Об этой книге
В этой книге ты, дорогой читатель, прочтешь две повести. Одна из них называется «Сын», другая — «Дочь», «Дочь» и «Сын» — как близки, как родственны эти слова! Возможно, ты подумаешь, что книга, взятая тобой в руки, посвящена сестре и брату.
Нет. Герои этих повестей не родственники, близкие или далекие, не брат и сестра. Судьбы их различны, и действуют оба героя в разное время, в разных ситуациях. Но в жизни, в мыслях и чувствах героев много общего, что объединяет их. Герои этих повестей — твои ровесники и современники. Они живут тем, чем жил и живешь ты.
Но сходство повестей «Сын» и «Дочь» не только в этом.
Я знаю, хорошо знаю, что ты, читатель этой книги, не любишь, когда с тобой разговаривают как с маленьким. И я, когда мне было пятнадцать-шестнадцать лет, не любил этого. Не любил потому, что считал себя в эти годы взрослым человеком: я уже работал, как все взрослые, и был потом солдатом на фронте.
Так вот, мне хочется сказать, что в повестях «Сын» и «Дочь» серьезно, по-человечески взволнованно рассказано о сложности жизни, о глубоких переживаниях героев. Поэтому повести охотно прочитаешь и ты, и твои родители. Кстати, обе они были впервые напечатаны для взрослых читателей в журнале «Огонек».
О жизни хорошей советской семьи — Ирины Андреевны и Антона Ивановича Березовых — расскажет тебе повесть «Дочь». В начале Великой Отечественной войны Березовы потеряли своего единственного сына Сережу. И вот…
Впрочем, об этом «вот» ты и узнаешь, когда прочитаешь повесть. Узнаешь ленинградскую девочку Наташу, которая осиротела в дни блокады; узнаешь, как она жила в осажденном городе, как стала любимой дочерью в семье Березовых. Ты узнаешь, как потом, спустя много лет, произошел в семье разлад, с какими сложными проблемами и мыслями столкнулась десятиклассница Наташа, сколько душевной муки выпало на долю Ирины Андреевны и Антона Ивановича Березовых, сколько выдержки и терпения потребовалось, чтобы вернуть покой и счастье семье.
Герой повести «Сын» — Саня Рябинин, московский девятиклассник. Впрочем, герои повести и Санины друзья по школе, и взрослые — Санина мать, педагоги, соседи по квартире.
Действие повести развивается в наши дни, но ты узнаешь и о давних для тебя годах войны, когда рос маленький Саня, и о его отце, погибшем в боях с фашистами, и о любви юной Тани к Володе. А Таня и Володя — это родители Сани Рябинина, твоего сегодняшнего ровесника.
Я не случайно заговорил об этом. Как иногда мы мало и редко думаем о тех, кто живет рядом с нами! О матери, которая, оказывается, проявила мужество в трудные годы. Об отце, который никогда сам не скажет, что он совершил в своей жизни что-то героическое, а на самом деле он был героем. О бабушках и дедушках, к которым привыкли с малых лет и о молодости которых, порой увлекательной, романтической молодости, мы ничего не знаем. И о соседях. И о людях, встречающихся на улице, в метро, троллейбусе, трамвае… А ведь со многих из них можно брать пример!
Конечно, девятый класс — это девятый класс, и учатся в нем ребята взрослые, но все же жизнь — дело сложное, особенно для юноши. Вот и блуждает Саня Рябинин, попадает в трудные жизненные перипетии, ошибается, раскаивается, упорствует, думает, размышляет.
И хорошо, что размышляет над жизнью, — иначе нельзя! Повесть «Сын» интересна не только тем, что она остра, увлекательна по сюжету. Она — а это главное! — заставит тебя о многом подумать. Подумать о себе и о своем месте в жизни. Подумать о тех, кто старше тебя, и решить, с кого тебе стоит брать пример, а с кого — нет. И, наконец, подумать о своих друзьях-товарищах. Ведь без друзей жить нельзя, но друзья бывают разные.
