Мы слышали, как он минуты две лазил по кустарнику, видели колеблющийся огонек и стояли растерянные и жалкие. Особенно мне было стыдно перед Зойкой.
А что мы с Лешкой могли поделать? Оружия у нас никакого, кругом темнота, место вокруг нами не изведано…
Наконец Владимир Сергеевич вернулся.
– Никого нет! - сказал он. - Ни черного и ни мохнатого. А этот крик - филин! Но, в общем, завтра нам надо подумать о своей безопасности. Значит, ты сам, своими глазами видел, как тут кто-то стоял? - обратился он к Лешке.
– Своими глазами…
– В общем, ладно… Наплевать и забыть! - сказал Владимир Сергеевич и дал команду укладывать продукты в шалаш.
На ужин мы сварили пшенную кашу и кофе. Настроение у нас немного улучшилось.
Владимир Сергеевич очень подробно рассказал нам о том, как он познакомился в Москве с нашими мамами и как вместе с ними ходил по магазинам.
– Да, а на обратной дороге я ехал и думал, - добавил Владимир Сергеевич. - Сколько нам тут придется прожить, мы не знаем. Но для того чтобы в шалаше была дисциплина, надо распределить обязанности. Юрка, значит, у нас будет заведующий по продовольственной части. Лешку я бросаю на должность истопника. А Зоя, так как у нее папа врач, она будет медиком. А себя я ставлю на пост начальника Кара-Бумбы. Какие будут соображения?
– Мы согласны, - ответил я.
– Значит, власть утверждена! - сказал Владимир Сергеевич. - Теперь я предлагаю установить дежурства. День дежуришь, два гуляешь, так?
– А что должен делать дежурный? - спросил Лешка.
– Вставать раньше всех, готовить еду, следить за чистотой. В этот день он является первым заместителем начальника Кара-Бумбы, и его приказы надо будет выполнять беспрекословно.
– Уж я тогда над Юрочкой поизмываюсь! - засмеялся Лешка. - Дайте мне только добраться до этих дежурств!
В общем, мы согласились с новым порядком нашей жизни и после ужина стали готовить постель ко сну.
Зойка очень боялась одна идти в деревню через лес, и Владимир Сергеевич приказал мне ее проводить.
– А может, нам с Лешкой вдвоем пойти? - с надеждой предложил я.
– Нет, - сказал Владимир Сергеевич, - Лешка будет здесь мне помогать.
Я взглянул на Зойку, представил себе путь до деревни и обратно к шалашу и, по-честному говоря, струхнул. Как же я один буду возвращаться назад? И вместе с тем мне очень хотелось проводить ее.
Когда мы с Зойкой выбрались из лесу на просеку, мы увидели над нашими головами темно-синее небо с миллионами звезд. На траве лежала холодная роса, но от пыльной проселочной дороги к нашим босым ногам шло тепло.
– Слушай, а ты в эту зиму никакого письма не получала? - тихо спросил я у Зойки.
– Нет, - ответила она. - А от кого?
– А ты не будешь сердиться?
– Нет.
Я отвернулся и сказал:
– От меня.
– А зачем ты мне писал? Ведь у меня есть телефон!
– Ну, телефон - это неинтересно. А твой дом номер шестнадцать?
– Восемнадцать.
– Значит, я ошибся. Жалко!
– Юр, - спросила Зойка, - а что там было, в письме?
– Ничего особенного. Просто я тебя приглашал на день рождения… Посмотри, а вон звезда падает. Видела?
– Видела.
– Говорят, когда падает звезда, надо задумать желание, и оно исполнится.
– А ты задумал?
– Задумал. А ты?
– Я не успела. А что ты задумал?
– Об этом нельзя говорить. Если скажешь - не исполнится.
– Ну, мне-то можно сказать?
– Вот тебе-то и нельзя!
– А почему?
– Нельзя, и все!
Это было очень интересно - разговаривать загадками и полунамеками…
Но тут же я в открытую признался, что всю зиму ходил на каток «Динамо» на Петровку и думал, что встречу там Зойку. Потом я однажды позвонил ей домой по телефону, а когда она подошла и спросила: «Кто говорит?» - я испугался и бросил трубку.
Вообще весь этот разговор и о письме и о катке я продумал еще давным-давно. Я решил: увижу Зойку, расскажу ей все.
