«Таня у нас упрямая — это плохо. Зато она гордая — это хорошо».
Тане нравится быть гордой. И сейчас Таня даст Свете понять, что такое чувство собственного достоинства. Откуда у Светы такая самоуверенность? От красоты? Ну, от Светиной красоты пусть Димка Волошенюк в обморок падает. Таня никому не позволит ставить себя в униженное положение.
Все эти мысли пересказывать долго, а на самом деле они довольно быстро проскакивают в Таниной голове. Сейчас она как следует отчитает эту красавицу Свету. Так, чтобы в другой раз знала.
«Ну что же ты?» — Света протягивает деньги.
А Таня? Самолюбивая Таня, гордая и независимая Таня, которая так всё хорошо понимает про чувство собственного достоинства? Она берёт эти деньги. Берёт! Рука сама их берёт. А рот сам молчит. И ноги сами идут к буфету, за пирожками с повидлом.
Вот как всё получается.
Потом на душе тошно, Таня сама себе противна. А быть противной самой себе очень тяжело, почти невыносимо. И Таня находит себе оправдания.
Вот какие это оправдания. Подумаешь, какое дело — сбегала за пирожками для подруги. Сегодня она для Светы сбегала, а завтра, может быть, Света для неё сбегает. Среди друзей мелкие счёты не нужны. А Света, между прочим, вовсе не командовала, а попросила по-хорошему, вежливо. Зачем же обижаться?
Чтобы окончательно растворился мутный осадок, Таня и себе купила пирожок в буфете. Стало совсем легко: себе пирожок, и Свете заодно пирожок. Два равных человека проголодались, один из них сходил в буфет. Всё естественно, всё по-дружески. О каких таких унижениях шла речь? Вот ещё глупости.
Проходит несколько дней, случай с пирожками окончательно забывается. Тане совсем не хочется помнить этот пустяковый случай, совсем мелкий.
Таня выходит из школы. Какой красивый крупный тихий снег идёт сегодня. Медленно опадает с неба, как белые лепестки. Первый снег. И вокруг всё чистое, свежее, пахнет стираным бельём. Белыми стали скамейки, забор, деревья. Что такое праздник? Это когда красиво.
«Таня! Понеси мой портфель».
Света протягивает портфель. А Таня? Она берёт Светин портфель. Ну почему? Ей же не хочется этого делать! Ей противно быть в роли Светиной служанки. Ей так хочется уважать себя. А без этого жить плохо.
Таня идёт по чистому первому снегу и несёт два портфеля. А Света шагает рядом и размахивает свободными руками, щебечет. И Таня старается улыбаться как ни в чём не бывало. Улыбка получается вымученная, Таня сама чувствует это. В душе поднимается протест, бунт. Вот сейчас шваркнуть Светкин портфель прямо на тротуар, засмеяться и сказать:
«А теперь неси сама, тоже нашла дурочку».
А потом, после этих слов, гордо вскинуть голову и пройти мимо королевы. Пусть красавица останется с разинутым ртом. Пусть увидит, какие бывают гордые люди.
Но гордый человек Таня не бросает портфель. Она продолжает нести два портфеля и слушает, что говорит Света. Потом, довольно быстро, приходят разные оправдания. Зачем поднимать скандал? Разве Таня какая-нибудь скандалистка? Ну портфель — и что такого? Сегодня она Свете понесла, а завтра Света ей понесёт. Подруги есть подруги, между ними не должно быть ссор из-за всякой ерунды.
И всё это так. Если бы в глубине души Таня не знала: никакая ей Света не подруга. Разве Света Таню любит? Нисколько. Даже презирает. Пользуется Таниным мягким характером. И Таня принимает ещё одно твёрдое решение. Вот сейчас Таня донесёт Светин портфель, теперь уж недалеко, нечего посреди дороги волынку разводить, швырять портфель на землю — тоже дикость какая-то в этом есть. Донесёт, раз уж взялась. Но в будущем — никогда, ни за что.
Вот такое твёрдое окончательное решение. Но в том-то и дело, что никогда Таня не посмеет пойти на ссору со Светой. Боится. Поссоришься со Светой. Ладно бы с одной Светой. Неприятно, но пережить, наверное, можно. Но не бывает у них в классе так, чтобы какая-нибудь девчонка поссорилась с одной только Светой. Сразу все девочки перестают водиться с той, кем недовольна Света. Хихикают над чудачкой, которая вздумала пойти против самой Светы Королёвой. Тоже нашлась принципиальная. Всё-таки эта Танька — дурочка из переулочка.