Обе повести — «Сын» и «Дочь» — написаны талантливо, психологически тонко, ясным, чистым языком. И еще, я добавил бы, интересно! А ведь как это важно, когда книга написана интересно, даже увлекательно! Ведь неинтересную, скучную книгу, хочешь не хочешь, бросишь читать, отложишь в сторону. А от книги настоящей не оторвешься, как бы ни была она велика, какие бы события ни звали тебя от нее!
Писательница Мария Андреевна Белахова, автор этих повестей, написала несколько книг для детей и юношества. В книге «Драгоценный груз» писательница рассказала о людях большого мужества и героического характера — о наших летчиках. Интересна и поучительна книга Марии Белаховой для младших ребят — «Как хлеб на стол пришел». Известная среди юных читателей книга Героя Советского Союза Д. Н. Медведева «Это было под Ровно» создана при непосредственной литературной помощи М. А. Белаховой. Совсем недавно в журнале «Огонек» была напечатана новая повесть М. А. Белаховой — «Разлад».
Я вот уже почти двадцать лет знаю Марию Андреевну Белахову, Она — добрый товарищ, настоящий друг, талантливый писатель, по-настоящему хороший педагог.
Прежде чем стать писательницей, Мария Андреевна Белахова работала воспитательницей детского дома и по окончании вуза — редактором. Редактор и критик М. А. Белахова немало сделала доброго для нашей литературы, адресованной детям и юношеству.
Многие из детских писателей, в том числе и я, пишущий эти строки, благодарны Марии Андреевне за ее горячее участие в судьбе наших первых книг.
Книга Марии Белаховой под общим заголовком «Две повести» — горячая, душевная, современная.
Пусть она станет твоей книгой.
Сергей Баруздин
Мария Белахова
Дочь
Глава I
Казалось, ничего страшного не случилось. Обычная маленькая ссора дочери с матерью. Дочь не убрала комнату, не вымыла посуду, а мать только что вернулась с работы, плохо себя чувствовала и раздраженно сказала:
— У тебя, Наташа, совсем нет совести! Бабушка больна, и вся тяжесть забот по дому легла на мои плечи. Я устала, не могу больше…
Наташа пожала плечиками:
— Я в этом не виновата. Ты сама взяла на себя такую тяжесть, как я. Я тебя об этом не просила.
По правде говоря, мать должна была рассердиться на грубость дочери. Но Ирина Андреевна сначала растерялась, а потом вдруг испугалась. Сердце заколотилось часто, сильно.
— Что ты сказала?! — задыхаясь, спросила она.
— Я сказала, что ты сама взяла на себя такую тяжесть, как я. Я тебя об этом не просила… Но уж если взяла, так не упрекай меня.
Бледная, готовая разрыдаться, Наташа, мельком взглянув на мать, ушла в кухню.
Да уж не послышалось ли матери? Неужели Наташа могла так сказать? Случайно вырвались у дочери эти слова или она вкладывала в них определенный смысл?..
Ирина Андреевна бессильно опустилась на стул около окна и, положив руки на подоконник, стала успокаивать себя. Напрасно она волнуется. Наташа сказала дерзость и теперь, наверно, раскаивается. Слышно, как она гремит тарелками, — значит, моет посуду. Сейчас придет, поцелует и скажет, как маленькая: «Я больше не буду!»
У Наташи переломный возраст. Всем родителям туговато приходится в эти годы. Ирина Андреевна, работая в старших классах школы, очень хорошо это знала. Но почему именно так сказала Наташа: «Ты сама взяла на себя такую тяжесть, как я. Но уж если взяла, так не упрекай меня»?
Нет, напрасно мать успокаивает себя. Случайно так не скажется. Девочка, вероятно, искала повода, чтобы сказать эту фразу. За ней, за этой фразой, кроется многое — сомнения Наташи, душевная боль, желание узнать правду из уст матери.
Узнать правду…
Кто-то совершил подлость. Чья-то болтливость, а может, умышленное желание нанести удар нарушили покой девушки, ранили ее сердце. Не сегодня и не вчера отравлена жизнь дочери.
За последнее время Наташа изменилась. Прежде была ласковой и доверчивой, а теперь стала замкнутой, молчаливой. Да и учится хуже. А ведь она в десятом, последнем классе и хочет держать конкурсный экзамен в педагогический институт!