Но вот сейчас я ей все рассказываю, а она идет и тихонько улыбается. Отчего? Пусть она старше меня почти натри года! Но я-то ведь рослый мальчишка, а она тоненькая, невысокая девочка, и можно думать, что мы ровесники. И то, что она уже проходила в школе какую-то там тригонометрию и анатомию человека, Это еще ничего… не значит. Я тоже буду их проходить. Но может быть, я Зойке кажусь совсем маленьким?
Я вкладывал в свои слова особый смысл. Но Зойка словно не замечала этого. Она только пообещала:
– А знаешь, в эту зиму я тоже могу ходить на каток «Динамо».
До настоящей зимы еще было месяцев пять.
Мы постояли с Зойкой около дома и пошептались. Она сказала, что Нарик и Гарик все время ее зовут по вечерам танцевать к ним на веранду, а ей не хочется туда ходить. Эти ребята какие-то лбы: книжек не читают, ничем не интересуются. Когда они узнали от Зойки, что мы в лесу построили шалаш, то сказали, что этот шалаш они сожгут. А почему? Неизвестно.
– Да вы их не бойтесь, - добавила Зойка. - Они только хорохорятся. А пугнуть их как следует, они мигом разбегутся. Я их уже изучила. Они даже за меня как-то раз в совхозе заступиться не смогли, когда там один хулиган потащил меня за руку с ним танцевать.
Зойка влезла к себе в дом через окно. В доме уже все спали. Мы пожали друг другу руки, и я пошел в шалаш.
Но - дудки! - в шалаш я не попал. Я забрался на старый сеновал за деревней и проспал там до зари.
Возвращаться одному в шалаш через лес мне было страшно.
ДЕЛА ЖИТЕЙСКИЕ
Наутро мы с Лешкой с восторгом рассматривали все хозяйство, которое было привезено из Москвы. На землю из рюкзаков выкладывались мешочки с манной крупой и гречкой, картонные коробки с макаронами, банки с топленым маслом, чай, соль, ложки, чашки, колбаса, печенье, алюминиевые миски и т. д. Оказывается, Владимир Сергеевич, познакомив наших мам со своим геологическим дипломом, сумел убедить их в том, что дети в шалаше отдыхают великолепно, и единственно, что им нужно, - это продукты. И тут уж мамы постарались!
Заодно они снабдили Владимира Сергеевича и кухонным ножом с деревянной ручкой, и огромной кастрюлей, и двумя одеялами с подушкой. В один из рюкзаков были воткнуты короткая саперная лопатка и топорик.
Сколько все-таки нужно вещей для того, чтобы прожить человеку!
Для продуктов мы с Лешкой начали рыть погреб. Но Владимир Сергеевич сказал, что погреб без кирпичной об кладки - это чепуха. Он скоро обвалится, и в нем появятся мыши.
Тогда на елке мы выбрали здоровый сук и начали на нем подвешивать на шпагате кульки и свертки. Получалось что-то вроде новогодней елки.
Под этой же толстой елкой из ровных стволов молоденьких осин мы без единого гвоздя соорудили четырехугольный стол с плетеной крышкой и три скамейки. Рядом с шалашом над костром на случай дождя был поставлен густой навес из еловых веток.
Через день-другой о нашем шалаше, видно не без участия Сашки Косого, прослышали в двух соседних деревнях, и к нам поглядеть на наше житье-бытье стали приходить совершенно незнакомые люди. Молоденькие воспитательницы деревенского детского сада приводили по утрам своих малышей, и те, заглядывая к нам в шалаш, будили нас словами: «Дяденьки, вставайте!»
Пришел как-то раз лесник, здоровенный мужчина в сиреневой заплатанной рубахе, с бородой и ружьем. Мы ему налили кружку кофе, дали сахару и стали расспрашивать, а не водятся ли в его лесу медведи.
– Медведи, буде? - переспросил он. - Отродясь не видывал! Что касаемо лосей, то это, буде, водятся. Я сам стою на реке, гляжу, буде, переплывает какое-то дерево, да против течения прет! Удивительно, какая новая физика, буде, думаю. Дерево, а против течения! А потом гляжу, буде, это дерево на берег на четырех ногах вылазит…
– Вот фольклор! - восхищенно шепнул мне Лешка. «Буде» да «буде». - И обратился к леснику: - А вы какие-нибудь народные причеты знаете?
