— Получается, что мы — почти у цели!
— Ты слышишь? — спросила девочка у птички, которая, как и в начале пути, сидела на Васином плече. — Мы приближаемся к той подземной аптечке, что вылечит тебя!
— Я очень рада! — отозвалась Ду-ю-ду.
— Тьфу-тьфу-тьфу! — дед поплевал через левое плечо. — Иди у вас так не делают?
— Делают, — ответила Люба. — Или ещё говорят: чур-чур-чур!
— Правильно! Можно: чур-чур-чур!
— Это чтобы не накаркать беды.
— Именно! Итак, Вася, куда нам? Унш, ты можешь присоединяться к нам, если хочешь и если дашь слово…
— Никаких слов я не дам и присоединяться ни к кому не буду! — сурово ответил коршун, косясь в воронку, где исчез рысёнок. — Побоку всех попутчиков и всех компаньонов! Я остаюсь один в этом лесу! Он мой! И отныне я тут царь и бог!
— Ну, тогда счастливо!
— До свидания, Земленыр!
— Скорее — прощай!
— Ты что, не собираешься возвращаться?
— Нет, если удастся. Мне ведь тоже надоела сказочная жизнь, хочется нормальной. Смотри не объедайся мясом — под старость это вредно! Да и помочь будет некому!
— Чур-чур-чур!.. Кар-кар-кар! — вдруг перешёл Унш на свой птичий язык, как бы окончательно порывая со сказочной страной, или, скорее всего, это сама сказочная страна окончательно отвергла коршуна, лишив его самого волшебного дара — человеческой речи.
Глава двенадцатая
ПЕРВЫЙ СЕКРЕТ ОПАСНОСТИ HP
Через несколько часов ускоренного марша путники оставили позади сумрак и смрад Шарнирного Бора и вышли на солнечный простор к неширокой речке. Уже привыкшие встречать на каждом шагу опасности и неприятности, они и тут насторожились, и не случайно — неподалёку зловеще чернели обугленные опоры сгоревшего моста, которые в двух-трёх местах ещё дымились.
— Тот самый, через который я переходил, — печально заметил Земленыр. — Какой же злодей спалил его? Ищи теперь, свищи другой!
— А мы вплавь! — сказал Вася без особого, впрочем, восторга.
Особенно сильно поразился Пи-эр, который вдруг в этих дымящихся головёшках как бы увидел прообраз своей смерти. Сперва он замер вкопанно, потом содрогнулся и, крякнув, ринулся что есть духу к реке, словно уже объятый пламенем, и с обрывчика сиганул в поток. Вася на ходу принялся раздеваться. Он бы с удовольствием искупался нагишом, как они, пацаны, обычно и делали без девчонок, а тут было целое общество, поэтому мальчик остался в трусах, красной рубахой старательно обмотал пистолет, который сперва украдкой проверил и из которого, к великому восторгу, извлёк созревший, ещё тёпленький, патрон, освобождая место новому плоду. Одежду, свёрнутую в тугой комок, положил на траву, сверху посадил птичку и наказал:
— Охраняй, Ду-ю-ду! Секретный объект! Арсенал!
— Слушаюсь, товарищ Вася! — по-военному ответила птичка и замерла.
— Как водичка? — крикнул мальчик подвывавшему от восторга Пи-эру.
— Охо-хо! Что надо!
— А глубина?
— Не могу достать. Лёгкий. — Круг вздыбился, ухнул вниз, но тут же выскочил, как поплавок. — Не могу!
— Закон Архимеда! — Вася прыгнул солдатиком, его скрыло с ручками, но дна он не достал, ошпарило холодом и понесло так стремительно, что он испугался и что есть силы поплыл против течения. Но куда там! Пи-эр перехватил его, поднырнул и неведомой силой вынес на сушу.
— Ну и течение! — прохрипел Вася. — В нашей Чаре вода стоячая по сравнению с этой! Ну, а вы что? — спросил он Любу и Земленыра, которые замерли у воды, с опаской вглядываясь в её мутную стремнину.
— Мы ангины боимся, — ответила девочка и дед поддакнул:
— Да-да, ангина — ужасная штука!
— Лучше бы наоборот — горяченького чаю! Вася, готовь костёр. И сам погреешься, тоже ведь ангинистый, нынче всю весну проболел!
— И не всю, только две недели. Это я, дурак, сосулек наелся. Кстати, сосулечку бы сейчас! — сердито покосившись на палящее солнце, мечтательно произнёс мальчик и сразу почти ощутил, как по раскалённому от жары горлу скользнул ледяной комочек. — Люба, а хорошо бы перед чаем пожевать чего-нибудь, а!
