— Правильно. Молодец. А это вот буква «я». Ясно?
— Ясно, — говорит. — Это буква «ты».
— Да не «ты», а «я»!
— Не я, а ты.
— Не я, а буква «я»!
— Не ты, а буква «ты»!
— Не буква «ты», господи боже мой, а буква «я»!
— Не буква «я», господи боже мой, а буква «ты».
Я опять вскочил и опять забегал по комнате.
— Нет такой буквы! — закричал я. — Пойми ты, бестолковая девчонка! Нет и не может быть такой буквы! Есть буква «я». Понимаешь? Я! Буква «я»! Изволь повторять за мной: я!я!я!..
— Ты, ты, ты, — пролепетала она, едва разжимая губы. Потом уронила голову на стол и заплакала. Да так громко и так жалобно, что весь мой гнев сразу остыл. Мне стало жалко её.
— Хорошо, — сказал я. — Как видно, мы с тобой и в самом деле немного заработались. Возьми свой книги и тетрадки и можешь идти гулять. На сегодня хватит.
Она кое-как запихала в сумочку своё барахлишко и, ни слова мне не сказав, спотыкаясь и всхлипывая, вышла из комнаты.
А я, оставшись один, задумался: что же делать? Как же мы в конце концов перешагнём через эту проклятую букву «я»?
«Ладно, — решил я. — Забудем о ней. Ну её. Начнём следующий урок прямо с чтения. Может быть, так лучше будет».
И на другой день, когда Иринушка, весёлая и раскрасневшаяся после игры, пришла на урок, я не стал ей напоминать о вчерашнем, а просто посадил её за букварь, открыл первую попавшуюся страницу и сказал:
— А ну, сударыня, давайте-ка почитайте мне что-нибудь.
Она, как всегда перед чтением, поёрзала на стуле, вздохнула, уткнулась и пальцем и носиком в страницу и, пошевелив губами, бегло, не переводя дыхания прочла:
— Тыкову дали тыблоко.
— Что такое?! Какому Тыкову? Какое тыблоко? Что ещё за тыблоко?
Посмотрел в букварь, а там чёрным по белому написано:
«Якову дали яблоко».
Вам смешно? Я тоже, конечно, посмеялся. А потом говорю:
— Яблоко, Иринушка! Яблоко, а не тыблоко!
Она удивилась и говорит:
— Яблоко? Так, значит, это буква «я»?
Я уже хотел сказать: «Ну, конечно, «я». А потом спохватился и думаю: «Нет, голубушка. Знаем мы вас. Если скажу «я» — значит, опять пошло-поехало? Нет, уж сейчас мы на эту удочку не попадёмся».
И я сказал:
— Да, правильно. Это буква «ты».
Конечно, не очень-то хорошо говорить неправду. Даже очень нехорошо говорить неправду. Но что же поделаешь? Если бы я сказал «я», а не «ты», кто знает, чем бы всё это кончилось. И, может быть, бедная Иринушка так всю жизнь и говорила бы: вместо «яблоко» — тыблоко, вместо «ярмарка» — тырмарка, вместо «якорь» — тыкорь и вместо «язык» — тызык. А Иринушка, слава богу, выросла уже большая, выговаривает все буквы правильно, как полагается, и пишет мне письма без одной ошибки.
Большая стирка
Один раз мама пошла на рынок за мясом. И девочки остались одни дома. Уходя, мама велела им хорошо себя вести, ничего не трогать, со спичками не играть, на подоконники не лазать, на лестницу не выходить, котёнка не мучить. И обещала им принести каждой по апельсину.
Девочки закрыли за мамой на цепочку дверь и думают: «Что же нам делать?» Думают: «Самое лучшее — сядем и будем рисовать». Достали свои тетрадки и цветные карандаши, сели за стол и рисуют. И всё больше апельсины рисуют. Их ведь, вы знаете, очень нетрудно рисовать: какую-нибудь картошину намазюкал, красным карандашом размалевал и — готово дело — апельсин.
Потом Тамарочке рисовать надоело, она говорит:
— Знаешь, давай лучше писать. Хочешь, я слово «апельсин» напишу?
— Напиши, — говорит Белочка.
Подумала Тамарочка, голову чуть-чуть наклонила, карандаш послюнила и — готово дело — написала:
ОПЕЛСИН
И Белочка тоже две или три буковки нацарапала, которые умела.
Потом Тамарочка говорит:
— А я не только карандашом, а я и чернилами писать умею. Не веришь? Хочешь, напишу?
