Воспоминания и необыкновенные путешествия Захара Загадкина - Ильин Михаил Ильич 17 стр.


Вскочив во весь рост, я подал команду: «Стоп! Полный обратно — едем домой за справочником!»

Тут-то и случилась беда. Неосторожное движение накренило лодку.

Как опытный моряк, я пытался выправить крен, но, поскользнувшись, потерял устойчивость, шлепнулся грудью о борт. Лодка накренилась еще сильней, и мы оказались в воде.

Толя хороший пловец, я тоже; спустя две-три минуты мы вернули лодку в нормальное судоходное положение и уселись на свои места.

— Спорить нужно, но горячиться нельзя, — укоризненно сказал Толя. — Посмотри на корму, Захар…

Я обернулся и обмер: якоря не было! Не прикрепленный ни цепью, ни обыкновенным канатом, он при аварии пошел ко дну.

— Давай нырнем и достанем якорь, — предложил я.

— Здесь глубоко, метра три-четыре. Нырнуть можно, да вряд ли вытащим: якорь тяжелый…

— Что же делать, Толя? Ведь тебе здорово достанется от отца!

— Не беспокойся, Захар, якорем никто не пользовался, на отцовской лодке есть другой якорь. А этот тоже не пропадет, сам поднимется на поверхность.

— Как это сам поднимется? Якорь ведь чугунный, а чугун тяжелее воды!

— Мало ли что тяжелей! Ты плохо знаешь мое море, Захар, даже поражаюсь такому невежеству. И не подумай, что шучу или просто успокаиваю. Когда якорь начнет вылезать из воды, я его сфотографирую и снимок пошлю тебе…

Недавно я получил обещанный снимок и с огорчением убедился, что был неправ. Якорь сам вылез из воды! Медленно, но вылез! Оказывается, надо вдумчивей относиться к тому, что напечатано в справочниках!

В гостях у дядюшек Петра и Павла

Есть у меня двое дядюшек — Петр и Павел. Оба помнят обо мне, в каждом письме зовут в гости. Прошлым летом решил навестить дядюшек. Сперва заехал к дяде Петру. Прожил у него несколько дней, затем собрался к дяде Павлу.

А дядя Петр говорит:

— Не спеши, дорогой, торопиться некуда. Павел сейчас в отпуске, вернется нескоро, недельки через две. Хочешь, еще поживи у меня — буду рад. Но я бы посоветовал поехать к Павлу на лодке. Далековато, правда, километров пятьсот, зато много интересного увидишь. Половину пути по одной реке поплывешь, половину по другой, но по обеим вниз по течению. Ни тебе мускулы напрягать, ни о дороге спрашивать, а места удивительно красивые, на всю русскую землю славятся… Поезжай, Захар, не пожалеешь, я и лодку тебе дам. Возвращать ее не надо — у Павла оставишь; при случае заберу у него.

Как дядя посоветовал, так я и сделал. Взял лодку, для верности заново осмолил ее, запасся продуктами и ранним утречком отчалил от города. Дядя Петр проводил меня, с набережной на прощание кепкой помахал.

Путешествовать в лодке великое удовольствие. Река не широкая. Плыву по течению, даже грести не надо — лодка сама идет. На левом берегу — луга и поля, на правом — тоже, в отдалении невысокие холмы зеленеют. Где лесом полюбуюсь, где рощей, яблоневыми или вишневыми садами. Надоест по сторонам наблюдать, смотрю, как в небе легкие облака движутся, в спокойной воде отражаются.

Хорошо! Начнет темнеть — к берегу пришвартовываюсь. Разожгу костер, чай вскипячу. На ночлег обратно в лодку, а с рассветом дальше в путь. Еду и благодарю дядю за отличный совет.

