— Пошли, — говорит она и быстро идет из сада.
Уже выходя на улицу, она оборачивается. Подняв книгу и положив ее на шезлонг, Густав улыбается, потом бежит догонять Мину.
Они медленно бредут по улицам Энгельсфорса. Идти быстро невозможно. Жара придавливает к земле. Сила гравитации, похоже, выросла раз в десять.
Мину никогда не любила купаться и загорать. Но этим летом она уже была почти готова пойти на озеро Дамшён, куда все жители Энгельсфорса шли в надежде хоть чуть-чуть охладиться. Мину не могла заставить себя раздеться в присутствии чужих людей. Даже лица своего стеснялась. Жара и солнце не пошли ее коже на пользу. На виске опять надулся огромный прыщ, и Мину пыталась прикрыть его волосами, чтобы Густав не увидел.
Мину трудно сказать наверняка, с чего началась ее дружба с Густавом.
Когда Мину осмелилась рассказать другим Избранницам про черный дым, пропасть между ней и окружающими ее людьми стала меньше. Но ей уже никогда было не стать прежней Мину. Ее подруга Ребекка погибла от рук Макса, человека, которого Мину любила больше всех на свете. Макс сказал, что у демонов есть планы в отношении Мину. Что это за планы, Мину не знала и не понимала, какие силы живут внутри нее.
И вот посреди всего этого сумбура появляется Густав. Поначалу он пытался вытащить Мину на озеро, но она каждый раз придумывала отговорки, и тогда они стали просто вместе гулять, читать или играть в карты в саду у Густава.
Густав — звезда местного футбола и один из самых популярных мальчиков в школе. Мину слышала о нем много восторженных слов. Но важнее всех его достоинств для нее было другое качество — комфортность в общении. Густав воспринимал жизнь легко. Рядом с ним и Мину забывала про свои заботы и неприятности.
Но когда Мину оставалась одна, ею овладевали сомнения. Зачем он общается с ней? А вдруг просто из жалости?
Они прошли по мосту, повернули и двинулись дальше по берегу, вдоль черной бурной воды, миновали шлюзы и стали пробираться дальше по дорожке, протоптанной среди густых высоких деревьев. Вокруг Мину вилась оса, Мину отмахнулась от нее.
— Как ты? — спросил Густав. Оса улетела. Мину понимала, что Густав имеет в виду ссору, свидетелем которой он невольно стал сегодня, хотя наверняка подозревал нечто подобное и раньше.
— Извини, что спрашиваю. Может, тебе неприятно это обсуждать? — снова заговорил Густав.
Мину колебалась. Дружба с Густавом была для нее настоящей отдушиной, и Мину не хотелось втягивать его в разговоры о домашних неурядицах.
— Твои родители часто ссорятся? — спросила она.
— Ссорились часто, когда я был маленьким. Теперь почти нет, — сказал Густав. И, помолчав, добавил: — Думаю, им просто стало друг на друга наплевать.
Мину удивленно посмотрела на него. Родители Густава напоминали ей идеальную пару из американского сериала. Казалось, они ссорятся лишь по мелочам, но быстро мирятся и никогда не повторяют своих ошибок.
— Я стараюсь не зацикливаться на этом, но думаю, что они разведутся, когда я начну жить отдельно, — продолжал Густав. — Когда меня с ними не будет, их ничто не будет удерживать вместе.
— Ты уверен?
— Я думаю, когда люди любят друг друга, это заметно. Между ними есть особая энергетика… Ты понимаешь, что я имею в виду?
Мину утвердительно промычала в ответ. Как не знать. Она и сама чувствовала эту энергетику — между собой и Максом. Пока не узнала, кто он. И что он убил Ребекку.
— Между моими родителями ничего такого нет, — продолжал Густав. — Я понял это, когда сам влюбился.
Густав замолчал, и Мину поняла, что он думает про Ребекку.
Смерть Ребекки объединила их с Густавом. Но говорили они о ней все реже и реже. Мину старалась в присутствии Густава не упоминать имя подруги. Потому что чем ближе они с Густавом общались, тем сложнее ей было делать вид, будто смерть Ребекки действительно была самоубийством.
Она видит, как на лицо Густава набегает знакомая тень, и хочет спросить, как он себя чувствует, продолжает ли видеть в кошмарах, как умирает Ребекка, продолжает ли винить себя в ее смерти. Мину хочет быть ему настоящим другом.