Видно, пришло время рассказать Наташе всю правду. Жаль… Рановато, молода еще дочка, и трудно предвидеть, как примет она эту правду. Жалко дочь, жалко мужа. Ведь он так любит Наташу!
Но рассказать надо. Пусть дочь узнает истину от нее, от матери. Ирина Андреевна расскажет ей все, начиная с их первой встречи. С тех пор прошло почти четырнадцать лет, а память хранит эти события так хорошо, будто все происходило вчера.
Ирина Андреевна приехала в Ленинград в мае сорок четвертого года. Четыре месяца назад город вышел из блокады, которая терзала его девятьсот дней. Теперь Ленинград освобожден. Утихла канонада, и опустели бомбоубежища. Лишь изредка завывали сирены, извещая население о попытке врагов нанести еще один удар по измученному городу. По привычке люди направлялись к убежищам, где недавно проводили большую часть времени. Но скоро раздавался отбой. Наши истребители и зенитки перехватывали воздушных разбойников на пути.
После пережитой трагедии Ленинград стоял опустевший и израненный. Вперемежку с уцелевшими домами торчали остатки стен когда-то стройных зданий. Многие дома остались без крыш, без окон и дверей — пустыми коробками. Некоторые улицы были еще завалены камнем и щебенкой разрушенных зданий. Деревья торчали опаленные и искалеченные.
По улицам Ленинграда, когда-то шумным и веселым, теперь брели редкие прохожие. А дети и совсем не встречались. Непривычная тишина и безлюдье постоянно напоминали о тысячах ленинградцев, погибших в блокаде от бомб, снарядов и голода.
Но каждый день вокзалы Ленинграда волнами выплескивали сотни людей, возвращавшихся к себе домой. И день ото дня все больше оживал город. Распахнулись окна уцелевших домов, выпуская сырость и холод нетопленных комнат. Задымили трубы заводов, открывались один за другим магазины, столовые, кинотеатры. Улицы оживали, на них появились новые автобусы, трамваи и даже такси. Вместе с городом зажил веселой, шумной, многоголосой жизнью и особняк на канале Грибоедова. Возраст младших жителей этого особняка исчислялся месяцами. Старшими считались трехлетки. Но для всех этих малышей ленинградская весна сорок четвертого года стала первой весной. Даже те, кто жил на свете всего четвертый год, впервые наслаждались весенним солнцем, впервые видели ручейки, почки на деревьях, впервые строили домики из чистого желтого песочка. И, уж конечно, впервые они выходили парами за ворота и с удивлением смотрели на быстрые машины, на взрослых чужих, незнакомых людей.
Вся предыдущая жизнь, до этой радостной весны, проходила почти целиком в подвале этого дома, оборудованного под бомбоубежище.
Никто из малышей не помнил и не понимал того страшного кошмара, который они сами пережили, раньше чем попали в этот особняк. Только врачи и воспитатели знали, да и то не полностью, их трагедии. Одного нашли на улице голодного, полузамерзшего, другого — в обломках разрушенного дома, третьего взяли из постели, где лежала уже мертвая мать.
Лишь немногих называли именами, данными им при рождении. Часто не удавалось установить, чей ребенок и как его зовут.
В особняке на канале Грибоедова и в других яслях и детских домах малыши пережили блокаду. Все лучшее, что получал блокированный город, что под непрерывными обстрелами и бомбежками перевозилось по льду Ладожского озера или на самолетах, — все это город отдавал прежде всего им, обездоленным малышам, не успевшим по разным причинам эвакуироваться.
Шум больших улиц с грохотом трамваев и гудками машин почти не доносился до особняка, окруженного садиком. А когда в яслях наступал тихий час, здесь действительно было тихо. В такой час и пришла сюда Ирина Андреевна. Она не стала звонить, а потянула на себя большую, массивную дверь. Дверь оказалась незапертой, и Ирина Андреевна очутилась в вестибюле. В доме стояла полная тишина. Увидав дверь с надписью «Главный врач», она постучала.
— Войдите! — послышался голос.
За письменным столом сидела пожилая женщина в белом халате, с седой головой. Ирина Андреевна подала ей направление из горздравотдела. Врач посмотрела на бумагу лишь мельком — ей хорошо были знакомы такие бумаги.