Проплыл километров двести. Кончилась моя река, добрался до ее устья — к месту, где она в другую, широкую и полноводную реку впадает. Направил лодку по течению второй реки и вскоре прибыл к столице одной автономной республики. Город красивый, с древним кремлем, старинными башнями. Раньше он был далеко от реки, теперь ниже по ее течению построили плотину, и вода плещется у самых кремлевских стен. Хотел было остановиться, осмотреть столицу, но прикинул, что задерживаться нельзя, — до города, где дядя Павел живет, еще километров двести с лишним…

А на реке по-прежнему чудесно, хотя плыть стало труднее. Река широкая — порой противоположного берега не различишь, движение по ней большое: и попутное, и вверх по течению. Трехпалубные корабли идут, баржи с различным грузом — самоходные и на буксире, плоты с лесом, длинные, как острова. Один раз теплоход на подводных крыльях промчался; бросив весла, я приветствовал его обеими руками — в отличие от бескрылых теплоходов, волны от него почти нет.

Точно не скажу — пройденного пути не мерил, но километров пятьсот наверняка проплыл. Наконец приближаюсь к городу, где дядя Павел живет. Очень красивый город! Стоит на крутой горе, а река перед ним разлилась словно море. В порту теплоходы, речные трамваи… Еле-еле разыскал лодочную пристань, где бы свое суденышко пришвартовать. Смотрю, по пристани человек ходит, кепкой радостно машет. Оказывается, дядя Павел! Он третий день выходил меня встречать, уже беспокоиться начал…

Прожил несколько дней и у дяди Павла. Подошло время отъезда. До поезда — полтора часа. И тут спохватываюсь, что оставил шинель у дяди Петра. Ну и положение: вниз по рекам две недели спускался, сколько же понадобится, если против течения грести?.. На теплоходе с подводными крыльями и то за полтора часа никак не успеешь…

Так бы уехал без шинели, да, к счастью, дядя Павел выручил. Сбегал он к дяде Петру и мою шинель к поезду принес. Минут за сорок обернулся! Я ведь забыл сказать, что оба дяди в одном городе живут и даже на одном заводе работают.

По-вашему, зарапортовался Захар Загадкин? Плыл пятьсот километров вниз по течению двух рек, а пришвартовался в том же городе, откуда в это плавание уходил? Честное слово, говорю правду. Есть в нашей стране город, где расстояние между двумя набережными двояко считается. Если плыть водой — километров пятьсот. А если идти пешком — километра три-четыре от силы!

Город, где живут дядюшки, очень известный. Но знаменит он вовсе не своими набережными.

На берегах Хмельной

Не разыскивайте Хмельную в атласе, — на географических картах у нее иное имя. А Хмельной ее образно назвал дореволюционный русский писатель Мельников-Печерский. Не обидел ли он реку, в которой течет простая вода, не время ли забыть необычное прозвище?

Я подумал, что мой долг разобраться в этом деле, и отправился к берегам Хмельной. Близко познакомившись с рекой, я убедился, что писатель подметил примечательную особенность ее.

Тот, кто сядет в лодку, проплывет от истока до устья Хмельной 423 километра. Вздумай же он идти пешком и напрямик, то пройдет всемеро меньше — километров шестьдесят! В нашей стране много рек, у которых расстояние от истока до устья по воде одно, посуху другое. Но Хмельная среди них самая извилистая. Она катит свои воды то влево, то вправо, то вперед, то назад; ее течение — сплошные излучины, петли, колена, повороты. И, по-моему, правильно написал Мельников-Печерский об этой чемпионке речных извилин, что «шатается, мотается она во все стороны, ровно хмельная». Сравнение грубоватое, но меткое: реке нечего обижаться на писателя.

На свидание с Хмельной я поехал кружным путем. Выбрал его умышленно, — хотелось осмотреть омываемую ею и любопытную для географа возвышенность.

Подкатив на велосипеде к перекрестку проселочных дорог, я спешился и спросил первого встречного, как добраться к берегам Хмельной. Прохожий показал на проселок, ведущий направо.

Я снова заработал педалями, но тут же притормозил, решив для верности справиться еще у одного встречного.

Второй встречный указал на проселок, ведущий влево.

Я поблагодарил, но не двинулся с места. Надо было подождать третьего встречного и точно выяснить, куда же ехать: налево или направо?

Бабушка, проходившая мимо, выслушала меня и показала посошком на проселок, ведущий прямо!

