Рука очень болела и она не могла даже попробовать то угощение, что предложили ей хозяева. И к ночи ей стало еще хуже, теперь уже болела вся рука до плеча.
Утром к ней подошел тот мужчина, что нашел их в лесу — его звали Иллюге, — и спросил, как она себя чувствует. Вигдис отвечала, что никогда еще не испытывала столь сильной боли, и спросила, не думает ли он, что ей может быть лучше.
Он посмотрел на руку Вигдис и ответил, что дела ее плохи. Тогда Вигдис сказала:
— Ты должен помочь мне и отрубить вот эти три пальца.
Иллюге посмотрел на нее, но потом согласился, что это будет правильное решение. Так они и сделали. Один из его друзей крепко держал ее, чтобы она не могла двигаться, а Иллюге отрубил ей три пальца на левой руке. Вигдис даже не вскрикнула, а только сказала Иллюге:
— Ты сильный мужчина, Иллюге, и у тебя легкая рука.
Иллюге перевязал ей рану и уложил в постель. Вигдис вскоре поправилась и смогла рассказать им обо всем, что случилось.
XXIV
Эти трое были лесными разбойниками, и Вигдис припомнила, что слышала разговоры о том, что поездки через лес на север небезопасны. Двое из них были братьями, и звали их Хермод Злой и Эйнар Хаделандец. Иллюге же пришел в их леса с севера.
Он был очень привлекательный мужчина, высокий и стройный, с маленькими руками и ногами, красивыми чертами лица и орлиным носом, голубыми глазами и длинными светлыми кудрями и бородой.
Однажды утром, когда Вигдис чувствовала себя намного лучше, Иллюге пришел к ней, когда она одна играла с ребенком. Они немного поговорили, а потом он сказал:
— Мы с Хермодом и Эйнаром говорили о том, что не так уж и легко найти себе в горах жену. И положение твое не на много лучше нашего, ведь тебя тоже выгнали из дома. И решили мы, что с сегодняшнего дня мы с тобой будем делить постель, а весной я выстрою дом к северу от озера, а Эйнар с Хермодом тоже постараются найти себе жен.
Вигдис держала ребенка на руках. Она ответила:
— Не думала я, Иллюге, что станешь ты принуждать меня.
Иллюге помолчал немного, а потом сказал:
— Принуждать я тебя не стану, но чего ты ждала? Потому что тебе придется выбрать себе когда-нибудь из нас в мужья, и сдается мне, что я имею на тебя больше прав. И тут у озера, что мы зовем Медвежьим, хорошая охота и рыбная ловля. Для тебя и ребенка жизнь будет лучше, чем ты могла ожидать, когда я нашел тебя.
Вигдис ответила:
— Вы намного лучше, чем о вас думают в округе, если хотите расчистить для жилья себе и другим место в густом лесу. И не понимаю я, почему вы не спуститесь к людям в долину. Думается мне, что никто не посмеет возразить вам, если вы захотите поселиться рядом с моей усадьбой, потому что не знаю я никого, кто мог бы померяться силами с любым из вас.
Иллюге сказал, что не так им легко выйти из леса, как она думает.
Вигдис же возразила ему:
— Не собираюсь я доставить радость Колю сыну Арне, кто сжег моего отца, выгнал меня и моего сына из отчего дома — хотя я и одинокая женщина, и молода еще. И знаю я, где отец спрятал свое золото перед смертью, и собираюсь пойти туда и забрать его. И если ты и твои друзья поможете мне, то поделюсь я с вами богатством и будет тогда у нас одна судьба.
— Ты достойная женщина, — заметил Иллюге, — но недалеко мы от поселения Осло, а там наши подвиги хорошо известны. Хотя и не было этой зимой конунга Олава в Хаделанде.
Тогда Вигдис сказала:
— Может, это и к лучшему для нас всех. У меня есть дело к королю. И еще я слышала, что он пытается сейчас обратить всех в свою новую веру и очень добр к тем, кто принимает ее. Но дома у нас многие держались старой веры и приносили жертву богам в Торсхове [4], и решила я теперь поехать к конунгу Олаву, и если никто из вас не посмеет поехать со мной, то я буду благодарна и за то, что вы укажете мне путь. И обещаю вам, что тогда и жизнь ваша изменится, и будет такой же, как и моя.