Но разве может настоящий друг лгать в таких важных вещах?
Ей так хочется рассказать ему правду, но она никогда не сможет этого сделать.
За деревьями открывается полянка с засохшими летними цветами. За поляной виднеется старая усадьба.
— Ты знаешь, что раньше здесь был ресторан? — спрашивает Мину, чтобы сменить тему разговора.
— Нет, — качает головой Густав. — Когда?
— Папа говорил, в девяностые годы. Несколько рестораторов из Стокгольма купили этот дом и переехали сюда. Они вложили в дело кучу денег, отремонтировали помещение. Рецензии в газетах были отличные, но им вскоре пришлось закрыться. Посетителей не было. Папа сказал, что жители нашего города сговорились и решили бойкотировать ресторан, потому что его организовали стокгольмцы. Хотя для Энгельсфорса было бы только лучше, если бы их затея удалась.
Густав засмеялся:
— Узнаю старый добрый Энгельсфорс.
Они остановились и некоторое время смотрели на усадьбу. Большое белое здание в два этажа. Наверняка одно из самых красивых в городе, где красивых домов уже почти не осталось. Широкая каменная лестница ведет из заброшенного сада на веранду, массивные колонны, на них — балкон второго этажа.
— Пойдем посмотрим? — предложил Густав.
— Пошли, — согласилась Мину.
Они пересекли поляну. Сухая трава доставала Мину до колена, и на мгновение ей сделалось нехорошо при мысли о том, сколько изголодавшихся клещей сидит сейчас наготове в ожидании своей жертвы.
— Ты останешься в Энгельсфорсе? Когда закончишь гимназию? — спросила она.
— Поучусь в университете. Потом не знаю. В принципе мне Энгельсфорс нравится. Я здесь дома. Но будущего здесь, конечно, нет. Хотя, может, поэтому и нужно сюда вернуться. Чтобы здесь что-нибудь замутить.
— Открыть ресторан?
— Думаешь, гости придут, если владеть этим рестораном буду я?
«Да, — подумала Мину. — Потому что ты — это ты».
— Конечно, — сказала она. — Ты же не из Стокгольма.
Вблизи стало видно, как сильно пострадал от времени старый дом. Краска на фасаде облупилась, там и сям обнажились бревна. В окнах первого этажа выбиты стекла. Мину подумала о прежних владельцах — сколько труда было положено, чтобы восстановить здание. И вот оно опять превратилось в руины.
Густав начал подниматься по лестнице на веранду, но вдруг остановился. Прислушался.
— Ты что? — спросила Мину.
— Там кто-то есть, — шепотом ответил Густав.
Он двинулся вдоль флигеля в обход здания, Мину за ним, опасливо поглядывая на окна второго этажа. Зайдя за угол, они вышли к фасадной части дома.
Перед входом стоял темно-зеленый автомобиль с открытой передней дверью. На пассажирском месте сидел какой-то парень.
Увидев Мину и Густава, он выбрался из машины.
Он был примерно их возраста. Ростом повыше Густава. Волнистые пепельные волосы обрамляли чистое гладкое лицо. Казалось, он сошел с картинки в глянцевом журнале и всю свою жизнь только и делал, что плавал на яхте или играл в гольф.
— Привет! — сказал Густав. — Извини, мы думали, дом заброшен…
— Нет, вы ошиблись, — резко оборвал его парень.
У него был мягкий стокгольмский выговор, который приводил энгельсфорсцев в бешенство, даже когда говоривший так человек был вежлив и мил, но сейчас вежливостью даже и не пахло.
Густав удивленно воззрился на приезжего.
«Еще бы, — подумала Мину. — Густав к такому обращению не привык».
— Значит, ошиблись, — согласился Густав. — А вы что, сюда переезжать будете?
— Да, — процедил парень сквозь зубы.
Уши Мину горели. Она хотела быстрее уйти. Продолжать разговор не имело смысла. Парню было наплевать на дружелюбие Густава. Усевшись снова в машину, он захлопнул у них перед носом дверь и разгладил рукой складки на брючине. Потом поднял глаза на Мину и внимательно посмотрел на нее.
Мину показалось, что он видит ее насквозь и она ему совсем не нравится.
