спокойно. Никто не тревожил вольных людей предгорий. Дравид часто уезжал по своим делам, возвращался и много времени уделял Исмалу: учил его клинописи, счету, говорил часами о своих странствиях по Востоку.
— Моя родина, брат, не Катсаг. Она далеко отсюда, в устьях Инд-реки, которая вливается в беспредельное море Уадж-Ур (Индийский океан). Когда-то я был мореходом, имел в городе дилмунцев (Мохенджо-Даро) торговый дом. И каждый сезон плавал в Пунт и Шумер на оранжевопарусном корабле... Да, было время. — Он вздохнул, понурился. — Покинул я родину не по доброй воле. Как и ты, Исмал.
В своих плаваньях Дравид посетил страны, о которых на Полуночи никто никогда не слышал.
— Однажды после трехдневной бури мой корабль принесло к неведомому острову. Потом я узнал, что в наших легендах его зовут Солнечным, аравийцы же — Тапробаной. Он — громадный! Там высоки горы, широки реки, он весь в густых лесах мрачного вида. Ночами летают огненные жуки, а крики обезьян, похожие на крики кошек и немного — лисиц, как и звон цикад, не дают спать. Те обезьяны чуть меньше человека.