— Я хочу сейчас же к ней! — сказал Гобо. — Вы пойдете со мной?
И они втроем двинулись в путь и шли в полном молчании. Бемби и Фалина чувствовали, что мысли Гобо заняты матерью, и не хотели ему мешать. Лишь порой, когда Гобо второпях пробегал мимо нужного поворота или сгоряча сворачивал не туда, куда следовало, они тихо поправляли его.
— Прямо! — шептал Бемби.
— Нет, не сюда! — шептала Фалина.
Несколько раз им пришлось пересечь открытые места. Бемби и Фалина заметили, что Гобо ни разу не остановился на краю чащи, чтобы оглядеться, а выбегал на простор сразу, без всякой опаски. Они обменивались удивленными взглядами, но ничего не говорили Гобо и следовали за ним со смущенным сердцем.
Долго блуждали они по лесу, пока Гобо не узнал тропинку своего детства. Растроганный, он обернулся и, не подозревая, что его вели Фалина и Бемби, крикнул:
— Что скажете — ловко я вас привел?..
Вскоре они подошли к маленькому лесному тайнику.
— Здесь! — крикнула Фалина и проскользнула внутрь. Гобо последовал за ней, и сердце его замерло сладкой болью. Это был тот самый тайничок, та зеленая хижина, где оба они появились на свет и возле матери провели все свое детство. Взгляды их встретились, и Фалина тихонько поцеловала брата.
Еще долго блуждали они по лесу. Солнце светило сквозь ветви все ярче и ярче, дневная тишина окутывала лес, приближалось время отдыха. Но Гобо не чувствовал усталости. Он шагал, не разбирая дороги и бесцельно шаря вокруг себя глазами. Он совсем отвык от лесной жизни. Он весь сжался, когда в траве прошмыгнула ласка, и едва не наступил на фазанов, тесно прижавшихся к земле. Когда же фазаны, громко шурша крыльями, взлетели перед самым его носом, Гобо ужасно испугался.
Бемби удивляла слепота и неуклюжесть Гобо — он вел себя на лесной тропе, как чужак.
Но вот Гобо сдержал шаг и, повернувшись к Фалине, сказал с отчаянием:
— Мы никогда не найдем маму!
У него опять появилось то унылое выражение, которое Фалина так хорошо знала.
— Скоро, Гобо, — сказала она мягко, — скоро. — И добавила со смехом: — А хочешь — давай звать маму, как мы звали ее в детстве, помнишь?
И тут Бемби, шедший немного впереди, вдруг увидел тетю Энну.
Она отдыхала, лежа в тени орешины. Не успел он окликнуть Гобо и Фалину, как они уже оказались возле него. Все трое молча смотрели на тетю Энну. Та тихо подняла голову и приоткрыла сонные глаза.
Гобо робко шагнул вперед.
— Мама! — произнес он негромким, шатким голосом.
Словно вспугнутая громовым ударом, тетя Энна вмиг вскочила на ноги, и Гобо всем телом подался к ней.
— Мама!.. — Голос его пресекся.
Мать посмотрела сыну в глаза, крупная дрожь пронизывала ее с головы до ног. Она ничего не сказала, ни о чем не спросила, она только медленно целовала Гобо в губы, целовала его щеки и шею; она омывала его своими поцелуями, как в ту далекую пору, когда он только появился на свет…
Все обитатели леса собрались в тесный кружок в глубине чащи, чтобы послушать рассказы Гобо.
Был тут и друг-приятель заяц, сын покойного зайца. В крайнем изумлении подымал он свои уши-ложки, боясь пропустить хоть слово, и вдруг ронял их бессильно, чтобы тут же снова поднять.
Сорока пристроилась на низеньком сучке молодого бука и внимала рассказчику с остолбенелым видом. В отличие от нее, сидевшая на ясене сойка вела себя неспокойно: она то и дело пронзительно вскрикивала, не в силах побороть изумление. Тут же находились и знакомые фазаны со своими женами и детьми. Они в безмолвном удивлении ворочали шеями, изгибая их и так и этак, и во все стороны летели от них золотые стрелы.
Без устали скакала по ветвям взволнованная белочка. Она то соскальзывала по стволу чуть не до самой земли, то взлетала до маковки дерева, то вдруг усаживалась столбиком на свой пушистый хвост, показывая белую грудку. Ей не терпелось прервать Гобо, чтобы высказаться самой, но окружающие всякий раз призывали ее к порядку.
