— Он меня видел, — сказал Пух. Кролик присел было рядом с Пухом на землю, но почувствовав, что это умаляет его достоинство, снова встал и сказал:
— Если сформулировать нашу задачу, то ее можно изложить так: "Что Кристофер Робин делает теперь по утрам?"
— Что он делает?
— Да, да. Можешь ты мне рассказать, что он делает по утрам в последнее время? Требуются свидетельства очевидца за последние несколько дней.
— Да, — сказал Пух, — мы вчера с ним вместе завтракали. Возле Шести Сосен. Я сделал такую маленькую корзиночку, просто небольшую, но подходящую корзиночку, такую порядочную, солидную корзиночку, полную…
— Да, да, — сказал Кролик, — все понятно. Но имею в виду более позднее время. Ты видел его когда-нибудь от одиннадцати до двенадцати часов дня?
— Ну, — сказал Пух, — в одиннадцать часов… одиннадцать часов, понимаешь, я обычно захожу домой. У меня в это время там кое-какие дела.
— А в четверть двенадцатого?
— Ну… — начал Пух.
— В полдвенадцатого?
— Да, — сказал Пух. — В полдвенадцатого или немножко попозже я обычно вижусь с ним.
И тут, задумавшись об этом, Пух вдруг вспомнил, что он действительно давно не видел Кристофера Робина в это время. После обеда — да, вечером — да, перед завтраком — да, сразу после завтрака — да, а потом, действительно: "Ну, Пух, скоро увидимся", и Кристофер Робин исчезает на все утро.
— Вот то-то и оно, — сказал Кролик. — Куда?
— Ну, может быть, он ищет что-нибудь?
— Что? — спросил Кролик.
— Я как раз собирался это сказать, — сказал Пух. Потом он добавил: — Ну, может быть, он ищет этого… этого…
— Пятнистого или Травоядного Щасвирнуса?
— Да, — сказал Пух, — одного из них. Если он не на месте.
Кролик строго посмотрел на Винни-Пуха.
— Кажется, толку от тебя немного, — сказал он.
— Нет, — сказал Пух. — Но я стараюсь, — добавил он смиренно.
Кролик поблагодарил его за старание и сказал, что он должен навестить Иа, и Пух, если хочет, может пойти с ним. Но Пух, который чувствовал, что на него находит новый куплет Шумелки, сказал, что он подождет Пятачка.
— Всего хорошего, Кролик.
И Кролик ушел.
Но случилось так, что первым встретил Пятачка как раз Кролик. Пятачок встал в этот день очень-очень рано и решил нарвать себе букетик фиалок, и, когда он нарвал букет и поставил его в вазу посреди своего дома, ему внезапно пришло в голову, что никто ни разу в жизни не нарвал букета фиалок для Иа. И чем больше он думал об этом, тем более он чувствовал, как грустно быть ослом, которому никто никогда в жизни даже не нарвал букета фиалок. И он снова помчался на лужайку, повторяя про себя: "Иа, фиалки", а потом: "Фиалки, Иа-Иа", чтобы не забыть.
Пятачок нарвал большой букет и побежал рысцой к тому месту, где обычно пасся Иа, по дороге нюхая фиалки и чувствуя себя необыкновенно счастливым.
— Здравствуй, Иа, — начал Пятачок немного нерешительно, потому что Иа был чем-то занят.
Иа поднял ногу и помахал Пятачку, чтобы уходил.
— Завтра, — сказал Иа, — или послезавтра.
Пятачок подошел поближе посмотреть, в чем дело. Перед Иа на земле лежали три палочки, на которые он внимательно смотрел. Две палочки соприкасались концами, а третья палочка лежала поперек них. Пятачок подумал, что, наверно, это какая-нибудь Западня.
— Ой, Иа, — снова начал он, — я как раз…
— Это маленький Пятачок? — сказал Иа, не отрывая взора от своих палочек.
— Да, Иа, и я…
— Ты знаешь, что это такое?
— Нет, — сказал Пятачок.
— Это "А".
— О! О! — сказал Пятачок.
— Какое "О"? Это "А"! — строго сказал Иа. — Ты что, не слышишь? Или ты думаешь, что ты образованнее Кристофера Робина?