Вигдис еще много говорила с лесными разбойниками об этом деле. Эйнар Хаделандец, самый молодой из них, хотел попробовать добиться возвращения отцового двора, да и Хермод был не прочь расстаться с разбойничьей жизнью, купить корабль и уплыть из страны. Лишь Иллюге возражал против предложения Вигдис и часто говорил с ней об этом, когда они оставались вдвоем, и просил стать его женой. И она отвечала, что они поговорят об этом, когда она получит обратно Вадин. Тогда Иллюге согласился поехать с ней на север к королю в Хаделанд.
XXV
Вигдис и Иллюге приехали к королевскому двору, когда конунг Олав со своими дружинниками отмечал вербное воскресенье. Им отвели жилье на хуторе неподалеку.
После службы они отправились к конунгу, и Вигдис попросила разрешения поговорить с Олавом. Она привела себя в порядок и украсила, как смогла. И она держала себя с достоинством и хорошо говорила о своем деле. Конунг сидел и смотрел на нее, а когда она закончила рассказ, сказал:
— Тебе было причинено несправедливое зло, Вигдис, если все было так, как ты рассказываешь. И об этих сыновьях Арне доводилось мне слышать много плохого и раньше. Но кто твой спутник?
Иллюге вышел вперед и сказал:
— Меня называют Иллюге Светлый, господин, и последние годы я провел в здешних лесах.
Конунг нахмурил брови и ответил:
— И твое имя слышал я раньше — и было бы для тебя лучше, Вигдис, если бы были у тебя другие советчики и защитники в этом деле, чем объявленные вне закона лесные разбойники.
— Но так уж получилось, конунг, — ответила Вигдис, — что эти люди помогли и спасли жизнь мне и моему сыну, когда я бежала из дома как преступница. И Иллюге показал мне дорогу сюда, когда я попросила его об этом, хотя и знал, что для него эта поездка может оказаться последней. И поэтому, господин, не соглашусь я принять никакой помощи, пока не будет мне обещано, что Иллюге отпустят домой и не схватят, если не решит конунг простить его.
Конунг решил, что во время Пасхи никто не может притронуться к Иллюге, а потом они еще раз поговорят о его деле. И Олав пригласил их быть его гостями до тинга, и часто разговаривал с Вигдис, и она все рассказала ему об убийстве Эйульфа сына Арне и о своем путешествии к нему.
В Светлое воскресенье Олав позвал ее к себе: он один сидел в зале и приказал ей сесть рядом на скамью. Дело было к вечеру. Конунг спросил ее об Иллюге и о том, не он ли отец ребенка. Вигдис ответила, что нет и сказала, что между ней и Иллюге ничего не было.
Тогда конунг Олав спросил, кто же отец ребенка, где он сейчас и почему она не замужем.
— Мне мало о нем известно, господин, — ответила Вигдис, — он не из нашей страны. Я была молода и глупа, и поэтому дала себя обмануть — но не хочу я говорить о нем и прошу больше не спрашивать меня об этом деле.
Тогда конунг обнял ее и сказал:
— Но недолго тебе быть вдовой, Вигдис, с твоей красотой и мудростью.
Вигдис хотела встать, но Олав взял ее за руки и посадил себе на колени, и тогда она сказала:
— Так уж случилось, что не любила я многих мужчин, и прошу сейчас отпустить меня, потому что уже очень поздно.
Конунг Олав рассмеялся, поцеловал ее и ответил:
— Больше всего хочу я, чтобы осталась ты, ибо сдается мне, что мы подходим друг другу. И не будет тебе стыда, Вигдис, стать моей наложницей. А я уж смогу отблагодарить тебя за любовь.
— Недостойные это конунга речи, — сказала она, — и можешь ты получить, кого пожелаешь, и не стоит пить из чаши, из которой уже отпил другой.
Тут конунг опять засмеялся и вновь поцеловал ее, а потом сказал:
— И тем не менее сладок мне твой поцелуй, Вигдис.
И он поднял ее и хотел уложить на скамью и позабавиться с ней.
Но Вигдис уперлась ему рукой в грудь и сказала:
— Много пришлось страдать за тебя твоему Богу, и придется страдать Ему еще больше, если причинишь ты мне сейчас зло.
