На топчане по другую сторону двери лежал худощавый человек с очень длинным носом. Приподнявшись на локте, он щурил на ребят, как видно, близорукие глаза и улыбался тонкими бесцветными губами.
— Какой вопрос? — спросил Слава, не переставая жевать.
— Вот вы желаете воевать с немцами, защищать родину. Что ж! Стремление похвальное. Но представьте себе, что все лица вашего возраста побросают школы и отправятся на фронт. Представьте себе, что война продлится года три-четыре. Сколько разведется тогда в стране безграмотных недорослей, из которых нельзя будет сделать ни инженеров, ни ученых, ни хороших командиров! Вы подумали об этом?
— Ого! Вот заковыка, так заковыка! — сказал Очередько. — Зараз побачим, шо они кажут.
Бойцы опять засмеялись и уселись поудобней на нарах, поглядывая на ребят. Те молчали, озадаченные, поставив котелки на колени, устремив глаза в пространство.
— Ну! Валяйте, начинайте диспут, — сказал кто-то.
— Очень просто! — вдруг ответил Миша. — Этого вовсе не может быть.
— То есть чего не может быть?
— Чтоб все ребята ушли на фронт.
— Почему же? Все ребята ненавидят немцев. Вы вот убежали.
— Мы убежали, а все не убегут. У одних ребят такой характер, что они хотят учиться, а у нас такой характер, что мы хотим воевать.
— Значит, по-вашему, у кого какой характер, кто чего хочет, так и делает?
— Ну да.
Их собеседник повернулся и лег головой на противогаз, подложив под затылок ладони.
— Странно! — сказал он задумчиво, глядя на потолок. — А вот у меня, например, такой характер, что я совсем не чувствую призвания к военной жизни. Что вы на это скажете?
Ребята молчали. Им стало как-то неловко за человека, который сам про себя говорит такие вещи. Это было все равно, как если б он сказал: «А я вот, братцы, трус».
— Н-не знаю… Конечно, всякие бывают характеры, — уклончиво ответил Слава.
— Да. Никакого призвания. Я с детства только и мечтал о том, чтобы стать изобретателем. Перед войной работал на заводе, учился в заочном институте, думал сделаться инженером. — Он вдруг повернулся к ребятам и снова приподнялся на локте. — Вы знаете, чем я хотел заниматься? Слышали что-нибудь о передаче энергии на расстояние?
— Знаем. По радио, — сказал Слава.
— Совершенно верно. И вот представьте себе: есть у вас велосипед, а на нем — маленький приемник и электромоторчик. Сели вы на велосипед, повернули рычажок и едете хоть до самой Москвы без всякого горючего, без всяких проводов. Неплохо? Да? Ну, а теперь пришла война, и я вот не изобретаю таких велосипедов, а служу в армии, и неплохо, говорят, служу. Что вы на это скажете?
Ребята не ответили. Они молча рассматривали этого странного человека. Его остриженная под машинку голова с длинным носом и тонкой шеей, торчавшей из расстегнутого ворота гимнастерки, походила на голову птицы. Совсем не шла к нему военная форма.
— Колы б мы не воювалы, немец от таким пацанам жизни бы не дал, — заметил Очередько.
Изобретатель повернулся лицом к стене и зевнул.
— По-моему, ребята, если уж началась война, если на твою родину нападают, ты уж должен делать не то, что тебе хочется, а то, что нужно делать. Ну, кончим нашу дискуссию, а то и поспать не удастся.
Красноармейцы улеглись и затихли. Легли и ребята, накрывшись чьей-то плащ-палаткой. Где-то продолжали раздаваться выстрелы. Откуда-то, вероятно из соседней землянки, то и дело доносился писк телефонного зуммера и монотонный голос:
— Калуга слушает. Чего? Даю Луну. Алло! Марс! Алло, Марс! Калуга говорит. Двести десятый у себя? Дайте его.
— Слава! Слав! — прошептал Миша.
— Что?
— Слава, вот бы нам такой велосипедик! Правда?
— Ага. А еще лучше — лодку моторную.
Ребята повернулись друг к другу спиной и больше не говорили, но долго еще не могли заснуть. Впервые Славе ясно представились его мама с бабушкой, растерянные, плачущие, в переполненном темном вагоне, а Мише вспомнилась его мама, одинокая, без папы, который уехал на фронт, и вот теперь без Миши, ее единственного сына.