Кому хочется быть дурочкой из переулочка? Тане совсем не хочется. И не хочется быть в одиночестве. И совсем не хочется, чтобы над ней хихикали, показывали на неё пальцем. Невыносимо, когда все вместе, а ты отдельно. Кому-то, может быть, это по силам, а Тане — нет.
Нет у неё друзей в классе, а всё-таки не одна. Всё-таки она идёт по улице с самой Светой, королевой класса. И с ней беседует сама Света.
«Таня, а Таня! Ведь правда, Ленка глупая? Разве умная девочка прицепит на платье брошку, которая ей совсем не идёт. Правда?»
Таня кивает. Конечно, Лена не очень-то умная, это правда. Но брошка, похожая на бабочку, показалась Тане красивой. Только Свете она этого не говорит. Со Светой она соглашается. Почему? Зачем? А потому, что тогда получается, будто у Тани есть подруга. А этого Таня очень хочет — чтобы у неё была подруга. Самая настоящая, с которой общие секреты, которой доверяешь, а она доверяет тебе, и вы с полуслова понимаете друг друга. Ты ей во всём помогаешь, а она — тебе.
И ты уже не ходишь одна.
И всё это только выдумка. Нет у Тани никакой подруги. Маленькая была — гномов выдумывала. Теперь придумала подругу.
Но с этим покончено навсегда. Хватит вспоминать…
Новая школа — новая жизнь. И совсем новая Таня. Она твёрдо решила стать другим человеком. А к другому человеку все будут относиться по-другому.
Остаётся только завернуть за угол и войти в новую школу. Вот она стоит, окна весело сверкают, на крыше сидят голуби, школа белая, и притягивает к себе осеннее солнце.
Мы с девчонками не дружим
Мы сидим в пустом классе — Серёжа, Володя и я.
Так легче разговаривать, когда не тридцать человек, а двое, трое, самое большее — семеро. Все всех видят, слышат, внимание меньше рассеивается.
Я прошу Серёжу:
— Расскажи мне какую-нибудь историю из твоей жизни.
Я предполагала, что он задумается, начнёт выбирать, какую именно историю рассказать: ведь в каждой жизни очень много разных историй, какую же рассказать? Но Серёжа начинает сразу. Про кошку. Как пришла к нему кошка с голубыми глазами. Он её не находил и не приносил, а она сама пришла к нему по домашнему адресу. И какая она была худая и нерешительная. А теперь живёт у него, её зовут Звёздочкой. Когда Серёжа уходит, Звёздочка спит в уголке дивана.
— Там ей хорошо. Вот так диван, а так форточка, ей совсем не дует. И маме она ничем не мешает — в уголке тихо лежит. Свернётся в бараночку, хвостом нос прикроет и спит.
Володе тоже хочется что-нибудь рассказать. Так часто бывает: человек молчит и не знает, о чём сказать. А когда другой расскажет что-нибудь, то и этому сразу хочется рассказать.
— Мы с мамой ездили в Ленинград на восемь дней, — говорит Володя, — в каникулы. Рассказать?
— Конечно. Расскажи, как вы ездили.
Володя очень вежливый, он рассказывает так, как будто читает. Сначала про Эрмитаж — там он смотрел картины. Потом про Невский проспект — там он ходил, проспект прямой, длина ровно один километр.
Зачем мне такой рассказ? Всё это давно известно. Но и перебивать человека не годится. Он продолжает. В Русском музее они смотрели картины. В Пушкине они смотрели скульптуры.
Я не выдерживаю. Вежливость вежливостью, но всему есть предел. Невозможно слушать про то, что и так знаешь.
— Прости, пожалуйста, Володя. А что было самым интересным для тебя в Ленинграде? Тебе, самому тебе, что больше всего запомнилось?
Глаза у Володи сразу загораются, щёки вспыхивают. Кончилась хрестоматия, она ему и самому надоела.
— Встретил Серёжу! — выпаливает он с восторгом.
И Серёжа тоже сияет.
Вот что было, оказывается, самым замечательным и памятным — встретить Серёжу! Того самого Серёжу, с которым Володя сидит за одной партой, живёт в одном доме и видится раз сто в день. Но, как хотите, а встретить в Ленинграде Серёжу, — это событие. Можно Володю понять? Конечно, можно. То — в классе или во дворе, а то — в другом городе. То каждый день, а то — в каникулы. Да, они там обрадовались друг другу совсем не так, как здесь. Это была неожиданность. Туманный замкнутый город. Невский проспект, река Фонтанка. И вдруг — радость! — идёт навстречу Серёжка! Свой, родной человек.