Олав отпустил ее, а потом встал сам и сказал, что если она хочет, то может уйти. Вигдис спустила ноги на пол, но не хотела уходить от конунга. Однако Олав сидел молча и не хотел говорить с ней, и тогда Вигдис встала и вышла из зала и пошла в дом, где спали женщины.
Следующие два дня были праздники, и конунг не говорил с ней в эти дни. Но на третий день он послал за Вигдис. И когда она пришла, он сидел в зале и там было много его воинов.
И он сказал, что хочет послать с ней дружину в Грефсин и помочь ей в ее деле, чтобы получила она все принадлежащее ей по праву. И он пообещал простить Иллюге и его друзей. А затем отвел Вигдис в сторону и спросил, глядя ей в глаза:
— Скажи мне честно, Вигдис, не собираешься ли ты выйти замуж за Иллюге Светлого, когда получишь обратно Вадин?
Вигдис прямо посмотрела на него и ответила:
— Плохо же ты обо мне думаешь, конунг, если решил, что я предпочту волка льву. Но сейчас, когда ты был так добр ко мне и показал, что нету равных тебе среди хёвдингов, есть у меня еще одна просьба. Отпусти одного из своих священников со мной в Вадин, и пусть он обучит меня христианству и окрестит. Ведь отец мой полагался на одну лишь свою силу, так же думала и я, а теперь вижу, что ошибалась.
Конунг Олав обрадовался. И Иллюге тоже принял новую веру и остался у конунга, и Эйнар Хаделандец потом присоединился к нему, когда дела их были решены, а Хермод купил себе корабль и уплыл из страны.
Олав отправил часть своей дружины с Вигдис на юг и дал ей священника. Они приехали в Грефсин, и Коре хорошо встретил ее. И она узнала, что в ту ночь, когда сгорел Вадин, все они были в гостях. И когда Коре увидел пожар, он собрал своих людей и бросился на поиски Коля сына Арне и убил его. А потом они разыскивали Вигдис, но не нашли ее следов и решили, что она погибла.
Дело разбирали на тинге, и против сыновей Арне уж нельзя было свидетельствовать, но тем, кто помогал им, присудили выплатить виру за убийство Осы и ущерб, который они нанесли усадьбе Вадин. И это была большая вира.
Вигдис отстроила новые дома летом, и вскоре все стали уважать ее за рассудительность и мужество. Она окрестила своего сына и назвала его Ульваром [5], потому что пронесла его в ту ночь через волчий лес. А вскоре она выстроила небольшую деревянную церковь на холме к югу от Фресьи.
В поселении Осло люди тоже стали в большинстве своем придерживаться новой веры, и Вигдис гордилась своим крещением. Но она была не очень усердна в вере, потому что много у нее было дел по хозяйству. И прошло много лет, когда все было спокойно в Вадине. Но сейчас пора рассказать о Льоте.
XXVI
В этой саге уже говорилось о Торбьёрне Холегге из Эйре, который воспитывал Льота сына Гицура. Это был могучий и богатый хёвдинг. У Торбьёрна было много сыновей, но о них в этой саге речь не пойдет. Старшего звали Лютинг, и к тому времени, о котором идет речь, он уже умер. Вдовой Лютинга была Гудрун, и ее прозвали Солнцем Восточных фьордов, потому что не было равной ей по красоте женщины в Исландии, и она была очень богатой, умной и мудрой, верной в дружбе и доброй со слугами, но вспыльчивой, упрямой и очень строптивой. У Лютинга и Гудрун была всего одна дочь, и звали ее Лейкни. Люди говорили, что она похожа на мать, но унаследовала от нее только хорошие черты, и все очень любили Лейкни дочь Лютинга. И Лютинг обещал ей, что никогда не выдаст ее замуж против ее воли, и многие пытались посвататься к Лейкни, но все получили отказ.
Льот вернулся в Исландию в ту же осень, когда разговаривал с Вигдис на сеттере. И первое о чем он узнал, — это свадьба Ветерлиде и Гудрун, которая должна была состояться через шесть недель после праздника середины зимы. Льот уехал на свой хутор Скомедал и там провел всю зиму и почти не встречался с людьми. Он даже не приехал на свадьбу своего родича, и многих удивило такое его поведение.