Миша часто задышал, сдерживая слезы. Слава услышал это и притворился, что спит.
* * *
Ребята проснулись потому, что кто-то расталкивал их и покрикивал:
— Эй! Друзья! Подымайсь!
Над ними стоял красноармеец в шинели, с винтовкой.
— Лейтенант приказал вам одеться и быть наготове. Никуда без приказания не выходить. Вот. Завтракайте.
Он поставил на нары котелки, положил хлеб и вышел.
Мальчики сели, моргая заспанными глазами. Только через некоторое время они проснулись окончательно и вспомнили, где находятся.
Землянка была почти пуста. Лишь незнакомый боец, которого мальчики ночью не видели, спал, не сняв шинели, не расстегнув ремня с подсумком. Тяжелый, почти непрерывный гул шел, казалось, откуда-то из-под земли. Доски на нарах вздрагивали. Временами за дверью слышались торопливые шаги, редкие, отрывистые голоса.
Мальчикам стало тревожно и вместе с тем весело. Натягивая еще не просохший бушлатик, Слава проговорил:
— Что-то там, наверху, делается особенное. Да, Мишка?
— Знаешь чего делается, Слава? Наверное, бой идет.
Они оделись и сели рядом, один с мешочком за спиной, другой с портфелем в руках. Голоса и шаги в проходе затихли. Только голос телефониста, быстрый, напряженный, четкий, продолжал доноситься в землянку:
— Марс! Марс! Алло, Марс! Дайте сто четырнадцать! Калуга слушает! Есть, товарищ лейтенант. Марс! Алло, Марс!
Слава спрыгнул на пол, чуть приоткрыл дверь, прислушался и снова закрыл ее.
— Никого нет, — сказал он.
Миша пристально посмотрел на него.
— Слава… Как ты думаешь, зачем нам велели одеться и быть наготове?
— Откуда я знаю, зачем!
— Слава! А вдруг нам задание хотят дать?
— Какое еще задание?
— Ну… ну, донесение какое-нибудь отнести.
— Держи карман! Так и дадут донесение незнакомому человеку!
Они замолчали. Томительно ползли минуты, десятки минут, а за ребятами никто не приходил. Гул снаружи усилился. Иногда землянка содрогалась так, что лампочка, висевшая под потолком, начинала покачиваться. Спавший красноармеец вдруг сел на нарах, прислушался и вышел за дверь, даже не взглянув на ребят.
Приподнятое настроение у мальчиков прошло. Им стало тоскливо и немного страшно. Что делается там, наверху? Почему все так возбуждены? Почему никто не обращает на них внимания, как будто все забыли о них?
И тут ребята заметили, что телефонист тревожно, громко уже несколько минут повторяет один и тот же призыв:
— Марс! Алло, Марс! Марс! Марс!.. Марс!!. Алло! Марс!..
Наступила пауза. Потом негромко прозвучали слова:
— Марс не отвечает, товарищ лейтенант. Да… Похоже, что перебита, товарищ лейтенант. Есть, товарищ лейтенант!
— Слава! А, Слава! — сказал Миша.
— Чего?
— Слава, что такое «Марс»?
— Планета, конечно.
— Я не про то. Здесь что такое «Марс»?
— Здесь? — Слава подумал. — Название какое-нибудь секретное. Может быть, штаб так называется.
— И он теперь не отвечает?
— Не отвечает.
Ребята придвинулись друг к другу поближе.
— Слава, а вдруг… вдруг оттого, что он не отвечает, все пропало?
Слава угрюмо смотрел на носки своих калош.
— И очень даже может быть, — сказал он медленно.
— И, может быть, немцы ворвутся сюда?
— Может, и ворвутся. Может, нас и перебьют здесь всех через полчаса.
После этого они долго сидели, почти не разговаривая, неподвижные, настороженные, прислушиваясь к голосу телефониста, напрасно стараясь уловить в его отрывочных фразах что-нибудь утешительное.
Так прошло часа два, а может быть, три. И тут новая неожиданность обрушилась на ребят. Электрическая лампочка, горевшая все время не мигая, вдруг погасла, и в землянке наступил кромешный мрак. В первую минуту приятели не двинулись, не шелохнулись. Потом Слава прерывающимся голосом позвал:
— Мишка! Миша! Ты… здесь?
— Слава, я здесь… Слава, знаешь чего? Слава, пойдем отсюда… А, Слава?