Да что тут долго объяснять?
— Давно вы дружите?
Они оба рады этому вопросу.
— С первого класса, — степенно отвечает Володя.
— Ты что? Ещё с сада! Забыл, что ли? — трепыхается Серёжа.
— А, да, с сада. Мы ещё там дрались.
Они охотно рассказывают, как играли в короля горы. Я не знала, что есть такая игра, но Володя и Серёжа сказали, что все дети, даже маленькие, эту игру знают и как же это я не знаю. А игра такая: надо забраться на ледяную или снежную горку и всех оттуда сталкивать. Они лезут вверх, а ты стоишь выше всех и сталкиваешь, и они катятся. И если тебе это удаётся и ты стоишь наверху долго, а тебя стянуть и столкнуть никто не может, то ты есть самый главный король горы. Звучит красиво — король горы. А вообще-то эта игра мне не очень нравится. Ну что это за игра — сам стоишь, устроился на верхушке, а других столкнул вниз.
— Володя, а ты часто бываешь королём горы? — спрашиваю, а сама думаю, что часто, — Володя сильный мальчик, он может любого одолеть.
— Редко. Я не очень люблю толкаться, мне всех почему-то жалко.
— А ты, Серёжа?
Маленький Серёжа мнётся, но отвечает честно:
— Я потолкаться люблю. Но королём бываю редко — разве всех столкнёшь?
Хорошо вот так сидеть и не спеша разговаривать. Все мы куда-то спешим, несёмся. А вот так посидеть, поговорить не спеша очень хорошо. Мне всё интересно, что они говорят. И ребятам, кажется, нравится этот разговор. Володя больше не пытается говорить вычитанными фразами, теперь он стал естественным, свободным — обычный живой мальчик. А сначала он просто смутился, вот и всё. Теперь и он, и Серёжа говорят с удовольствием и забыли, что я — писатель. Человек и человек. Так и должно быть между людьми.
— А девочки? С ними у вас, кажется, неважные отношения?
Вопрос мальчишкам не по душе. Нашла тоже о чём спрашивать. В мире столько всего заслуживающего внимания, а тут про девчонок. Особенно отчётливо это написано на лице у Серёжи. Он бы лучше рассказал ещё что-нибудь про кошку Звёздочку. Но меня интересуют отношения людей, это разве не важное? Я жду ответа, и Серёжа говорит:
— Они все ябеды.
Володя с удовольствием добавляет:
— Плаксы и подлизы.
— Все девочки? — спрашиваю я.
— Все до одной, — убеждённо отвечает Серёжа. А Савёлова ещё и отметки выплакивает. По рисованию ей три, а она поревела, поныла — четыре. Рисовальщица у нас больно нежная. У Нины Алексеевны не выплачешь, хоть обревись.
— Ха! — Это Володя. — У Нины Алексеевны даже тройку не выплачет никто, хоть Савёлова, хоть не Савёлова. Хотя вообще-то Нина Алексеевна Савёлову любит.
— А тебя?
— Что меня?
Он искренне не понял вопроса.
— Тебя любит Нина Алексеевна?
— Меня-а? — Володя, видно, никогда об этом не думал. Теперь задумался надолго, смотрит отрешённо. Такой уж характер: или ничего не скажет Володя, или скажет, подумав, взвесив каждое слово. — Меня Нина Алексеевна не очень любит. Я середняк, а она середняков — не очень.
— А тебя, как ты думаешь? — обращаюсь к Серёже.
— Не любит, — отвечает он сразу. — Меня все учителя не любят. Я верчусь. Они любят, кто спокойный, а я неспокойный. Они сердятся — если каждый будет вертеться, что получится. А по-моему, каждый — не будет. Один человек спокойный, а другой неспокойный.
Володя вдруг сообщает:
— Девочки все парочками дружат. Они не могут с нами дружить.
— Да мы сами с ними не хотим! — Серёжа более непримиримо и последовательно гнёт свою линию.
У Володи заметны хоть и небольшие, а всё же колебания —»они с нами не могут дружить». А если бы могли? Он не договаривает, но, может быть, он и не отказался бы.
А у Серёжи всё в жизни делится на две категории, всего на две — хорошее или плохое; чёрное или белое. Белое, светлое — Звёздочка, друг Вовка. Словом, всё хорошее. Чёрное, тёмное — девчонки.
— Мы с ними сами не хотим. Ябеды и плаксы.
— А Таня? — спрашиваю я. — Разве она ябеда?