Белочка говорит:
— А где ж ты чернила возьмёшь?
— А у папы на столе — сколько хочешь. Целая банка.
— Да, — говорит Белочка, — а ведь мама нам не позволила трогать на столе.
Тамарочка говорит:
— Подумаешь! Она про чернила ничего не говорила. Это ведь не спички — чернила-то.
И Тамарочка сбегала в папину комнату и принесла чернила и перо. И стала писать. А писать она хоть и умела, да не очень. Стала перо в бутылку окунать и опрокинула бутылку. И все чернила на скатерть вылились. А скатерть была чистая, белая, только что постланная.
Ахнули девочки.
Белочка даже чуть на пол со стула не упала.
— Ой, — говорит, — ой… ой… какое пятнище!..
А пятнище всё больше и больше делается, растёт и растёт. Чуть не на полскатерти кляксу поставили.
Белочка побледнела и говорит:
— Ой, Тамарочка, нам попадёт как!
А Тамарочка и сама знает, что попадёт. Она тоже стоит — чуть не плачет. Потом подумала, нос почесала и говорит:
— Знаешь, давай скажем, что это кошка чернила опрокинула!
Белочка говорит:
— Да, а ведь врать нехорошо, Тамарочка.
Я и сама знаю, что нехорошо. А что же нам делать тогда?
Белочка говорит:
— Знаешь что? Давай лучше — выстираем скатерть!
Тамарочке это даже понравилось. Она говорит:
— Давай. А только в чём же её стирать?
Белочка говорит:
— Давай, знаешь, в кукольной ванночке.
— Глупая. Разве скатерть в кукольную ванночку залезет? А ну, тащи сюда корыто!
— Настоящее?..
— Ну, конечно, настоящее.
Белочка испугалась. Говорит:
— Тамарочка, ведь мама же нам не позволила…
Тамарочка говорит:
— Она про корыто ничего не говорила. Корыто — это не спички. Давай, давай скорее…
Побежали девочки на кухню, сняли с гвоздя корыто, налили в него из-под крана воды и потащили в комнату. Табуретку принесли. Поставили корыто на табуретку.
Белочка устала — еле дышит.
А Тамарочка ей и отдохнуть не даёт.
— А ну, — говорит, — тащи скорей мыло!
Побежала Белочка. Приносит мыло.
— Синьку ещё надо. А ну — тащи синьку!
Побежала Белочка синьку искать. Нигде найти не может.
Прибегает:
— Нет синьки.
А Тамарочка уже со стола скатерть сняла и опускает её в воду. Страшно опускать — сухую-то скатерть в мокрую воду. Опустила всё-таки. Потом говорит:
— Не надо синьки.
Посмотрела Белочка, а вода в корыте — синяя-пресиняя.
Тамарочка говорит:
— Видишь, даже хорошо, что пятно поставили. Можно без синьки стирать.
Потом говорит:
— Ой, Белочка!
— Что? — говорит Белочка.
— Вода-то холодная.
— Ну и что?
— В холодной же воде бельё не стирают, в холодной только полощут.
Белочка говорит:
— Ну, ничего, давай тогда полоскать.
Испугалась Белочка: вдруг её Тамарочка ещё и воду заставит кипятить.
Стала Тамарочка скатерть мылом намыливать. Потом стала тискать её, как полагается. А вода всё темней и темней делается.
Белочка говорит:
— Ну, наверно, уже можно выжимать.
— А ну, давай посмотрим, — говорит Тамарочка.
Вытащили девочки из корыта скатерть. А на скатерти только два маленьких белых пятнышка. А вся скатерть синяя.
— Ой, — говорит Тамарочка. — Надо воду менять. Тащи скорей чистой воды.
Белочка говорит:
— Нет, теперь ты тащи. Я тоже хочу постирать.
Тамарочка говорит:
— Ещё что! Я пятно поставила, я и стирать буду.
Белочка говорит:
— Нет, теперь я буду.
— Нет, не будешь!
— Нет, буду!
Заплакала Белочка и двумя руками вцепилась в корыто. А Тамарочка за другой конец ухватилась. И корыто у и их закачалось, как люлька или качели.
— Уйди лучше! — закричала Тамарочка. — Уйди, честное слово, а не то я в тебя сейчас водой брызну.
Белочка, наверно, испугалась, что она и в самом деле брызнет, — отскочила, корыто выпустила, а Тамарочка его в это время как дёрнет — оно кувырком, с табуретки — и на пол. И, конечно, вода из него тоже на пол. И потекла во все стороны.