Слава не ответил.
— Слава, пойдем знаешь куда? Ну, хоть к лейтенанту пойдем. Скажем ему что-нибудь… Пусть он нам хоть задание какое-нибудь даст… Слава, уж лучше там, наверху, погибать, чем здесь, как мыши. Уж если воевать, так воевать. Пойдем, Слава!
По проходу кто-то пробежал. Слава дотронулся до Мишиной руки:
— Тихо! Слышишь? Может, за нами.
Оба затихли.
Открылась дверь. Взволнованный голос крикнул в темноте:
— Сержант Смирнов здесь? К лейтенанту!
Обескураженные приятели молчали.
— Нет его, что ли?
Шаги удалились. Прошло минуты две. Что-то особенно-тяжело грохнуло наверху. Слава спрыгнул с нар.
— Пойдем!
Несколько секунд они пыхтели, застряв в узкой двери, в которую сунулись одновременно, и наконец выскочили в ход сообщения. Здесь было почти так же темно. Лишь где-то далеко слева пробивался слабый дневной свет. Ощупывая руками глиняные стены, Слава пошел в ту сторону. Миша двигался за ним, держась за его бушлатик.
Вскоре они заметили дверь, открыли ее и очутились в землянке лейтенанта. Там горел фонарь «летучая мышь». Лейтенант стоя разговаривал с двумя незнакомыми командирами. Все обернулись и посмотрели на ребят.
— Ну! Что вам здесь нужно? — резко спросил лейтенант.
Приятели молчали и не двигались. Только Миша в растерянности покачивал портфелем.
— Кто вам позволил выходить из землянки? — почти крикнул лейтенант. — Почему шатаетесь без разрешения?
Слава открыл было рот, чтобы заговорить, но тут в дверь, постучали.
— Войдите! — сказал лейтенант.
Через высокий порог переступил тот самый изобретатель чудесного велосипедика, с которым познакомились этой ночью ребята. Сейчас, стоя во весь рост, он казался таким нескладным в широкой шинели, с обмотками на тонких ногах и в больших солдатских ботинках…
— Сержант Смирнов по вашему распоряжению явился, товарищ лейтенант, — сказал он негромко, отдав честь.
Лейтенант больше не смотрел на мальчиков.
— Так. Хорошо. У нас прервана связь с Марсом. Возьмите с собой двух человек и восстановите связь.
Вытянув руки по швам, изобретатель повторил:
— Приказано взять двух человек и восстановить связь с Марсом.
— Правильно. Вы знаете, что Горчаков не дошел?
— Знаю, товарищ лейтенант.
— Идите. Исполняйте.
Снова отдав честь, изобретатель четко повернулся и вышел, слегка запнувшись на пороге.
Лейтенант опять обратился к ребятам:
— Марш в землянку! И не шататься у меня! Ясно?
Ребята поспешно выбрались за дверь и вернулись в свою землянку. Там было попрежнему темно, однако мальчики уже успокоились.
По спокойным лицам военных в землянке у лейтенанта они поняли, что сражение идет где-то далеко и нечего бояться, что немцы вот-вот ворвутся в их подземное жилье.
Мальчики еще долго болтали, сидя в потемках, и наконец почувствовали, что очень устали от пережитых волнений и совсем не выспались за эту ночь. Они прилегли. Через некоторое время оба посапывали спокойно и ровно.
Слава проснулся через несколько часов. В темной землянке пахло махоркой. Было душно. На разные голоса храпели красноармейцы. Слава повернулся на другой бок. И уже сквозь сон услышал голос телефониста:
— Алло! Марс! Сколько у вас времени? Мои стоят.
* * *
Мальчиков разбудил окрик:
— Вояки! Завтрак проспите!
Под потолком горела «летучая мышь». Бойцы сидели на парах, гремя ложками в котелках. Все засмеялись, когда ребята вскочили, удивленно оглядываясь. Слава как лег, так и проспал всю ночь, не снимая бушлата и мешка. Миша спрыгнул с нар и тут же схватил свой портфель.
— Что ж это вы! Проспали немцев. Теперь они километров за двадцать пять отсюда. Как теперь догоните? — шутили красноармейцы.
Приятели набросились на завтрак. За весь вчерашний день они почти ничего не ели. С ними пробовали шутить, расспрашивали их, но мальчики отвечали односложно, все еще переживая вчерашний день.