— Васенька, пожевать нечего, даже для Ду-ю-ду не хватит, — и Люба вытряхнула крошки на Васину рубаху. — Клюй, моя хорошая! И тебя заморили.
Но старик вдруг оживился.
— Пожевать — это можно! Это я мигом! Жаль, что кладовых моих тут нет, но положить на зуб что-нибудь всегда найдётся! — сказал он, нырнул, походил вблизи поверхности, как крот, взбугривая землю, и появился с пучком корешков. Промыв их и ногтями содрав кожицу, он протянул угощение друзьям и, подавая пример, сам принялся жевать крупный корень, причмокивая и высасывая сок. — О! Чем не хлеб? Лучше хлеба! А витаминов — тьма тьмущая! Пробуйте! Зубам износа не будет! Смелей!
Люба с Васей для приличия взяли по корешку, но девочка выплюнула его, не начав жевать, а мальчик не только прожевал, но и мужественно проглотил, однако от добавки отказался и, пряча гримасу горечи, кинулся собирать по берегу сухие обломки коры, веток и обугленных жердей, которых, благо, было во множестве и которые будто кто-то специально наготовил для путешественников, только что не сгрёб в вороха.
Земленыр глянул на ребят с печальным сожалением, сунул в рот остатки корешков и стал помогать Васе.
А Пи-эр продолжал бултыхаться, пропитываясь бессмертием.
Люба присела у воды, набрала полкувшина, а выпрямиться не смогла: испуг парализовал её. Прямо перед ней высунулась огромная щучья голова и щёлкнула зубастой пастью.
— Здравствуй, Люба!
— Здравствуйте!
— Не надо на «вы»! Я ещё молодая, хотя на вид такая большая и жирная! Вот когда мы встретимся лет через сто пятьдесят, то есть старушками, перейдём на «вы», а пока мы молоды, будем тыкать друг другу — это озорней и проще.
— Ой, что ты! — воскликнула Люба. — Люди столько не живут, сто пятьдесят лет!
— Это простые люди не живут, а те, кто побывал в сказочном мире, могут почти все, вплоть до чудес, вот увидишь, потому что они приносят с собой частицу сказочного духа! — заверила щука.
— Правда?
— Честно щучье!
— Вот здорово!
— Итак, да здравствует встреча через сто пятьдесят лет! А пока… ты хоть узнаешь меня?
— Нет?
— А если подумать?
— Ой, неужели ты — та самая щука, которую…
— Та самая!
— …которую мы весной съели, извини, на папин день рождения? Ох, и вкусно было! Извини!
— Во-первых, моя милая, это очень неприлично — есть щук! Непристойно! И недостойно цивилизованного мира! Ну, дикари нас едят — понятно, они и друг друга едят — что с них спросишь? А вы-то?!
— У нас принято есть щук! — смело заявила девочка. — В ухе, жареную, запечённую и солёную даже — в любом виде! Но запечённые в печи в сметане вы лучше всего, извини!
— Скверная привычка! Значит, вы ещё недостаточно цивилизованные! Впрочем, кончим об этом!
У нас, например, принято глотать ершей, пескарей и прочую мелочь, и мы глотаем их безо всяких извинений! В-третьих… Люба, ты слушаешь меня? Советую слушать, иногда я высказываю ценные мысли!
— Да-да, я внимательно слушаю, — ответила девочка, которую на миг отвлекла мысль, что щука, кажется, — большая любительница порассуждать и что её, наверно, можно было бы принять в кружок мыслителей.
— Так вот, в-третьих, я не та щука, которую вы съели на папин день рождения. В-четвертых, ту вы уже не встретите никогда и нигде, даже в сказочной стране! Разве что — во сне, и то с голодухи. Но я, в-пятых, та, которую чуть не съели! А это большая разница! Я жива, а та — царствие ей небесное! Надеюсь, я не менее вкусна, а более, чем та, но пусть моя вкуснота навсегда останется моим личным достоянием! Не возражаешь?
— Пусть! — согласилась девочка.
— И пусть не родится тот, кто смог бы сказать обо мне: «Ах, как она была вкусна!» Пусть!
— Пусть! Живи сто лет!
— Как же сто, если мы договорились встретиться через сто пятьдесят? Значит, минимум — лет сто семьдесят! Для простоты расчёта — все двести!
— Пусть двести!