Вот тут-то уж девочки испугались по-настоящему.
Белочка от страха даже плакать перестала.
А вода уж по всей комнате — под стол, и под шкаф, и под рояль, и под стулья, и под диван, и под этажерку, и куда только можно течёт. Даже в соседнюю комнату маленькие ручейки побежали.
Очухались девочки, забегали, засуетились:
— Ой! Ой! Ой!..
А в соседней комнате в это время спал на полу котёнок Пушок. Он как увидел, что под него вода течёт, — как вскочит, как замяучит и давай, как сумасшедший, по всей квартире носиться.
— Мяу! Мяу! Мяу!
Девочки бегают, и котёнок бегает. Девочки кричат, и котёнок кричит. Девочки не знают, что делать, и котёнок тоже не знает, что делать.
Тамарочка на табуретку влезла и кричит:
— Белочка! Лезь на стул! Скорее! Ты же промочишься.
А Белочка так испугалась, что и на стул забраться не может. Стоит, как цыплёнок, съёжилась и только знай себе головой качает:
— Ой! Ой! Ой!
И вдруг слышат девочки — звонок.
Тамарочка побледнела и говорит:
— Мама идёт.
А Белочка и сама слышит. Она ещё больше съёжилась, на Тамарочку посмотрела и говорит:
— Ну вот, сейчас будет нам…
А в прихожей ещё раз:
«Дзинь!»
И ещё раз:
«Дзинь! Дзинь!»
Тамарочка говорит:
— Белочка, милая, открой, пожалуйста.
— Да, спасибо, — говорит Белочка. — Почему это я должна?
— Ну, Белочка, ну, милая, ну ты же всё-таки ближе стоишь. Я же на табуретке, а ты на полу всё-таки.
Белочка говорит:
— Я тоже могу на стул залезть.
Тогда Тамарочка видит, что всё равно надо идти открывать, с табуретки спрыгнула и говорит:
— Знаешь что? Давай скажем, что это кошка корыто опрокинула!
Белочка говорит:
— Нет, лучше, знаешь, давай пол поскорее вытрем!
Тамарочка подумала и говорит:
— А что ж… Давай попробуем. Может быть, мама и не заметит…
И вот опять забегали девочки. Тамарочка мокрую скатерть схватила и давай ею по полу елозить. А Белочка за ней, как хвостик, носится, суетится и только знай себе:
— Ой! Ой! Ой!
Тамарочка ей говорит:
— Ты лучше не ойкай, а лучше тащи скорей корыто на кухню.
Белочка, бедная, корыто поволокла. А Тамарочка ей:
— И мыло возьми заодно.
— А где оно — мыло?
— Что ты — не видишь? Вон оно под роялем плавает.
А звонок опять: «Дз-з-зинь!..»
— Ну что ж, — говорит Тамарочка. — Надо, пожалуй, идти. Я пойду открою, а ты, Белочка, поскорей дотирай пол. Как следует, смотри, чтобы ни одного пятнышка не осталось.
Белочка говорит:
— Тамарочка, а куда же скатерть потом? На стол?
— Глупая. Зачем её на стол? Пихай её — знаешь куда? Пихай её подальше под диван. Когда она высохнет, мы её выгладим и постелим.
И вот пошла Тамарочка открывать. Идти ей не хочется. Ноги у неё дрожат, руки дрожат. Остановилась она у двери, постояла, послушала, вздохнула и тоненьким голоском спрашивает:
— Мамочка, это ты?
Мама входит и говорит:
— Господи, что случилось?
Тамарочка говорит:
— Ничего не случилось.
Так что же ты так долго?.. Я, наверно, двадцать минут звоню и стучу.
— А я не слышала, — говорит Тамарочка.
Мама говорит:
— Я уж бог знает что думала… Думала — воры забрались или вас волки съели.
— Нет, — говорит Тамарочка, — нас никто не съел. Мама сетку с мясом на кухню снесла, потом возвращается и спрашивает:
— А где же Белочка? Тамарочка говорит:
— Белочка? А Белочка… я не знаю, где-то там, кажется… в большой комнате… чего-то там делает, я не знаю…
Мама на Тамарочку с удивлением посмотрела и говорит:
— Послушай, Тамарочка, а почему у тебя такие руки грязные? И на лице какие-то пятна!
Тамарочка за нос себя потрогала и говорит:
— А это мы рисовали.
— Что же это вы — углем или грязью рисовали?
