А Звёздочка и Паша сладко спят и ни о чём не знают. Серёжа гладит их, Звёздочка тихо мурлычет во сне.
И тут Серёжа решает: надо узнать, кто его настоящая, родная мама. Выяснить во что бы то ни стало, завтра же с утра. Как он станет это выяснять, Серёжа не думает. Он думает: если очень постараться, то всё можно узнать. И завтра утром он очень постарается и найдёт свою родную мать. Она, бедняжка, потеряла его, своего родного ребёнка, десять лет назад в магазине или на вокзале и с тех пор не находит себе места, плачет, убивается. Разве это шутка потерять своего сына, кудрявого маленького мальчика.
Утром Серёжа возьмёт самую большую сумку, с которой ездили к дальним родственникам Никаноровым в деревню Большие Полянки. Возьмёт он с антресолей сумку, постелет в неё мягкую серую подстилку, а на подстилку положит Звёздочку и Пашку. Они там удобно улягутся, сумка очень большая.
Он придёт к своей настоящей матери и позвонит у двери. Вот она открывает дверь и смотрит на него очень пристально. Кого-то он ей напоминает. Кого же? Кого? Она никак не может вспомнить, несчастная женщина. Они не виделись десять долгих лет. Мать будет всматриваться в Серёжины дорогие черты. А он — в её доброе, мягкое, очень грустное лицо, на котором появится в те минуты проблеск надежды. Серёжа недавно прочёл книгу «Принц и нищий», поэтому в его воображении всё получалось очень ярким и складным, и сердце его ныло от предвкушения.
Так будут они стоять друг против друга, и он будет знать, что эта женщина — его мама. А она ещё пока ничего не будет знать.
Потом он скажет: «Здравствуй, мама. Ты узнала меня?»
Она, конечно, побледнеет. Потом страшно обрадуется и зарыдает на его груди. Потом перестанет рыдать и начнёт бегать вокруг него и приговаривать: «Какая радость! Какое счастье!»
И тогда он скажет:
«Только я не один. Я могу остаться с тобой, мама, если ты соскучилась и разыскивала меня всю жизнь по разным детским комнатам милиции, вокзалам и магазинам. Я тоже скучал, но я не сразу понял, что я твой сын. Теперь я хочу быть, наконец, с тобой. Но только при одном условии…»
Она замрёт и станет ждать, какое это будет условие. Серёжа не станет долго мучить её — она и так намучилась за десять долгих лет. Он сразу раскроет сумку, ту самую, большую, с которой ездили в деревню к Никаноровым. И тут его настоящая мать увидит кошку Звёздочку и котёнка Пашку. Она только взглянет на них и сразу же воскликнет:
«Какая прелесть!»
Она возьмёт Пашку на руки и поцелует его в тёмную мордочку. Потому что настоящая Серёжина мать не может не любить животных.
Потом она и Звёздочку поцелует и тоже скажет:
«Какая прелесть, кошка с голубыми глазами. Первый раз вижу такую необыкновенную красоту».
Серёжа уже видит, как его родная мама нальёт кошкам супу, положит мяса…
— Ещё новости! В постель сию минуту!
Мать стоит над ним, она даёт ему чувствительный подзатыльник, потом берёт его крепкой рукой за плечо, толкает к постели. Он ложится, натягивает одеяло и думает: «Здорово она меня стукнула. Нет, всё-таки, наверное, она моя родная мать».
Потом Серёжа пригрелся под тёплым одеялом. Тогда вдруг пришла мысль: «А вдруг мама до завтра забудет? Бывает же так — сегодня человек что-то сказал, а завтра забыл». С этой тёплой надеждой Серёжа засыпает. Он спит очень крепко, ему снятся кошки. Они бегают по комнате, прячутся под диваном, выпрыгивают оттуда тёплые, взъерошенные.
Серёжа проспал всего минуту, так ему кажется, а проснулся и сразу услышал голос:
— У меня не кошачья ферма!
Этот голос был не во сне. Мама стояла одетая, шторы были отдёрнуты, сияло солнце. Было воскресенье. Мама уходила на работу — продавщицы овощных магазинов работают и в воскресенье.
Мама ничего не забыла.
У Тани есть подруга
Кричит под окном Людка:
— Таня! Эй, Кузнецова! Выходи скорее!
— Иду!
Таня рада. Наконец и у ней есть подруга. Раньше не было, а теперь есть.
На днях Людка подошла к Тане и угостила её ириской. Ни с того ни с сего.
— Таня, а Таня! На? тебе ириску.