А Гобо рассказывал, как, оставшись без всякой помощи на снегу, он поджидал смерть.
— Собаки нашли меня, — говорил он. — Собаки — это самое страшное в мире. Их пасть полна крови, их голос полон гнева, они не ведают сострадания.
Свысока оглядев слушателей, он продолжал:
— Ну… с тех пор я не раз играл с ними, словно они мои родичи, и теперь я совсем не боюсь их. И все же, когда я слышу их лай, у меня по-прежнему начинает шуметь в голове и цепенеет сердце. Они далеко не всегда делают это с плохими намерениями, но их голос трудно выносить… — Гобо многозначительно замолчал.
— Ну, а что же было в тот раз? — с испуганным любопытством спросила Фалина.
— В тот раз собаки хотели растерзать меня, но тут явился Он!
Гобо сделал паузу, слушатели почти не дышали.
— Да, — сказал Гобо, — тут явился Он, прикрикнул на собак, и они отползли от меня прочь. Он прикрикнул еще раз, и собаки покорно легли у Его ног. Тогда Он поднял меня и, ласково прижимая к себе, понес…
— Что это значит — понес? — спросила Фалина.
Гобо принялся объяснять ей важно и обстоятельно.
— Да это совсем просто! — прервал его Бемби. — Ты погляди, Фалина, как это делает белочка, когда она скачет с орешком в лапах. Это и значит «нести».
Тут белочка сочла наконец возможным вставить слово.
— Один из моих кузенов… — начала она быстро. Но все вокруг закричали:
— Тише, тише, пусть Гобо продолжает!
Белочке пришлось замолчать. Она огорченно прижала к груди передние лапки и повернулась к сороке в надежде, что та выслушает ее в частном порядке.
— В самом деле… один из моих кузенов…
Но сорока просто-напросто показала ей спину. А Гобо все рассказывал о разных чудесах.
— Снаружи холодно, бушует непогода, а внутри тихо и тепло, как летом…
— Гхах! — проскрипела сойка.
— Снаружи льет дождь, все мокнет, а внутри хоть бы одна капля упала, и ты совсем сухой.
Сверкнув драгоценным оперением, фазаны в лад склонили головы набок.
— Снаружи все было покрыто толстым, пушистым снегом, а я находился в тепле, мне было просто жарко. Он кормил меня каштанами, картофелем, репой, даже сеном — словом, всем, чего я только мог пожелать.
— Сеном? — возбужденно и недоверчиво вскричали олени в один голос.
— Да, свежим сладким сеном, — повторил Гобо таким тоном, будто речь шла о самой обычной вещи.
В наступившей почти молитвенной тишине снова прозвучал тонкий голосок белочки:
— Один из моих кузенов…
— Да замолчишь ли ты! — закричали на нее хором.
И когда снова настала тишина, Фалина спросила брата:
— Откуда же брал Он зимой сено да и все остальное?
— Он выращивал, — важно ответил Гобо. — Он может вырастить все, что захочет и когда захочет. Чего бы Он ни пожелал — все тут же появляется перед Ним.
— Скажи правду, Гобо: неужели тебе не было страшно в Его присутствии?
Гобо покровительственно усмехнулся:
— Нет, дорогая Фалина, нисколько. Я знал, что Он не сделает мне ничего дурного. Зачем же мне было бояться? Вы все считаете Его злым, но Он вовсе не злой. С теми, кого Он любит, кто верно служит Ему, Он удивительно добр. Никто в целом мире не может быть добрее Его.
Гобо все еще восхвалял доброту своего нового друга, когда из зарослей бесшумно выступил старый вождь. Гобо не заметил его, но все остальные увидели старого вождя и замерли в благоговейном испуге. А тот стоял недвижно, как бы ощупывая Гобо своими строгими, глубокими глазами.
— Его дети тоже любили меня, — рассказывал Гобо, — и Его жена любила меня, и все Его домочадцы. Они ласкали меня, давали мне есть разные лакомства, играли со мной…
Тут Гобо осекся, заметив наконец старого вождя. И в наступившей тишине старый вождь обратился к Гобо своим обычным, спокойным и властным голосом:
— Что это за полоса у тебя на шее?