«Тут какая-то заковыка, — сообразил я, — подожду-ка людей понадежней…»

Вскоре к перекрестку подошли два паренька, по виду школьники. Объяснив ребятам свое затруднительное положение, я достал компас и спросил:

— В языке магнитной стрелки разбираетесь?

— Разбираемся.

— Тогда скажите, как проехать к берегам Хмельной?

— Как нравится, так и поезжай! Кати на север, кати на юг, а нет, держи путь на запад! Берега Хмельной всюду увидишь. Хмельная со всех сторон течет, только на востоке ее нет…

Тут, чтобы окончательно вас не запутать, я растолкую происшествие на перекрестке.

Ни первые встречные, ни бабушка, ни ребята меня не обманывали: перекресток был у восточного края междуречья… Хмельной! Всем известно, что междуречье — местность, расположенная меж двумя реками. Но у Хмельной есть и собственное междуречье, оно лежит между берегами самой Хмельной! И междуречье не маленькое, не мысок или полуостровок, образованный бесчисленными изворотами и петлями реки. С севера на юг оно тянется километров на пятьдесят, а с запада на восток — на все девяносто!

В этом междуречье и находится возвышенность, любопытная для географа. Название у возвышенности, по-моему, забавное. Ручаюсь, вы улыбнетесь, когда отыщете его на карте.

Спустя часа четыре я подкатил к Хмельной. Мог бы доехать быстрей, но попадались зияющие в земле трещины, впадины, воронки. Я их осматривал, а те, что покрупней, даже измерял.

Берега у Хмельной красивые, вода чистая-чистая. Взобравшись на холм, я заметил, что река, словно гигантская змея, извивается среди зеленых лугов. Прислонил велосипед к березке и отдыхаю, кругом — ни души! Вдруг прямо из-под земли возникает мальчуган лет двенадцати. Лицо перепачкано, лоб в царапинах, штаны порваны, на голый живот бечевка намотана. Гляжу, конец бечевки к моей березке привязан…

— Откуда ты такой?

— Из-под земли.

— А что там делал?

— Пещеру обследовал. У нас их немало, но те я знаю, а эта — новая, позавчера ее нашел. Пойдем, покажу… У меня и свечка есть. Только китель и брюки скинь, не то порвешь…

Пещера меня заинтересовала. В трусах и майке я шагнул за мальчуганом. Он раздвинул кусты, за ними чернел узкий лаз.

— Тут вход, — сказал паренек. — Не трусь, дальше просторней будет…

Действительно, проползли мы на карачках метра полтора, лаз расширился, и я встал на ноги. Мой проводник зажег свечку. Над головой — неровный невысокий свод, где-то капает вода, впереди под тупым углом расходятся два коридора.

Под землей я пробыл довольно долго. Но описывать пещеру не стану; ничего удивительного в ней не оказалось, — обыкновенная пещера в растворимых водой горных породах. К тому же близ Хмельной таких пещер десятки, они давно открыты, и там часто бывают экскурсанты.

Зато у самой Хмельной нашел еще одну особенность. Река не маленькая, течет не по безлюдным местностям, а почти в середине европейской части СССР, но на ее берегах стоит всего один город. Раньше в нем жило много медвежатников, поэтому мишка изображен на старинном гербе города.

Запасная Волга

Реки — великое добро в хозяйстве человека. В старину они были важнейшими путями сообщения. Потом появились более скоростные и потому более удобные пути — железнодорожные, автомобильные, воздушные. Но реки по-прежнему нужны: возить грузы по воде дешевле, чем поездом, самолетом или на машинах.

Правда, у водных путей есть малоприятные особенности. Во-первых, не все реки текут туда, куда нам хочется; во-вторых, зимой они замерзают. Первая беда поправима: можно прокладывать судоходные каналы. Волга, как все помнят, впадает в Каспийское море, а по каналам, соединившим ее с другими реками, суда плывут к Азовскому, Белому, Балтийскому морям. Хуже, что реки замерзают и навигация волей-неволей прекращается на несколько месяцев в году. Тут словно бы ничего не поделаешь: не подогревать же по зимам речную воду, чтобы она не превращалась в лед!