Таня взяла, развернула, сосёт ириску, а сама размышляет. Вот Людка, маленькая, шустренькая. Сама захотела к Тане подойти, сама выбрала её, Таню, в подруги. А чем плохая подруга Людка? Мало книжек читала? Ну и что? Глупости часто говорит? А пускай. Зато она добрая, Людка. Вот, пожалуйста, догадалась принести в школу ириски, угощает Таню. А Таня, хоть и очень умная, не догадалась же принести Людке что-нибудь, ни разу Людку ничем не угостила. Таня впервые в жизни задумалась о таких вещах и решила, что иногда ум — не самое главное.
Потом Людка пришла к Тане домой и сказала:
— А давай с тобой пластинки слушать.
Они включили проигрыватель, гремела музыка. Это было замечательно. Одной слушать музыку — совсем не то. А с Людкой слушать Тане очень понравилось. Людка пританцовывает на месте. Людка говорит:
— «Бони М» — это класс.
Потом Людка говорит:
— «АББА» — это класс.
Не очень тонкие суждения? Ну и что? Зато Людка весёлая, быстрая, всегда знает, чего хочет. С ней хорошо и легко — с Людкой.
Таня принесла в класс пакетик апельсиновой жвачки, которую папа подарил ей вчера.
— Апельсиновая — самая вкусная, — сказала Людка и разделила жвачку пополам, половину — себе, половину — Тане. Настоящая подруга. Таня мечтала о такой подруге всю жизнь.
Правда, когда Таня что-нибудь рассказывает, Людка не дослушивает до конца.
— Да ладно тебе, — говорит Людка и морщит свой маленький острый носик. — Больно ты умная. Давай лучше я тебе расскажу кино. Про любовь. Умрёшь и не встанешь.
И Людка провожает Таню до самого дома и рассказывает фильм. Она рассказывает путано и бестолково, часто повторяет слова «класс», «блеск». Ну и что? Всё равно интересно. Тане жаль, что она не смотрела этот фильм. Вчера его показывали по телевизору, а мама прогнала Таню спать, и пришлось уйти. Людку никто не прогоняет. Она сама кого хочешь прогонит, энергичная, напористая Людка.
Вчера Людка сказала Тане:
— У меня летом была большая любовь. В лагере. Он был в нашем отряде. Но всё кончилось тяжёлым разочарованием. Понимаешь? — Людка шмыгает носиком. — Он, оказывается, непостоянный, и ему понравилась Лилька из второго отряда. А я люблю только постоянных. А ты?
— Постоянство — хорошее качество, — отвечает Таня. Она не любит говорить об этом.
Но Людка не отстаёт.
— Таня, а Максим постоянный? Как по-твоему?
— Ну откуда я знаю? — Таня краснеет.
Людка грозит коротким пальчиком.
— Ой, хитрая. Скрытная ты. А я хитрых не люблю. Я простая и простых люблю.
Тане неловко перед Людкой. Людка с ней откровенна, а она с Людкой нет.
— Я не хитрая, Людка, я просто не знаю.
— У меня от тебя, Таня, совсем секретов нет. Хочешь, я тебе про штаб расскажу? Пожалуйста. Вот там, на чердаке, Олька Савёлова устроила штаб. Чтобы мальчишки не знали. И там сейчас идут репетиции, Олька пьесу сочинила, представляешь? Умора. И всё время трясётся: «Девочки, девочки, это тайна, дайте клятву». Клятву? Пожалуйста, хоть сто.
— И ты в этой пьесе играешь? — Таня спрашивает, а самой неприятно — как будто подслушала чужой секрет. Но Таня чувствует, что Людка таких тонкостей не понимает, ей не хочется обижать Людку.
— Играю, — с готовностью рассказывает Людка. — Знаешь, я кто? Королева, меня все называют «ваше величество». Даже Олька Савёлова. Представляешь? Тебе что — неинтересно?
— Почему? Интересно.
Не хочет Таня обижать Людку. Хорошая девочка Людка.
Сегодня Людка кричит под окнами:
— Таня! Выходи скорее!
Бабушка качает головой:
— Некультурно под окнами кричать, людей беспокоить. Неужели трудно подняться и пригласить?
Да мало ли что скажет бабушка. Не всё на свете понимает бабушка.
Таня быстро одевается, выбегает во двор. Людка ждёт у песочницы, там весенняя грязь. А Людка стоит аккуратненькая, с бантиками. Славная такая. У Тани, когда сырая погода, всегда брюки забрызгиваются. И волосы растрёпываются сразу, если ветер. У Людки ничего не заляпывается, не растрёпывается, не выбивается. Аккуратная, складная девочка Людка.