– Чего, буде, сказываете?
– Я говорю, ну, вы какие-нибудь сказки знаете или причитания?
– Сказками, буде, не балуюсь, - ответил лесник, причитания не знаю. А вот бабка Кузьминична на том берегу, буде, километров за десять, - она, как хор Пятницкого, про что хошь, буде, проголосит. Она и в клубу выступала…
Лесник еще выпил кружку кофе, церемонно поклонился и, сказав: «Ну, радуйтесь тут, люди!» - ушел.
Однако вскоре он вернулся и добавил:
– Вы с огнем, буде, не того! А то я вас, буде, того! - И опять скрылся в кустах.
Зашла к нам как-то тетя Груня и, увидев, как мы уплетали за обе щеки картошку в мундире, сказала:
– А может, вам в готовке пособить, а? Вы, ребята, меня не стесняйтесь. Хотите, я вам буду готовить и вы ко мне будете приходить? Тут можно и мясца достать говяжьего али курочки. А вы небось все всухомячку да всухомячку?
– Спасибо, тетя Груня, - сказал я, - но мы не всухомячку… У нас все бывает: и первое, и второе, и третье.
– Ну?! - улыбнулась тетя Груня. - Как в чайной?
Наше первое приключение с «медведем», вернее, с непонятным существом, каким-то образом очутившимся вблизи нашего шалаша, забылось не скоро. Мы сделали вокруг шалаша плотную изгородь из заостренных осиновых кольев и вырезали два дубовых дрына для самообороны.
И вот наступил долгожданный отдых. Наш шалаш стал теперь крепостью, неуязвимой со всех точек зрения: продукты у нас есть, безопасность жилья гарантирована.
Первый свободный от работ день мы с утра до вечера купались, на второй день мы ходили за ягодами, на третий делали себе луки и стрелы и стреляли, как индейцы, в цель, в Лешкину тюбетейку.
А на четвертый я задумался: ну ладно, вот мы едим, спим, отдыхаем в лесу, а дальше что? Неужели и все лето так пройдет?
– А хотя бы и так, - глубокомысленно сказал мне Лешка. - Чем плохо? Тут пташки поют, там разные букашки чирикают.
– Но ведь так же скучно - только жрать и спать!
– Ну не жри и не спи, а по мне, это в самый раз… Дети должны наслаждаться своим золотым детством. Так сам Толстой сказал.
– Значит, надо баклуши бить?
– Во-первых, ты мне объясни, что такое… баклуши, а во-вторых, если кто и бьет их, то все равно, значит, работает… - У Лешки был иронический тон.
– Слушай! - сказал я. - Ну зачем мы сюда приехали? Я считаю, что мы приехали сюда для того, чтобы закалять и вырабатывать характер. Так? А характер вырабатывается борьбе с жизненными трудностями. Теперь дальше: сейчас у нас нет жизненных трудностей, но мы их можем сразу добыть.
– А как? - спросил Лешка.
– Очень просто. Мне сейчас в голову пришла великолепная идея: надо отказаться от всех денег, которые у нас есть, от помощи пап и мам и надо начать самостоятельную жизнь!
– Что?! Самостоятельную? - удивился Лешка.
– Да.
– Без пап и мам?
– Да.
– Не выдержим! - сказал Лешка.
Этот Лешка был настоящим маменькиным сынком! В школе все ребята собирают металлолом: таскают на плечах водопроводные трубы, приносят невесть откуда битую чугунную фасонину от канализации, а Лешка стоит в сторонке и наблюдает. Ему-де нельзя таскать, у него аппендицит! Мы в школьном дворе начинаем сажать яблони: роем ямки, заливаем их навозной жижей, а Лешка ходит вокруг нас и бормочет: «Вы, ребята, с землей поосторожней. Проткнете чем-нибудь палец, и будет у вас столбняк!»
«Столбняк», «аппендицит»! Вот и сейчас: «Не выдержим…» Что за странный человек!
Владимир Сергеевич при этом разговоре не присутствовал. Он ходил на станцию за свежей газетой. Но когда вернулся, вдруг спросил нас:
– Друзья, а вы знаете, что самое плохое на свете?
Мы с Лешкой умолкли.
– Самое плохое на свете, - продолжал Владимир Сергеевич, - это безыдейное существование. Понятно?
– А мы тут при чем? - перебил его Лешка.