— Да, — сказал Пятачок. — Нет, — быстренько поправился он и подошел еще поближе.
— Кристофер Робин сказал, что это "А", — значит это и будет "А". Во всяком случае, пока кто-нибудь на него не наступит, — добавил Иа сурово.
Пятачок поспешно отскочил назад и понюхал свои фиалки.
— А ты знаешь, что означает "А", маленький Пятачок?
— Нет, Иа, не знаю.
— Оно означает Учение, оно означает Образование, Науки и тому подобные вещи, о которых ни Пух, ни ты не имеете понятия. Вот что означает А.
— О! — снова сказал Пятачок. — Я хотел сказать "Да ну?" — поспешно пояснил он.
— Слушай меня, маленький Пятачок. В этом Лесу толчется масса всякого народа, и все они говорят: "Ну Иа — это всего лишь Иа, он не считается". Они разгуливают тут взад и вперед и говорят: "Ха-ха!" а что они знают про букву "А"? Ничего. Для них это просто три палочки. Но для Образованных, заметь себе это, маленький Пятачок, для Образованных — я не говорю о Пухах и Пятачках — это знаменитая и могучая буква "А". Да, это тебе не такая вещь, — добавил он, — про которую каждый знает, чем это пахнет!
Пятачок смущенно спрятал за спину фиалки и оглянулся в поисках помощи.
— А вот и Кролик, — сказал он радостно. — Здравствуй, Кролик.
Кролик с важным видом подошел поближе, кивнул Пятачку и сказал: "Привет, Иа", тоном, ясно говорившим, что спустя не более двух минут он скажет: "Всего хорошего".
— Иа, у меня к тебе только один вопрос. Что это делает Кристофер Робин в последнее время по утрам?
— Что я сейчас вижу перед собой? — сказал Иа, не поднимая глаз.
— Три палочки, — не задумываясь, ответил Кролик.
— Вот видишь? — сказал Иа Пятачку. Потом он повернулся к Кролику. — Теперь я отвечу на твой вопрос, — торжественно сказал он.
— Спасибо, — сказал Кролик.
— Что делает Кристофер Робин по утрам? Он учится. Он получает образование. Он обалдевает — по-моему, он употребил именно это слово, но, может быть, я и заблуждаюсь, — он обалдевает знаниями. В меру своих скромных сил я также — если я правильно усвоил это слово — обал… делаю то же, что и он. Вот это, например, буква…
— Буква "А", — сказал Кролик, — но не очень удачная. Ну ладно, я должен идти и сообщить остальным.
Иа посмотрел на свои палочки, а потом на Пятачка.
— Как сказал Кролик? Что это такое? — спросил он.
— "А", — сказал Пятачок.
— Это ты ему сказал?
— Нет, Иа, я не говорил. Я думаю, он сам знает.
— Он знает? Ты хочешь сказать, что какой-то Кролик знает букву "А"?
— Да, Иа. Он очень умный, Кролик-то.
— Умный!… — сказал Иа с презрением, изо всех сил наступив копытом на свои три палочки.
— Образование!… — с горечью сказал Иа, прыгая на своих палочках (их стало уже шесть).
— Что такое наука? — спросил Иа, лягая палочки (их было уже двенадцать), так что они взлетели в воздух. — Какой-то Кролик все это знает. Ха!…
— Я думаю… — начал Пятачок робко.
— Не надо! — сказал Иа-Иа.
— Я думаю, фиалки довольно милые, — сказал Пятачок. Он положил перед Иа свой букет и умчался.
На следующее утро записка на двери Кристофера Робина гласила:
Я ушел
сейчас вернусь
К.Р.