— Я тебя жду, жду. Пошли скорее.
Таня даже не спрашивает куда. Всё равно — куда бы ни было, приятно идти с подругой, с Людкой.
Наконец Людка говорит:
— Фотографироваться будем.
— Фотографироваться? Зачем?
Людка плечом пожимает.
— Как зачем? На память, конечно, какая ты, Таня, странная.
Тане и самой кажется, что она странная. Чудачка какая-то. И вопросы задаёт чудные. Зачем люди фотографируются? Что тут спрашивать? Ясно же — на память.
— А где мы будем фотографироваться? — спрашивает Таня, потому что они прошли уже мимо дома с вывеской «Фотоателье» и идут дальше.
— Мы будем сниматься в скверике. Нина Алексеевна велела всем прийти. А у кого есть звери — со зверями. Поняла?
— Поняла, — отвечает Таня, хотя не всё поняла.
Пришли в скверик. Там собрался почти весь класс. Таня сразу увидела Максима. Он стоял в стороне и держал толстого хомяка. Щёки у хомяка шевелились. Таня и не знала, что у Максима есть хомяк. Максим наклонился к хомяку, что-то тихо говорил ему. Но Таня видела, что Максим её заметил.
— Я сейчас за Чарликом сбегаю, — сказала Людка.
Появилась Нина Алексеевна, у неё был непривычный вид в шубе и светлой меховой шапке.
— Куда? Наконец собрались, а ты опять бежишь? Не выдумывай.
— За одну минуту вернусь! — крикнула на бегу Людка и исчезла. Всё-таки Людка молодец. Нина Алексеевна не велит, а она всё равно убежала за Чарликом. Таня бы так, наверное, не смогла.
Колбасник притащил банку с тритонами.
— Колбасник! Чего ты тритонов приволок? — смеётся Оля. — Они же ничего не соображают, тритоны.
— Много ты знаешь! Тритон очень умный.
Максим рыжему хомяку в спинку дует ласково. Максим так любит животных, только ему мама не разрешает заводить никого. И Тане тоже не разрешает мама. Папа иногда почти соглашается на щенка, но последнее слово всегда за мамой. Она говорит:
«Я животных люблю, с удовольствием смотрю на чужих собак. А свою заводить — простите, не хочу. Мы все очень занятые люди, надо делать свои необходимые дела. А в игрушки играть — некогда. Всё».
— Построились все в ряд! — сказала Нина Алексеевна. — Быстрее! Человека задерживаем!
Мужчина с фотоаппаратом, которого Таня только теперь заметила, встал на скамейку. Он навёл на них объектив и сказал Оле:
— Олечка, возьми своего хомяка. Запечатлею вас вместе. А мальчик обойдётся без этой радости.
Оля взяла у Максима хомяка и опять встала в середину, рядом с Ниной Алексеевной.
— Папа, — капризно сказала Оля, — только ты щёлкни побыстрее. А то ты долго наводишь, и у меня делается каменное лицо. — Оля засмеялась. Как будто это очень смешно: такое прекрасное лицо, как у неё, может вдруг стать каменным, деревянным или оловянным.
Таня стоит с краю. Ей хотелось бы оказаться на снимке рядышком с Людкой, а Людки всё нет. И Серёжа со своими кошками почему-то не пришёл.
Таня с краю, такие, как она, всегда с краю, ей даже нравится быть не на виду. В середине пусть будет Оля. Она и оказалась в середине. Оксана тоже, у неё тоже хомяк. А во втором ряду Максим. Конечно, хорошо бы встать там, но этого Таня не может. Даже от самой мысли об этом ей делается неловко. Как будто и мысль, невысказанную, может кто-то услышать. Ничего, не так уж Максим далеко, всего через четыре человека и одну собаку, совсем маленького пинчера, которого принесла на руках Оля Горелова. Тихая, незаметная девочка, тихая чёрненькая гладкая собачка на тоненьких ножках.
Всё равно Таня и Максим будут сняты на одной фотографии. И Таня сможет в любое время на эту фотографию смотреть.
Прибежала запыхавшаяся Людка. Вот молодец, успела. Таня рада, что Людка успела. Подвинулась в сторону. Сейчас Людка вместе со своим лохматым Чарликом встанет с ней рядом. Потому что они подруги. У Чарлика глаз не видно, одни лохмы. Сейчас Людка подойдёт к Тане, Чарлик будет между ними, и Таня сможет даже положить ему руку на спину. Получится, что это Людкина собака и немного Танина. Потому что Таня и Людка — подруги.