Тут только все приметили на шее Гобо словно каемку из примятых, а частью вытертых волос. Гобо смущенно ответил:
— Это?.. Это след от красивого банта, который я носил… Это Его бант… Большая честь носить Его бант…
Старый вождь долго глядел на Гобо, проницательно и печально:
— Несчастный, — сказал он тихо, повернулся и вмиг исчез.
Воспользовавшись минутным замешательством, белочка опять принялась за свое:
— В самом деле… Один из моих кузенов тоже побывал у Него… Он поймал моего кузена и долго держал взаперти… О, очень долго. Но как-то раз мой кузен…
Никто не стал слушать белочку, все расходились в глубокой задумчивости и смятении.
Нежданно-негаданно появилась Марена.
В ту зиму, когда исчез Гобо, она была почти взрослой девушкой, но с тех пор никто не видел ее — она держалась особняком, предпочитая одинокую дорогу.
Она осталась такой же худенькой и потому выглядела совсем юной. Но она была серьезна, тиха и превосходила всех сверстниц мягкой сдержанностью. Сейчас она узнала от белочки, сойки, дрозда и сороки, что в лес вернулся Гобо, переживший удивительные приключения, и пришла, чтобы повидать его.
Мать Гобо была польщена посещением Марены. Она переживала сейчас лучшую пору своей жизни: весь лес говорил о ее сыне, она наслаждалась славой и требовала, чтобы каждый признавал Гобо самым умным, самым достойным, самым лучшим в целом свете.
— Что скажешь, Марена? — приветствовала она гостью. — Что скажешь ты о Гобо? — Не дожидаясь ответа, она продолжала: — Ты помнишь, тетя Неттла ни во что не ставила Гобо, и потому лишь, что он чуть дрожал во время морозов. Помнишь, она предсказывала, что он не принесет мне радости?
— Но вы хлебнули немало горя с Гобо, — заметила Марена.
— Это все позади! — воскликнула мать, от души удивленная, как можно вспоминать теперь подобные пустяки. — Ах, мне до слез жаль бедную тетю Неттлу! Умереть, так и не увидев, каким стал мой Гобо!
— Да, бедная тетя Неттла, — тихо сказала Марена. — Грустно, что ее нет среди нас.
Гобо с удовольствием слушал похвалы, которые расточала ему мать, они ласкали его, словно солнечное тепло.
— Даже старый вождь приходил, чтобы взглянуть на Гобо, — продолжала мать таинственным шепотом. — А ведь он никогда не показывался среди нас… Но ради Гобо он пришел.
— Почему он назвал меня несчастным? — сказал Гобо недовольным тоном. Хотел бы я знать, какой в этом смысл?
— Оставь! — утешила его мать. — Он стар и чудаковат.
Но Гобо никак не мог успокоиться:
— Я все время ломаю над этим голову. Несчастный! Какой же я несчастный? Я очень счастливый. Я видел и пережил больше, чем все вы, вместе взятые! Я лучше знаю мир и лучше знаю жизнь, чем любой из обитателей леса. Как ты полагаешь, Марена?
— Без сомнения, — убежденно сказала Марена. — Этого никто не сможет отрицать!..
С тех пор Гобо и Марена стали ходить вместе.
Бемби искал старого вождя. И в ночную пору, и в предрассветные часы, и на утренних зорях блуждал он нехожеными тропами один, без Фалины.
Порой его еще тянуло к Фалине и он с прежним удовольствием гулял с ней, слушая ее болтовню, обедал с ней на поляне или на лесной опушке, но это уже не захватывало его целиком.
Раньше, поглощенный близостью Фалины, он лишь очень редко, мельком, думал о встрече со старым вождем. Сейчас, разыскивая его по всему лесу, он почти не вспоминал о Фалине.
Слово, которое старый вождь сказал Гобо, неотвязно звучало в ушах Бемби. С самого своего возвращения Гобо причинял Бемби острое беспокойство. Было что-то жалкое и мучительное в его облике. Бемби ни на миг не оставляла боязнь за Гобо, перед которым он испытывал странное и необъяснимое чувство стыда.
Когда ему доводилось теперь бывать в обществе Гобо, простодушного, самодовольного, наивно-высокомерного Гобо, в уме его неотступно звенело слово: "Несчастный!" Он не мог выкинуть это слово из головы.
Однажды темной ночью Бемби был остановлен пронзительным вскриком своего старого приятеля сыча. Разыграв, по обыкновению, испуг, Бемби вдруг смекнул, что ночной летун может быть полезен ему в его поисках.