— Садитесь, — пригласила она Ирину Андреевну. — Подождите минутку, я закончу запись.
Мелким, убористым почерком она заполняла историю болезни. Ирина Андреевна оглядела кабинет: письменный стол, два стула, маленький диван, накрытый простыней, весы с корытцем вместо тарелок — для взвешивания малышей. Все окно заставлено цветами, за которыми, как видно, заботливо ухаживали.
— Я вас слушаю, — складывая папку, сказала врач.
— Я хочу взять себе ребенка…
Ирина Андреевна вдруг заволновалась. Ей стало трудно говорить, и она почувствовала, что вот-вот расплачется.
Но ее собеседница была человеком опытным. Она понимала состояние Ирины Андреевны и спокойным голосом, не торопясь стала говорить сама:
— Ну что ж, это очень хорошее дело. К нам многие приходят. Я здесь работаю вот уже пятнадцать лет. И до войны брали на воспитание детей, а теперь и подавно! И мы рады этому. Осиротевшим детям нужна материнская ласка и родительская любовь… Сейчас, как вы, вероятно, поняли, дети спят, и у нас с вами найдется много свободного времени. Мне бы хотелось узнать, что толкнуло вас на этот шаг. Кого вы хотите взять — мальчика или девочку? Какого возраста? И, наконец, расскажите о себе. Мне надо знать, к кому попадет ребенок. Нам ведь это небезразлично. Мы с этими детьми пережили так много тяжелого и страшного, что они всем нам, работающим в яслях, стали как родные.
— Я вас понимаю, — ответила Ирина Андреевна. — Ваше право задавать мне любые вопросы. Я на них отвечу.
Ей было нетрудно объяснить, почему она решила взять ребенка. Слишком много она об этом думала.
…В июле сорок первого года Ирина Андреевна эвакуировалась из Ленинграда в Казань вместе со своим единственным сыном, шестилетним Сережей. Ехать пришлось много дней в битком набитом вагоне. В пути мальчик заразился дифтерией. Ирина Андреевна сошла с поезда в маленьком городке, когда Сережа совсем задыхался и уже потерял сознание.
Машины около вокзала не оказалось. Какой-то старик согласился довезти ребенка до больницы на ручной тележке. Ирина Андреевна шла рядом с тележкой, положив руку на плечо мальчика. Дорога была неровная, пыльная. Временами она брала сына на руки и несла его, тяжелого, горячего…
Через два дня Ирина Андреевна похоронила Сережу под большой липой городского кладбища. С тех пор стали белыми ее виски и глубокая тоска поселилась в глазах. Горе было тем безутешнее, что надеяться на появление второго ребенка Ирина Андреевна не могла: после рождения Сережи врачи сказали ей, что детей у нее больше не будет.
Она приехала в Казань одна, без сына, похудевшая и постаревшая. От нее самой ее муж, Антон Иванович, узнал о смерти Сережи. Ирине Андреевне было страшно вспомнить, как рыдал тогда этот большой и мужественный человек.
Пережить то страшное горе помогла работа. Как и до войны в Ленинграде, она стала преподавать историю в казанской школе. Днем — школа, а вечером — госпиталь, где она писала письма под диктовку раненых, читала им газеты, помогала сестрам и санитаркам. И столько навидалась она там горя и страданий, что невозможно было свое горе считать самым большим.
И, конечно, она не была одинокой. Она жила с мужем — счастье редкое во время войны. Правда, Антон Иванович приходил домой поздно и часто улетал в командировки. И в какие командировки! Антон Иванович Березов работал на авиационном заводе, и место назначения командировок обозначалось энской авиационной частью действующей армии, где самолеты, выпущенные заводом, выдерживали настоящие бои. Ирина Андреевна обычно не знала, на какой фронт улетает ее муж. Но она хорошо понимала, что всякий раз он подвергается опасности. Тревога ни на минуту не покидала ее. Возвращение мужа из командировки живым и невредимым принимала как счастливый дар судьбы.
Антон Иванович всегда относился к жене нежно и заботливо. А после смерти Сережи даже Ирина Андреевна, избалованная его вниманием, поражалась, откуда у мужа столько выдержки, терпения, чтобы утешать ее в неутешном горе, отвлекать от тяжелых мыслей.