— Нет, — говорит Тамарочка, — мы карандашами рисовали.
А мама уж разделась и идёт в большую комнату. Входит и видит: вся мебель в комнате сдвинута, перевёрнута, не поймёшь, где стол, где стул, где диван, где этажерка… А под роялем на корточках ползает Белочка и что-то там делает и плачет во весь голос.
Мама в дверях остановилась и говорит:
— Белочка! Доченька! Что это ты там делаешь? Белочка из-под рояля высунулась и говорит:
— Я?
А сама она грязная-прегрязная, и лицо у неё грязное, и даже на носу тоже пятна.
Тамарочка ей ответить не дала. Говорит:
— А это мы хотели, мамочка, тебе помочь — пол вымыть.
Мама обрадовалась и говорит:
— Вот спасибо!..
Потом к Белочке подошла, наклонилась и спрашивает:
— А чем же это, интересно, моя дочка моет пол?
Посмотрела и за голову схватилась:
— О, господи! — говорит. — Вы только взгляните! Ведь она же носовым платком пол моет!
Тамарочка говорит:
— Фу, глупая какая!
А мама говорит:
— Да уж, это действительно называется — помогают мне.
А Белочка ещё громче заплакала под своим роялем и говорит:
— Неправда, мамочка. Мы вовсе и не помогаем тебе. Мы корыто опрокинули.
Мама на табуретку села и говорит:
— Этого ещё недоставало. Какое корыто?
Белочка говорит:
— Настоящее которое… Железное.
— А как же, интересно, оно попало сюда — корыто?
Белочка говорит:
— Мы скатерть стирали.
— Какую скатерть? Где она? Зачем же вы её стирали? Ведь она же чистая была, только вчера постлана.
— А мы на неё чернила нечаянно пролили.
— Ещё того не легче. Какие чернила? Где вы их взяли? Белочка на Тамарочку посмотрела и говорит:
— Мы из папиной комнаты принесли. А кто вам позволил?
Девочки друг на дружку посмотрели и молчат. Мама посидела, подумала, нахмурилась и говорит:
— Ну, что же мне теперь с вами делать?
Девочки обе заплакали и говорят:
— Накажи нас.
Мама говорит:
— А вы очень хотите, чтобы я вас наказала?
Девочки говорят:
— Нет, не очень.
— А за что же, по-вашему, я должна вас наказать?
— А за то, что, наверное, мы пол мыли.
— Нет, — говорит мама, — за это я вас наказывать не буду.
— Ну, тогда за то, что бельё стирали.
— Нет, — говорит мама. — И за это я тоже наказывать вас не буду. И за то, что чернила пролили, — тоже не буду. И за то, что писали чернилами, — тоже не буду. А вот за то, что без спросу взяли из папиной комнаты чернильницу, — за это вас действительно наказать следует. Ведь если бы вы были послушные девочки и в папину комнату не полезли, вам бы не пришлось ни пол мыть, не бельё стирать, ни корыто опрокидывать. А заодно и врать бы вам не пришлось. Ведь в самом деле, Тамарочка, разве ты не знаешь, почему у тебя нос грязный?
Тамарочка говорит:
— Знаю, конечно.
— Так почему же ты сразу не сказала?
Тамарочка говорит:
— Я побоялась.
— А вот это и плохо, — говорит мама. — Сумел набедокурить — сумей и ответить за свои грехи. Сделал ошибку — не убегай, поджав хвост, а исправь её.
— Мы и хотели исправить, — говорит Тамарочка.
— Хотели, да не сумели, — говорит мама.
Потом посмотрела и говорит:
— А где же, я не вижу, скатерть находится?
Белочка говорит:
— Она под диваном находится.
— А что она там делает — под диваном?
— Она там сохнет у нас.
Вытащила мама из-под дивана скатерть и опять на табуретку села.
— Господи! — говорит. — Боже ты мой! Такая миленькая скатерть была! И вы посмотрите, во что она превратилась. Ведь это же не скатерть, а половая тряпка какая-то.
Девочки ещё громче заплакали, а мама говорит:
— Да, милые мои доченьки, наделали вы мне хлопот. Я устала, думала отдохнуть, я только в будущую субботу собиралась большую стирку делать, а придётся, как видно, сейчас этим делом заняться. А ну, прачки-неудачки, снимайте платья!
Девочки испугались. Говорят:
— Зачем?
— Зачем? А затем, что в чистых платьях бельё не стирают, полов не моют и вообще не работают. Надевайте свои халатики и — живо за мной на кухню…