Вот почему все обитатели Леса — за исключением, конечно, Пятнистого или Травоядного Щасвирнуса — отныне знают, чем Кристофер Робин занимается по утрам.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,
В КОТОРОЙ ВЫЯСНЯЕТСЯ, ЧТО ТИГРЫ НЕ ЛАЗЯТ ПО ДЕРЕВЬЯМ
Случилось однажды так, что Винни-Пух о чем-то думал. И вот он подумал, что не мешало бы пойти навестить Иа, потому что они не виделись со вчерашнего дня. Он пошел к Иа, распевая песенку, но вдруг он вспомнил, что не видел Сову с позавчерашнего дня, и решил по пути заглянуть в Дремучий Лес и посмотреть, дома ли Сова. Он пошел к Реке, мурлыкая ту же песенку, но, когда он дошел до третьего камня кладки, по которой переходят Реку, он забеспокоился о том, как поживают Кенга, и Ру, и Тигра. Пух подумал: "Я не видел Крошку Ру очень долгое время, а если я его не увижу сегодня, оно будет гораздо-гораздо дольше!"
И тут он сел на камушек посредине Реки и, раздумывая, что же ему теперь делать, спел еще кусочек той же песни.
Кусочек, который он спел, был приблизительно вот какой:
Что мне делать, интересно,
Поутру?
В чехарду сыграть полезно
С Крошкой Ру, —
Станет талия поуже,
Это мне к лицу.
К тому же
Буду прыгать я не хуже
Кен-
гу-
ру!
А солнце было такое ласковое и теплое, и камень. который лежал на солнышке уже давно, тоже был такой теплый, что Пух почти уже решил провести на нем все утро. И вдруг он вспомнил про Кролика.
"Да, Кролик! — сказал Пух про себя. — Я люблю с ним поговорить. Он всегда понятно говорит. Он не любит длинных, трудных слов, не то что Сова. Он любит простые, легкие слова, например: "Закусим?" или: "Угощайся, Пух!" Да, по-моему, мне надо пойти навестить Кролика!"
Тут к песенке прибавился новый кусочек:
Очень мил бывает Кролик
Иногда.
С ним приятно сесть за столик
Да-да-да!
Тот, кто хочет подкрепиться,
С ним всегда договорится,
Если только торопиться
Не-
ку-
да!
И, когда Пух спел все это, он поднялся с камня, вернулся назад на берег и решительно отправился к дому Кролика. Но не прошел он и нескольких шагов, как начал спрашивать себя (ведь больше-то никого рядом не было):
"А вдруг Кролика нет дома?"
"Или вдруг я опять застряну у него в двери на обратном пути, как однажды уже случилось, потому что дверь у него была слишком узкая?"
"Ведь я-то знаю, что я не растолстел, но его дверь вполне могла похудеть!"
"Да, пожалуй, лучше будет…"
И все это время он незаметно забирал левее и левее… пока не оказался, к своему большому удивлению, у своей собственной двери.
Было одиннадцать часов. Вполне подходящее время, чтобы немножко…
Словом, спустя полчаса Пух отправлялся туда, куда ему действительно хотелось отправиться, а именно к Пятачку, и по дороге он утирал губы лапкой и пел довольно пушистую песенку. Вот какую:
Хорошо живет на свете Винни-Пух!
Оттого поет он эти Песни вслух!
И неважно, чем он занят,
Если он толстеть не станет,
А ведь он толстеть не станет,
А, наоборот,
по-
ху-
деет!
Конечно, напечатанные здесь эти строки кажутся не особенно хорошими, но Пух, напевая эту песенку в очень солнечное утро, после очень, очень сытного завтрака, был уверен, что это одна из лучших песен, какие он сочинил в жизни. И он пел и пел ее в свое удовольствие.
Пятачок копал ямку в земле у самой своей двери.
— Здравствуй, Пятачок! — закричал Винни-Пух
— Ой, здравствуй, Пух! — отвечал Пятачок, подпрыгнув от неожиданности. — А я знал, что это ты!
— Я тоже, — сказал Пух. — А что ты делаешь?
— Я сажаю желудь, Пух, и пускай из него вырастет дуб, и тут будет много, много желудей у самого дома, а то за ними приходится ходить бог знает куда. Понимешь?
— А вдруг не вырастет? — спросил Пух.
— Вырастет, потому что Кристофер Робин сказал — обязательно вырастет. Поэтому я его и сажаю.
— Гм, — сказал Пух. — А я тогда… А я тогда посажу соты с медом в своем садике, и из них вырастет целый улей.
Пятачок был в этом не вполне уверен.
