Два всадника быстро сближались. Один мчался на пегом жеребце, с копьем в руке, в великолепном головном уборе из орлиных перьев, каждое из которых свидетельствовало о победе над врагом. Второй - на гнедом коне, с томагавком в руке, полностью обнаженный, с длинными, развевающимися в такт бега скакуна распущенными волосами без единого пера или украшения.
Воины противоборствующих сторон видели, как всадники яростно схлестнулись в рукопашной схватке. Унке метил копьем команчу в голову, но тот резко припал к шее своего скакуна и проскочил мимо. Они развернули коней и снова бросились навстречу друг другу. Юта сменил тактику и теперь, когда противники поравнялись, он нанес копьем удар в живот, но Выдра ждал этого и успел свеситься с боку лошади так, что врагу осталась видна лишь часть его ноги. Копье вновь ударило в пустоту. Лошади унесли их в разные стороны, но на этот раз развернулся только Унке. Его нисколько не удивило, что молодой команч скакал прочь, опасливо оглядываясь на него.
- Хейя-я-хо! Команчи! Мерзкие, трусливые собаки! - Вскинув копье, заорал юта во всю глотку и бросился преследовать удалявшегося всадником. Унке думал, что победил. Он не знал, что молодой воин уже долгое время был готов умереть. Он не знал, что тот давно жаждет смерти.
Выдра скакал вдоль вражеской шеренги в сторону глубокой, покрытой зарослями лощины. Он немного сдерживал коня, давая врагу возможность не отстать. Унке должен был догнать его, но не раньше, чем он окажется в лощине. Выдра слышал радостные крики ютов и понимал, что в это же время чувствуют его соплеменники. Для них он давно был изгоем, а теперь стал еще и трусом, повернувшимся к врагу спиной. Но ему было некогда размышлять об этом, он должен был свершить задуманное. Еще раз оглянувшись на мчащегося позади преследователя, Выдра пустил своего черного, как смоль, жеребца вниз по склону лощины.