— Не знаете ли вы случайно, где сейчас старый вождь? — спросил он сыча.
Сыч проворчал, что не имеет об этом ни малейшего понятия, но Бемби показалось, что голос его звучит неискренне.
— Нет, — сказал он, — я вам не верю. Вы так умны, вам известно все, что творится в лесу. Можете ли вы не знать, где находится старый вождь!
Сыч, крайне польщенный, тесно прижал перышки к телу и стал совсем крошечным и гладким.
— Само собой разумеется, мне это известно, — проговорил он тихо и важно, но я не смею разглашать тайну…
Бемби принялся упрашивать:
— Я не выдам вас, да и могу ли я при моем глубоком к вам уважении…
Сыч, снова превратившийся в пушистый, мягкий серо-коричневый шарик, повращал своими умными большими глазами, как и всегда, когда ему приходилось что-либо по душе, и сказал:
— Так-так. Значит, вы меня уважаете. А за что, позвольте спросить?
— За вашу мудрость, — искренне сказал Бемби. — Кроме того, за вашу всегдашнюю веселость и приветливость и еще за то, что вы так искусно умеете пугать окружающих. Это так умно, необыкновенно умно! Если бы я обладал вашим талантом, это принесло бы мне большую пользу.
Сыч глубоко погрузил клюв в грудное оперение — он был счастлив.
— Ну, — сказал он, — мне известно, что старый очень расположен к вам.
— Почему вы так думаете? — спросил Бемби, и сердце его радостно забилось.
— Я совершенно уверен в этом, — ответил сыч. — Он от души расположен к вам, и я полагаю, это дает мне право открыть вам его местонахождение.
Он снова стянул свои перышки к телу, словно ожидая, что его в благодарность погладят.
— Знаете ли вы ров, заросший ивами?
— Да, — кивнул Бемби.
— А знаком ли вам молодой дубняк по ту сторону рва?
— Нет, — признался Бемби, — я еще не бывал на той стороне.
— Тогда слушайте меня внимательно, — прошептал сыч. — По ту сторону рва растет дубняк. За дубняком раскинулся кустарник, много кустарника: орешник, бузина, боярышник и бирючина. А посреди лежит старый, поверженный ветром бук. Там вы и должны искать. Но смотрите не выдавайте меня!
— Под стволом? — ошеломленно повторил Бемби.
— Ну да! — засмеялся сыч. — Ведь ствол лежит поперек глубокой ямы. Там вы и найдете старого вождя.
— Спасибо вам! — сказал Бемби от всего сердца. — Не знаю, сумею ли я отыскать его по этим приметам, но тысячу раз благодарю вас.
И он быстро побежал прочь. Сыч бесшумно следовал за ним и вдруг заорал над самым его ухом:
— У-ик! У-ик! У-ик!
Бемби всего передернуло.
— Вы испугались? — осведомился сыч. — Я напугал вас?
— Да… — пролепетал Бемби, и на этот раз он сказал правду.
Сыч заворковал, очень довольный:
— Я только хотел еще раз напомнить вам — не выдавайте меня.
Но Бемби уже бежал дальше.
Когда он достиг края рва, из темной, мрачной глуби нежданно и бесшумно вырос перед ним старый вождь.
— Меня уже нет там, куда ты стремишься, — сказал он. — Что тебе нужно от меня?
— Ничего… — пробормотал Бемби, охваченный внезапной робостью. — О… ничего особенного…
После короткого молчания старый сказал мягким голосом:
— Но ты ищешь меня не первый день. Вчера ты дважды прошел совсем близко от меня, а сегодня ты едва не задел меня, пробираясь через валежник у лисьей норы.
— Почему… — Бемби собрал все свое мужество. — Почему вы так сказали тогда о Гобо?..
— Ты что же, думаешь, я не прав?
— Нет, я чувствую, что это правда!.. — страстно воскликнул Бемби.
Старый вождь чуть приметно кивнул. Глаза его еще никогда не глядели на Бемби так благосклонно, и Бемби, осмелев, повторил:
— Но почему? Вот что я не могу понять!
— Довольно и того, что ты чувствуешь это. Придет время — и ты все поймешь. Прощай.
Вскоре уже все обитатели леса стали замечать странное и опасное поведение Гобо.