— Или лучше кусочек сота, — сказал Пух. — Особенно разбрасываться сотами не приходится. Только вот тогда может вырасти не целый улей, а кусочек, да еще вдруг неправильный кусочек — тот, где пчелы только жужжат, а меду не делают. Вот обидно!
Пятачок согласился, что это будет довольно обидно.
— Между прочим, Пух, сажать очень трудно, если ты не знаешь как, — сказал он, — это надо уметь. — И он положил желудь в приготовленную ямку, засыпал его землей и попрыгал на этом месте.
— Я-то умею сажать, — сказал Винни-Пух потому что Кристофер Робин дал мне семена коготков и винтиков, нет — гв`оздиков! И я их посадил, и у меня теперь возле двери будет настоящий цветник — коготки и гв`оздики. Или винтики.
— Я думал, они называются ноготки, — неуверенно сказал Пятачок, не переставая прыгать, — а гв`оздики… гв`оздики — это, наверно, гвозд`ики!
— Нет, — сказал Пух, — мои цветы называются коготки и винтики!
Попрыгав хорошенько. Пятачок вытер лапки о живот и сказал: "Что мы теперь будем делать?", а Пух сказал: "Пойдем навестим Кенгу, Ру и Тигру", и Пятачок сказал: "Д-д-давай п-п-пойдем", — потому что он все еще немножко побаивался Тигру. Тигра был ужасно прыгучий, и у него была такая манера здороваться, что у вас потом всегда были полны уши песку, даже после того, как Кенга скажет: "Тигра, деточка, осторожно!" — и поможет вам встать.
Они отправились в путь.
А в этот самый день у Кенги было ужасно хозяйственное настроение. Она решила везде навести порядок и пересчитать все белье и выяснить, сколько осталось у нее кусков мыла, и сколько у Тигры осталось чистых салфеток, и сколько у Ру осталось чистых передников, так что она выставила их обоих из дому, снабдив Ру пакетом бутербродов с салатом, а Тигру пакетом бутербродов с рыбьим жиром, чтобы они могли славно провести время в Лесу.
По дороге Тигра рассказывал Ру (которого это очень интересовало) обо всем, что умеют делать Тигры.
— А летать они умеют? — спросил Ру.
— Тигры-то? — сказал Тигра. — Летать? Тоже спросил! Они знаешь как летают!
— О! — сказал Ру. — А они могут летать не хуже Совы?
— Еще бы! — сказал Тигра. — Только они не хотят.
— А почему они не хотят?
— Ну, им это почему-то не нравится.
Ру никак не мог этого понять, потому что ему-то ужасно хотелось полетать, но Тигра объяснил ему, что надо самому быть Тигрой, чтобы это понять.
— А прыгать? — спросил Ру. — Могут Тигры прыгать, как Кенги?
— Спрашиваешь! — сказал Тигра. — Еще как! Когда хотят, конечно.
— Ой, как я люблю прыгать! — сказал Ру. — Давай посмотрим, кто дальше прыгнет — ты или я?
— Конечно, я, — сказал Тигра, — только мы сейчас не будем задерживаться, а то еще опоздаем.
— Куда опоздаем?
— Туда, куда нам надо прийти вовремя. — сказал Тигра, ускоряя шаги. Вскоре они добрались до Шести Сосен.
— А я умею плавать, — сообщил Ру, — я один раз упал в Реку и плавал. — А Тигры умеют плавать?
— Конечно, умеют. Тигры все умеют.
— А по деревьям они умеют лазить лучше, чем Пух? — спросил Ру, остановившись перед самой высокой из Шести Сосен и задрав голову.
— По деревьям они лазят лучше всех на свете, — сказал Тигра, — гораздо лучше всяких Пухов!
— А на это дерево они могут влезть?
— Они всегда лазят как раз по таким деревьям, — сказал Тигра. — Целый день лазят: то вверх, то вниз.
— Ой, Тигра, правда?
— А вот сейчас увидишь, — сказал Тигра решительно, — садись ко мне на закорки и увидишь.
Он внезапно почувствовал, что лазание по деревьям — это единственный талант тигров, в котором он действительно уверен.