«Какая советская река самая главная?» — спросили одного моего приятеля. «Волга!» — ответил приятель, и его слова никто не смог опровергнуть. Верно, есть реки длиннее Волги, есть полноводнее, но нет реки, которая была бы так дорога сердцу народа. Неспроста сложено о ней столько песен: Волга — наша поилица и кормилица, наша труженица, наша красавица!

Хорошо прокатиться по Волге на быстролетном корабле с подводными крыльями, на теплоходе или дизель-электроходе, даже на обыкновенной барже, осмотреть древние и новые города Поволжья. В Казани, Ульяновске, Куйбышеве, Саратове, Волгограде, Астрахани — всюду свои достопримечательности, свои памятные места.

Неудивительно, что десятки тысяч людей проводят отпуск, путешествуя по Волге. Я слышал о человеке, который каждое лето ездит на Волгу, и, что ни лето, Волга показывает ему свои обновы: то еще одно рукодельное море — водохранилище, то построенные для нее новые суда, то порт, дамбу или мост, которых не было год назад. Я понимаю этого волжского путешественника и завидую ему.

Но что делать тем, кто летом занят, кому дали отпуск уже после ледостава? Например, начальнику лодочной пристани или директору пляжа? Летом у них работы по горло. Смогут ли эти люди проехать по Волге зимой? Само собой разумеется, не по льду на тройке с бубенцами, — теперь такую тройку разве что в кино увидишь.

«Конечно, нет, — ответите вы, — зимой путешествовать по Волге нельзя».

Я тоже так отвечал и… ошибался! Оказывается, по соседству с хорошо знакомой нам Волгой существует менее известная, запасная, притом никогда не замерзающая Волга! Ею пользуются круглый год, хотя летом только закоренелый чудак откажется от текущей рядом настоящей Волги. Кто не верит, пусть взглянет на карту и немедленно убедится в справедливости моих слов… Уже убедились? Очень рад!

Я давно задумал проехать по запасной Волге от самого ее начала и до самого конца. В зимние каникулы нынешнего года непременно выполню свое намерение. Не хотите ли отправиться вместе со мной? Осмотрим Казань, погостим на родине Владимира Ильича Ленина — в городе Ульяновске. Обидно, что в Куйбышев не попадем — запасная Волга обходит его стороной, но обязательно побываем в Саратове, Волгограде, Астрахани.

Кончается запасная Волга, как положено, у берегов Каспия. А там, где она начинается — это легко установить по карте, — и назначим нашу встречу. Как наступят зимние каникулы, буду ждать вас у начала запасной Волги. Приезжайте!

Гонки на озере

На эти гонки я попал случайно. Жарким августовским днем я подъезжал в поезде ко всем известной обширной низменности и близ озера на сутки прервал поездку, услышав по радио, что там будут всесоюзные спортивные соревнования. Кто приглашен участвовать,

не разобрал, но это было неважно: интересны все спортивные соревнования.

Простился с соседями по вагону, сел в попутную автомашину и поспешил к озеру. Что же я увидел на его глади? Гребные шлюпки? Парусные лодки? Моторные катера? Может быть, пловцов? Ничего подобного!

Я знаю о спорте много удивительного. Английским лыжникам, например, снег привозят из Скандинавии. Своего снега в Англии мало, и держится он там недолго — по зимам в этой стране дуют юго-западные ветры, несущие теплый воздух. На полуострове Флорида, что в Северной Америке, спортсмены скатываются на лыжах с высокого песчаного холма; климат на полуострове субтропический, снега нет. А на экваторе лыжники-африканцы мчатся по снежным склонам Рувензори, с опаской поглядывая на реку у подножия хребта, где в ожидании спортсмена-неудачника лениво плавают крокодилы. Ничего не поделаешь: у экватора снег выпадает только в горах на высоте нескольких тысяч метров.

Все эти истории о лыжниках я вспомнил неспроста. Кому-нибудь другому могло показаться, что поверхность озера покрыта снегом: она была белой-белой.

Но кто же станет в жаркие августовские дни сыпать снег на озеро? И зачем? В нашей стране даже летом найдешь сколько угодно высокогорных снежных склонов, где можно устраивать лыжные соревнования.

Назад Дальше