— Пойдем, — пробормотала она, потянув Густава за рукав.
— Этот тип вряд ли улучшит мнение энгельсфорсцев о жителях Стокгольма, — сказал Густав, когда они возвращались назад через поляну.
— Да уж, — вздохнула Мину.
Уже заходя в лес, Мину оглянулась и еще раз взглянула на усадьбу. Ей показалось, будто она увидела на втором этаже чей-то силуэт.
— Что будешь делать, когда придешь? — поинтересовался Густав.
— Не знаю, — ответила она.
Звякнул мобильный, Мину достала телефон из кармана юбки. Сообщение от Линнеи.
— Что-то случилось? — спросил Густав.
— Нет, — солгала Мину. — Ничего.
3
Деревья отбрасывали длинные тени, но прохлады не было. Наоборот, в лесу жара чувствовалась больше. Воздух был тяжелым и пах смолой, хвоей и нагретым деревом. И еще чем-то лесным, чему Анна-Карин не знала названия. Она глубоко дышала, идя по узкой тропинке, вьющейся среди черничника и корявых стволов.
Стояла тишина. Но покоя, к которому так стремилась Анна-Карин, и здесь не было.
Лес, животные и дедушка всегда спасали Анну-Карин в трудные минуты. Но только когда мама перевезла ее жить в квартиру в центре Энгельсфорса, Анна-Карин поняла, как много они значили в ее жизни.
Хутор продали. Дедушка жил в доме престарелых. Но лес по-прежнему был другом Анны-Карин. В летние каникулы она приходила сюда почти ежедневно. Прочь от городской суеты и толчеи, от назойливых взглядов чужих людей, от асфальта, бетона и грязи. Здесь она могла дышать. Здесь она даже могла мечтать.
Да. Так было всегда. Но не сегодня.
Все дети в Энгельсфорсе почти с рождения знают: в лесу нужно ходить по тропинке. На карты и компасы полагаться нельзя, все попытки провести в лесу соревнования по спортивному ориентированию неизменно заканчивались розыском пропавших людей. Впечатление такое, будто изнутри лес больше, чем когда смотришь на него снаружи.
Анна-Карин сама знает нескольких людей, без вести пропавших в лесу.
Однако до сегодняшнего дня лес никогда не казался ей враждебным, хотя для городского жителя страх перед лесом — чувство вполне обычное. Сегодня птицы молчат и даже насекомых не слышно. Но Анна-Карин продолжает идти все глубже и глубже в лес.
На ее висках выступили капли пота, и она вдруг поняла, что дорога идет на подъем. Горка пологая, не сразу заметишь, но ноги устают. Вот справа затопленная старая шахта. В воде отразился солнечный луч, и Анне-Карин захотелось пить. Почему она не взяла с собой воду?
Подъем становился все круче, почва сделалась каменистой и твердой. Жара усиливалась. Ветки, нависавшие над дорогой, шуршали сухой листвой. Анна-Карин тяжело дышала, губы были солеными от пота.
Вот и вершина. Земля стала более ровной, лес поредел. Анна-Карин села на трухлявый пень, чтобы отдышаться. Пить хотелось нестерпимо, губы потрескались, перед закрытыми глазами плыли разноцветные круги. Анна-Карин старалась дышать ровно и спокойно, но облегчения не наступало, казалось, будто она снова и снова втягивает в себя уже использованный воздух.
Анна-Карин открыла глаза.
Воздух дрожал. Все предметы вокруг казались необычно яркими, запахи усилились.
Невдалеке от Анны-Карин стояло мертвое дерево. Оно напоминало человека, простершего руки к небу. В нижней части ствола зияло отверстие, похожее на рот. И тут, и там свисали лоскутья пепельно-серой коры.
Этого дерева здесь раньше не было.
Что за бред! Деревья не могут приходить и уходить. Тем более мертвые деревья.
Анна-Карин поднялась на ноги. Голова снова закружилась. Надо идти домой. Пить.
Но дерево манило ее. Она сошла с тропинки и двинулась к дереву. Сухие ветки трещали под ногами. В тишине звук казался оглушительным. Кустики черники так высохли, что под ногой Анны-Карин рассыпались в пыль. Она протянула руку, погладила горячий ствол дерева и пошла дальше, как будто во сне.