Летом, когда люди стали собираться на тинг, Льот остался дома. Ветерлиде и Гудрун были на тинге и затем заехали в Скомедал. Они не показали обиды из-за того, что Льот не приехал на их свадьбу, но попросили его проводить их до Холтара, и, наконец, он согласился поехать с ними, хотя долго отказывался.
Ветерлиде устроил большой пир, на который приехало много гостей. Угощение было очень хорошее, и все шло как надо, только люди замечали, что Льот сидит нахмурившись и чем-то недоволен.
Он мало говорил и не хотел принимать участия в игрищах.
В первый же день праздника Ветерлиде надел красивый вышитый плащ, который ему подарила Вигдис. А днем снял его и положил на скамью. Льот тогда взял плащ и положил его себе на колени. Когда Ветерлиде подошел к нему, Льот сказал:
— Давай обменяемся с тобой, родич, отдай мне этот плащ, а взамен проси, что хочешь.
— Не продаю я то, что получил в подарок, — отвечал Ветерлиде.
— Тогда подари его мне, — сказал Льот: — Никогда я ни о чем не просил тебя.
Ветерлиде сначала ничего не ответил. Тогда к ним подошла Гудрун, она слышала, о чем они говорили. И она сказала:
— Мало тебе будет чести, Ветерлиде, если откажешь ты в этой просьбе своему родичу. И хозяин должен делать гостям подарки. Так что ты должен, Льот, теперь развеселиться и понять, как хорошо мы к тебе относимся. Сразись с другими воинами в игрищах и покажи нам свою ловкость и смелость.
Она попросила Льота встать и накинула ему плащ на плечи; он очень ему шел, сказала она, как будто был сшит для него. И после этого Гудрун отошла от мужчин. Льот остался стоять с плащом на плечах. Ветерлиде тогда проговорил:
— Никогда бы ты не получил его, не будь на то желание Гудрун. И не заслужил ты его, а ту, кто сшила его, тебе лучше выбросить из головы.
Льот ответил:
— Девушка мне нравилась — но сейчас мне приглянулся плащ, уж очень хорошо он сшит. И я благодарю тебя за подарок, который ты не хотел мне сделать, родич.
Он улыбнулся, снял плащ и спрятал его в свой мешок. А потом вышел во двор, где устраивались военные игрища.
Жили в Исландии в то время два брата, которых звали Одд и Сигурд сыновья Бейне, и были они отличными воинами. Одд был самым сильным мужчиной в той части Исландии. Льот тоже показал себя ловким в игрищах, хотя и не тренировался долгое время. И постепенно он распалялся, и те, кто смотрели на игрища, решили, что он лучший в том, что касается гибкости и быстроты, но уступает Одду в силе.
— Тогда хочу я посмотреть, как в борьбе Одду удастся уложить меня на спину, — сказал Льот.
И они стали бороться, и вскоре Льот заметил, что по силе уступает Одду, и тогда решил он победить его ловкостью, а Одд слишком полагался на свою силу и не очень следил за противником; и Льоту удалось бросить его на спину. На этом игрища в тот день и закончились.
Льот спал в ту ночь в доме для гостей, и когда проснулся, то не спешил вставать. И он услышал разговор двух женщин за стеной. Одна из них сказала:
— Ну и как тебе понравилось, что вчера Одда сына Бейне уложили на спину — не будет он больше хвастать, что не знает равного себе по силе!
Другая девушка засмеялась и сказала:
— Мне все равно, нашел себе Одд равного по силе или нет, но рада я, что победил этот красивый воин.
— Это Льота ты называешь красивым? — спросила первая. — Он ведь бледен, как мертвец.
— Именно о нем я и говорю, — отвечала ей вторая. — Ибо не знаю я никого другого, кто бы победил Одда.
Льот встал, оделся и пошел в соседнее помещение. Там было несколько женщин, но Льот обратил внимание на девушку, которую раньше не видел. Она была в светло-зеленом свободном платье и очень красива; скорее маленькая, чем высокая, но с радующими глаз формами, с маленькими руками и ногами, светлым прекрасным лицом и голубыми веселыми глазами, но самыми замечательными были ее волосы, такой длины, что она могла бы завернуться в них, как в плащ, золотистые, как лен, и блестящие. Она только что встала и расчесывала волосы.