— Правда, симпатичный? — спрашивает Людка. Она быстро встаёт в середину, рядом с Максимом. — Максим! Хочешь, клади руку ему на голову! А? Максим!
И Максим просиял. Он положил руку прямо на лохматую голову Чарлика. Сидит собака прямо у ноги Максима, а он улыбается. И Таня старается улыбнуться. Ей почему-то не хочется улыбаться. Но она сердито говорит себе: какая Люда молодчина. Не пожадничала. Настоящая подруга: знает, как Тане хочется сделать для Максима что-нибудь хорошее. Нет у Тани собаки, а то бы она с удовольствием дала Максиму сняться со своей собакой. То — если бы да кабы. А у Людки собака есть, и она сумела обрадовать Максима. Хорошая подруга Людка.
Олин папа сказал:
— Спокойно! Снимаю! Только вот ты, девочка, перейди во второй ряд. Ты высокая, так будет лучше.
Он показал на Таню. Она перешла во второй ряд, оказалась рядом с Колбасником. Он толкнул её и прошипел:
— Невеста без места.
Хихикнула Оля Савёлова, громко засмеялась Оксана.
— Тритон — это ящерица, — сказал Колбасник громко. — Только водяная. У него ручки как у человека.
И он выставил вперёд банку с тритонами. У них правда были ручки с растопыренными пальчиками. Всё равно тритоны Тане не нравились. Может быть, потому, что это были тритоны Колбасника. И вообще Тане вдруг совсем расхотелось фотографироваться, только уйти было неудобно.
— Ну и коллектив! — сердилась Нина Алексеевна. — Никакой организованности! Сказано — улыбнитесь, значит — улыбнитесь. В классе им смешинка в рот попадает. А здесь они специально сделают кислые лица. Что за дети! Это же фотография для стенда! Она будет висеть в Доме пионеров. Там открывается выставка «Мой четвероногий друг».
— Четвероногий? А как же канарейка? — спросила Лариса.
— Не задавай глупых вопросов, — сказала Нина Алексеевна.
Она улыбалась, потому что Олин папа опять сказал:
— Спокойно! Снимаю!
Он щёлкнул аппаратом несколько раз. Потом сказал:
— Всё. Снимки напечатаю через неделю.
Все стали расходиться.
Нина Алексеевна напомнила громко:
— Все слышали? Фотографии будут через неделю. Принесите деньги, по пятьдесят копеек. И никаких «забыл»!
Колбасник вдруг сказал Тане мирно:
— Раньше вся земля была заселена тритонами. Только большими, больше крокодила раз в семьдесят.
Унесли своих толстощёких хомяков Оля и Лариса. Унесла чёрненького пинчера Оля Горелова. Колбасник уволок своих тритонов.
— Вова! А почему не пришёл Серёжа? — спохватилась Нина Алексеевна.
— Он никак не мог, — ответил Вовка. — У него ухо болит.
— Знаю я ваши уши, — на всякий случай устало сказала учительница.
Все расхохотались. Таня стояла, краем глаза следила, куда пойдёт Максим. Может быть, он подойдёт к ней? Может быть, скажет что-нибудь? А Максим сидел на корточках перед Чарликом, гладил его. И Людка стояла рядом.
— Какая порода? — спросил Максим.
— Помесь терьера со шпицем.
— Дворняга, значит, — сказал Максим.
— Ничего подобного, — обиженно протянула Людка, — помесь терьера со шпицем.
— Славный, — мирно сказал Максим.
Он всё гладил Чарлика. Тане так хотелось подойти. Ну почему она не смогла подойти к ним? Людка — подруга, Максим — это Максим. Любой человек из класса мог подойти к нему, спросить что-нибудь. Любой. А Таня не могла. Все другие без сложностей. А Таня со сложностями. Поэтому ей так трудно.
Наконец решилась!
— Людка! Я пошла!
А Людка? Глянула через плечо, небрежно. Кто это там ей, Людке, мешает с человеком разговаривать? Не остановила, не сказала: «Подожди, Таня, вместе пойдём». Махнула рукой неопределённо — не то приветливо, не то равнодушно.
А Максим? Он треплет Чарлика за ухом.
Тане становится очень-очень грустно. А почему, собственно? Что с ней такое творится? Ей кажется вдруг, что у Людки хитренькая лисья мордочка и нахальный взгляд. Что за новости? Людка же её подруга. Получается так: если Людка не подошла к Максиму и не поговорила с ним — она хорошая, славная Людка. А если подошла и поговорила, позволила собаку Чарлика погладить — то она плохая Людка с хитрым личиком? Нет, так не годится. Людка ни в чём не виновата.