Миша заметил, что противоположные нары пусты, и спросил:
— А… а где тот, который вот здесь лежал, изобретатель?
Сразу в землянке стало тихо. Лица бойцов сделались серьезными.
— В отпуск ушел, — не глядя на ребят, сказал один красноармеец.
— В бессрочный, — добавил другой. Лоб его был перевязан свежим бинтом.
Ребята почувствовали недоброе и замолчали. Молчали и красноармейцы. Один только Очередько пробормотал:
— Добрые были хлопцы.
Мальчики поняли, что изобретатель погиб, и погиб, быть может, исполняя приказ лейтенанта. Они отложили ложки. Есть больше не хотелось. Красноармейцы вскоре ушли, а они еще долго сидели молча, глядя на пустые нары, где лежали две потрепанные книжки и забытая жестянка с табаком.
— Вот тебе и изобрел велосипедик! — проговорил наконец Миша.
— Погиб, а связь восстановил, — сказал Слава.
Когда-то в кино ребята видели черные столбы дыма и земли от рвущихся снарядов. Недавно они слышали грохот разрывов настоящих снарядов и авиабомб и видели развороченные фугасками дома. И сейчас они думали об этом странном человеке со смешным носом, с тонкими ногами в обмотках, который так спокойно ушел по приказу командира куда-то туда, где вздымаются эти черные столбы, взлетают на воздух раздробленные камни, валятся огромные деревья. Они вспоминали каждое его слово, каждое движение.
— Слава… А помнишь, как лейтенант сказал ему: «Горчаков не дошел. Имейте это в виду». Наверное, Горчакова этого тоже убили.
— Ага. И, значит, он знал, что, может быть, сам погибнет.
— Слава… и он даже глазом не моргнул. — Приказал командир — он отдал честь и ушел.
— Да. А еще говорил, что у него призвания нет воевать.
Ребята помолчали немного. Вдруг Слава спрыгнул на пол:
— Мишка!
Миша подбежал к нему.
— Мишка! Дай честное слово… дай самое страшное честное слово: что бы ни случилось, мы до конца войны с фронта не уйдем.
— Слава, даю честное слово! И знаешь что, Слава? Давай будем мстить немцам за изобретателя.
— Давай! Пусть мы погибнем, пусть! Все равно мы из армии не уйдем.
— Не уйдем. Слава, пошли опять к лейтенанту. Пускай он нам даст какое хочет задание. А не даст — пойдем дальше, на самый передний край.
Слава задумался.
— Нет, не надо, — сказал он, — нужно дисциплину соблюдать. Он сам нас вызовет. Что нас, даром, что ли, будут кормить!
Когда в землянку пришли красноармейцы на обед, Слава спросил одного из них, не может ли он сходить к лейтенанту, сказать, что им надоело сидеть без дела, что они хотят получить какое-нибудь задание.
— Э-э! — протянул тот. — Вы насчет этого не опасайтесь, ребята. Лейтенант про вас не забудет. Он только еще не решил: то ли роту вам дать, то ли батальон.
Слава уныло отошел от него. Миша прошептал:
— Ну их! Лучше не говорить. Только и знают, что насмехаются.
Очень долго тянулось время. Даже вчера они не так томились, как сегодня. При каждом шуме за дверью они вскакивали, думая, что это идут за ними. Но подошел ужин, а никто их не звал.
— Шо? Еще не получили задания? — удивился Очередько, входя с товарищами в землянку. — Як же так! Лейтенант мне казав, шо гадае вас в разведку назначить.
Ребята промолчали. Сердца их сжались. Правду говорит этот Очередько или опять шутки шутит?
Поужинали. Бойцы поиграли в шашки, поболтали и улеглись. Легли и ребята, надеясь, что хоть завтра кончится их ожидание. Они закрыли глаза и лежали совсем тихо, стараясь поскорее заснуть.
Но тут скрипнула дверь, вошел бравый старшина и сказал громко и весело:
— Ну! Герои здесь? К лейтенанту. Живо!
Как подброшенные, вскочили приятели.
Лихорадочно оправляя рубашку, Слава спросил:
— Зачем? Не знаете, зачем?
— Не знаю. Видно, задание какое боевое.
Бойцы проснулись.
— Скорей, скорей, ребята! — кричали они. — Пояса подтяните. Чтоб заправочка была!