— Это срок! Спасибо! А ты все ещё не узнала меня?
— Нет. Вы такие похожие.
— Не больше, чем вы. Но тебя-то я сразу узнала, и не только по жёлтому платью, а вообще! Глаз — вот в чем дело. У меня глаз — алмаз!.. Ну?
— Сдаюсь! — сказала Люба.
— А помнишь ремешок фокусника Корбероза?
— А! — воскликнула девочка. — Неужели это ты?
— Я!
— Ты вроде была поменьше, — усомнилась Люба.
— Раздобрела! — довольно произнесла щука и вытянулась, показывая свою Широкую зеленовато-пятнистую спину. — Тут такие харчи! Охотиться почти не надо, сами лезут в рот! Полнею, как на дрожжах! Я это, Люба, я, не сомневайся! Тогда я не успела отблагодарить тебя, не до того было, а сейчас — самое время! Спасибо тебе, красавица! Дай бог здоровья и хорошего женишка! Или у вас так не говорят?
— Говорят! И ещё не так! — смутилась Люба. — Но мне до жениха ещё далеко!
— А по-моему, не очень, метров десять! — ответила щука, дёрнув головой в сторону Васи, который волок на костёр целую корягу.
— Я имею в виду расстояние не в метрах, а во времени, — пояснила девочка.
— Расстояние во времени ещё короче, чем в метрах, уж поверь мне! Это только кажется, что далеко и долго, а на самом деле все близко, все рядом, один удар хвоста — и там!.. Мне ещё вчера, когда я опоясывала комбинезон Корбероза, казалось, что мне далеко-предалеко до щучьего облика, а сегодня я уже щука плюс в сказочной стране! Далёкое приближается, близкое удаляется — это прелестное свойство жизни. Скоро сама поймёшь! Ты подарила мне эту жизнь — проси что хочешь взамен! Правда, чудес я не обещаю, потому что я всего лишь взбалмошная и болтливая, но не волшебная щука, так что договора типа «по щучьему велению, по моему хотению» у нас не получится, что-нибудь попроще!
— А мне и ничего не надо!
— А если подумать?
— Если подумать, то все равно — ничего!
— Так не бывает! Живым всегда что-то надо, по себе знаю! Поесть, попить, на солнце погреться, в тени постоять.
— Да, вот поесть можно бы! — спохватилась Люба.
— Вот видишь!
— И то не мне, а Васе! Он будущий мужчина, а мужчины всегда много едят!
— Понимаю! Ну что ж, поесть так поесть! Разносолами я не богата, а вот рыбой помогу!
Щука ударила хвостом, ушла в глубину и тут же к ногам Любы один за другим стали падать, ловко швыряемые щучьей головой, пескари, ерши и окуни.
— Хватит! — остановила девочка щучью прыть, когда кувшин наполнился. — Даёшь уху! Ещё бы картошечки!
— Чего нет, того нет! — клацнула зубами щука.
— И на том спасибо!
А Пи-эр продолжал бултыхаться.
— Это ваш там резвится? — спросила щука.
— Наш! — ответила Люба, сама поражаясь нежности и теплоте, с которыми вдруг отозвалась о вчера ещё безразличной для неё деревяшке, а сегодня таком милом и строго-забавном существе, без которого их компания была бы просто немыслимой. «Сближать и сдруживать — это тоже, наверно, прелестное свойство жизни, — на щучий манер подумала девочка, радостно удивляясь своей рассудительности. — Так, чего доброго, и я попаду в кружок мыслителей. Вот смеху-то будет! А, собственно, почему бы и нет? Рассуждать, оказывается, так приятно!»
А Пи-эр продолжал бултыхаться.
— Скажи ему, чтобы не заплывал далеко, — сказала Щука.
— А что?
— Опасно для жизни!
— Он деревянный, не потонет!
— Не в этом дело!
— А в чем?
— Секрет. Но тебе я скажу.
— Пи-эр, вернись! — крикнула Люба, и тот послушно поплыл назад. — Щучка, погоди, на секрет я позову друзей.
— Не надо! Не твои друзья, а ты подарила мне жизнь, и благодарна я только тебе.
— Но я все равно скажу друзьям!
— Это твоё дело, а моё — спасти тебя, как спасла меня ты. Правильно?
— Ну, хорошо!
— Ты слышала про опасность HP?
— Наверно. Мы, по-моему, уже про весь алфавит опасностей слышали. И не только слышали. Но и хлебнули!