Мне нравится Таня, я и не скрываю этого. Если хочешь откровенности, скрывать ничего не надо. А то получается нечестно: они откровенны со мной, а я с ними — нет. Мне нравится Таня. Мне кажется, я понимаю её, хотя ни разу не говорила с ней подробно — так, мимоходом. Я люблю таких людей — умных, тонких, немного печальных. Она всегда одна, но мне кажется, что такие, как Таня, умеют быть хорошими друзьями.
Мальчишки уставились на меня озадаченно. Почему это я спросила именно про Таню? Уж не она ли главная героиня повести? Эта тихоня? Пытаются отгадать. Мне хочется понять их, а им меня. Не столько меня, сколько мою будущую книгу. Но это пока невозможно: я и сама ещё многого не знаю. Что случится с героями? Кто как поступит? Не знаю, не вижу. Всё созревает постепенно, медленно. А пока я как перед глухой стеной. В такой период не верю ни в книгу, ни в себя. И кажется, что никогда в жизни не сумею написать ничего, ни одной стоящей строчки. Тревога, отчаянье, мученье, жуткое одиночество. Никто тебя не поймёт, никому не возможно объяснить это состояние. Правда, оно бывает у меня перед каждой новой работой. Но разве от этого легче?
А с ребятами разговаривать хорошо, тем более что разговор наш идёт легко, ничем мы друг друга не связываем, ничего друг на друга не нагружаем. Эта часть работы самая для меня приятная.
— Таня? А что Таня? — Володя поднимает брови домиком.
— Ничего. Пришло в голову, и спросила. Хорошая, по-моему, девочка.
— Новенькая, — туманно произносит Серёжа.
Это, видимо, следует понимать в том смысле, что пока она новенькая, ничего зловредного сделать не успела, но это вовсе не означает, что и в дальнейшем не сделает. Потому что она — девчонка, а с ними вечная история.
— Новенькая, — повторяет Володя. — Молчит пока.
— Может быть, стесняется? — не отступаю я.
Они молчат. Серёжа вертится на стуле. Володя неохотно говорит:
— Может быть.
Серёжа думает. Я довольна, что он задумался над моими словами. Всё-таки не зря я их сказала. Тут он произносит очень оживлённо:
— Она может прыгать со шкафа сразу на все четыре лапы! Представляете? Честное слово! Хотите, покажу, как прыгает?
И, не дожидаясь, пока я опомнюсь, он быстро залезает на шкаф. Маленький ловкий мальчик с тёмными кудрявыми волосами и быстрыми глазами.
— Смотрите!
Шкаф довольно высокий.
— Осторожно! — кричу я бесполезное слово. Бесполезное, конечно, но удержаться не могу.
Серёжа легко шлёпается со шкафа на четвереньки и смеётся.
— Видели?
— Видела, — вздыхаю я.
— Не так, — вдруг говорит обстоятельный Володя, — пусти-ка.
И тоже лезет на шкаф. Но он не такой проворный, как Серёжа, его я успеваю схватить за ногу.
— Всё, довольно, друзья дорогие. Вы устали, пора по домам.
— Нет! Мы не устали. Поговорим ещё!
— Ну, я устала. Мы ещё не раз поговорим с вами.
Мы вместе выходим на улицу. Вечер. Всё-таки светофоры похожи на новогодние ёлки. Особенно зимой.
На прощание Володя обещает:
— Мы вам ещё про серебро расскажем. Удивитесь.
А Серёжа говорит:
— В рыбный пойду, куплю хек для неё. Она умная, умнее всякой собаки, честное слово. Вот сейчас отопру дверь сидит в передней и в глаза смотрит.
В тот день мы ещё не знали, что Звёздочка не сидит в передней и не ждёт Серёжу.
Зачем нужен скелет змеи?
Максим походил по комнате из угла в угол, делая вид, что занят своими мыслями. Но на самом деле разговор, доносившийся из кухни, его очень заинтересовал.
— Я не успеваю заниматься сыном, своим собственным единственным сыном, — говорила мама. — Диссертация, наука — это прекрасно. Научные перспективы, великие свершения. А может быть, женщине всё это не нужно? Я думаю об этом по ночам. Позволила разыграться своему честолюбию, а сын у меня практически беспризорный.
Максим вытянул шею в сторону кухни.
Мамина подруга тётя Вера недовольно фыркнула. Максим понял, что тётя Вера за диссертацию, а не за Максима. Это ему понравилось — ещё не хватало, чтобы мама кинула все свои могучие силы на его воспитание. Нет уж, лучше быть бедным, неухоженным ребёнком. Тётя Вера фыркнула ещё раз. У неё нет своих детей, и она очень любит рассуждать о воспитании.