Позади странного дерева начинался обрыв. Внизу виднелись трубы старого завода.
Там и тут стояли голые стволы деревьев. Высокие и прямые, они белели на солнце, как кости.
«Это не засуха», — подумала Анна-Карин, сама не зная, откуда эта уверенность. Лес погиб от чего-то другого.
Она медленно обернулась. И не сразу заметила лисицу, стоящую возле пня, где она только что сидела. Янтарные глаза зверя спокойно смотрели на девушку.
От нестерпимой жары давило мозг, пот струился по лицу Анны-Карин, но она не двигалась, боясь спугнуть животное.
Однако пошевелиться все же пришлось — вытереть разъедавший глаза пот.
Когда Анна-Карин вновь посмотрела на пень, лисицы там уже не было.
Анна-Карин вышла из лифта в доме престарелых. Линолеум под ногами издавал противный чавкающий звук. Дедушка сидел в инвалидном кресле у окна гостиной. Какой же он худой! Анне-Карин кажется, что с тех пор, как они виделись в прошлый раз, дедушка стал еще меньше и тоньше.
Кроме дедушки, в комнате никого нет. Если не считать дремлющую на стуле в углу женщину с типичной старушечьей прической. Дедушка кивает Анне-Карин. Его глаза улыбаются. Он ее узнал. Значит, чувствует себя сегодня неплохо. Она протягивает дедушке журнал кроссвордов, который купила для него в киоске.
— Ты меня не хочешь обнять? — спрашивает он, кладя газету на столик.
— Я потная, тебе будет неприятно.
— Ерунда! Иди ко мне!
Раньше они никогда не обнимались, но в доме престарелых дедушка сильно изменился. Анна-Карин осторожно обнимает его худые плечи:
— Ты сегодня ел, дедушка?
— Я не голоден. Я же ничего не делаю, только сижу или лежу, с чего мне проголодаться?
Сердце Анны-Карин сжимается — она опять вспоминает: пожар в коровнике и дедушкина болезнь произошли по ее вине.
— Да по жаре и есть-то не хочется, — добавляет дедушка.
— Но ты хотя бы пьешь? — спрашивает Анна-Карин, косясь на полупустой стакан с апельсиновым соком на столике.
— Пью-пью, — говорит он, досадливо отмахиваясь от ее вопросов.
Нужно узнать у нянечки, правду ли говорит дедушка. Прошлым летом он пил так мало, что пришлось ставить ему капельницу.
— Что сегодня делала? — спрашивает дедушка. — В лесу была?
— Да, — говорит Анна-Карин и замолкает.
Каждый раз, когда она навещает деда, тот просит ее подробно рассказывать обо всем, что она видела в лесу, — обо всех мелочах, запахах, звуках. Но она не знает, стоит ли говорить деду о том, что ей пришлось пережить сегодня в лесу.
— Эй! Ты о чем задумалась?
Анна-Карин вздрогнула и решилась. Она расскажет деду про мертвый молчащий лес. Потому что ему важно чувствовать себя нужным, важно знать, что его мнение кому-то интересно.
Дедушка слушает молча, но Анна-Карин видит, что он весь превратился в слух.
Когда она начала рассказывать про мертвое дерево, он взял ее за руку.
— Значит, ты сошла с тропинки, — сказал он. — Никогда больше так не делай.
— Я не уходила далеко.
— Достаточно сделать один шаг в сторону, и ты уже оказываешься во власти леса. Там идет своя жизнь. Никогда не сходи с тропинки, Анна-Карин.
Она с беспокойством посмотрела на дедушку. Он всегда учил ее относиться к природе с уважением, но не бояться ее.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она.
Но дедушка не ответил. Он смотрел в сторону коридора — там, радостно улыбаясь и размахивая руками, шел Оке, старинный дедушкин друг.
— Оке идет, — сказала Анна-Карин.
Дедушка откашлялся:
— Да, Оке. Очень рад.
Анна-Карин улыбнулась Оке.
— Ты стала так похожа на маму, — сказал Оке.
Улыбка Анны-Карин стала натянутой. В ее кармане звякнул мобильный.
Эсэмэска от Мину.
4
Ида вышла на заднее крыльцо дома. Идти по дощатому полу было приятно. Она перегнулась через перила и втянула в себя сладковатый душный воздух.