— Так вот, перед вами опасность HP! Нож-Река! Или Река-Ножницы — все равно суть не меняется, не меняется и название. Это особенная река, купаться в ней можно, но переплыть её нельзя. Она губит всех, кто достигает середины! Она хитро устроена — делится пополам, как бы на две реки, одна половина течет на восток, вторая — на запад, а в середине быстрые течения встречаются, как лезвия ножниц, и перерезают все, что им попадается. — Люба хлопала глазами. — Не понимаешь?.. Тогда смотри! — Щука перехватила проплывавшую мимо хворостину, понеслась с нею к середине реки и вскоре вернулась. Хворостина укоротилась, вершинку ей словно отхватило ножом. — Вот так бывает с каждым, кто пересекает реку, все равно — бревно или соломинка.
Подошли Вася с Земленыром, приплыл Пи-эр, Люба познакомила их со щукой и рассказала об опасности HP. Компания приуныла.
— Так вот откуда эти аккуратные дровишки на берегу! — догадался Вася. — Их речка нарезала и наколола! Занятно! Кстати, Люба, костёр готов, можешь ставить свой чай.
— Будет уха! — с гордостью за свою хозяйскую расторопность сказала девочка, показывая рыбу. Мальчик аппетитно потёр ладони.
Земленыр, снова и снова осматривая обугленные остатки моста, спросил:
— А кроме этого, мост ещё есть?
— Нет. Это был единственный. Вчера сгорел, точнее — его сожгли солдаты охраны. Какая глупость — уничтожать то, что охраняешь!
— Да, глупость, — согласился старик, — но лишь с первого взгляда. А какая на них была форма? Не заметила?
— Кто не заметила? Я? Да за кого вы меня принимаете? Пожар начался вечером, ещё при солнце. Я все отлично заметила и запомнила! Берестяной расцветки — белая, с черными мазками. Правда, к концу пожара она стала скорее чёрной с белыми мазками.
— Это барбитураты, солдаты Королевства Берёзовых Рощ. Смешно сказать, но это моя родная армия! Я ведь оттуда родом.
— Не слышала о таком. Где это?
— Там, недалеко, — Земленыр неопределённо махнул рукой.
— Не знаю. Вообще в знаниях о суше у меня большие пробелы, но о реке я знаю все, уверяю вас. Да, сгорел начисто! — вернулась она к разговору о пожаре. — Не скрою, это было величественнейшее зрелище в нашем пустынном и диком крае! — Щука описала на воде большой круг, рассекая поверхность спинным плавником. Фигурой этой она выражала, очевидно, своё благодушное настроение. — Все рыбье стеклось полюбоваться огнём. Особенно любопытные даже поджарились и уплыли вниз кверху брюшками. А на берег сбежалось зверье, но оно трусливее — издали смотрело. Красиво было: сыпались искры, стреляли бревна, летели головёшки, шипели угли. Фантастическая ночь! Жечь солдаты начали с этой стороны и, отступая, заваливали мост соломой. Командовал поджогом тощий, длинноволосый, с крючковатым подбородком — каков мой глаз! — офицер, с большой голубой медалью на груди. Нет, каков глаз?
— Потрясающий! — воскликнул Пи-эр, поддерживая бурное щучье настроение.
— А вы — заметила ли? Хм! Я даже, рискуя свариться, разыграла офицера. Захлебнувшись дымом, он раскашлялся и перегнулся через перила глотнуть свежего воздуха. А мост сидел низко. И тут я как высунулась да как крикну: «Именем короля, что здесь происходит? Кто приказал?» Бедняга, видать, был не храброго десятка и — кувырк! — прямо на меня. Я со злости хотела ему нос откусить, но, к его счастью, была сытой, поэтому откусила голубую медаль. А он выплыл. Хорошо, что на той стороне упал, а то бы — каюк!
— А где медаль? — спросил Вася.
— Выплюнула, как блесну! Лежит где-то на дне, песочком затягивается.
— А найти можешь? — что-то прикинув, поинтересовался Земленыр.
— Могу, конечно!
— Найди, голубушка! Найди, милая! — взмолился дед. — Эта медаль, чую, нам здорово пригодится!
— Просите Любу, — ответила щука. — Я к её услугам!
— Найди! — с улыбкой повелела девочка.
Глава тринадцатая
ВТОРОЙ СЕКРЕТ ОПАСНОСТИ HP
Круто развернувшись, щука исчезла и вскоре появилась, держа в зубах большую, отлитую из какого-то голубого металла, медаль с обрывком плотной белой ткани, к которой была пристёгнута.