— Сегодня мы вооружены, — снисходительно сказал Генка, — так что можешь не бояться.
— У тебя что, пистолет?
— Вроде того…
— Покажи! — загорелся Юрашка.
— Только издалека, договорились? Вещь опасная, не для детей… — с некоторой торжественностью Генка извлек со дна сумки электрошокер.
— Ух ты! Это что такое? Граната? — Юрашка все-таки потянулся руками.
— Спокуха, матрос! Это электрошокер. Называется «Скат», разряд — восемьдесят киловольт, так что любого оглоеда приведет в чувство. Жаль, вчера у нас этой штуковины не было.
— Да уж, жаль… — Юрашка глядел на шокер с восторгом, Варя — с испугом.
От демонстрации можно было и воздержаться, но соблазн был велик, и Генкин палец нажал клавишу. Раздался треск, и электрическая дуга на мгновение соединила металлические рожки. Все трое вздрогнули, и Юрашка немедленно завизжал.
— Здоровски!
— Что, матрос, в штаны натрёс?
— Круто! — Юрашка показал два больших пальцах. — Я прямо испугался. Мне дашь попробовать?
— Извини, матрос, шокер — не игрушка. Для детей почти смертельно.
— Тогда еще разок покажи! Ну, разочек же!
Генка поднял шокер повыше и еще раз выдал разряд. Искристая дуга получилась более тонкая. Аккумуляторы явно нуждались в подзарядке.
— И ты что… — Варя кивнула на шокер, — пробовал это уже на людях?
— Как тебе сказать… — Генка хотел было прихвастнуть и даже раскрыл рот, но в последнюю секунду смутился. Врать он умел и иногда проделывал это мастерски, однако с Варей подобные разговоры казались неуместными. Может, из-за ее возраста, а может, из-за глаз. Очень уж доверчиво глядела она на Генку. К подобному отношению он просто не привык. В городе все было по-другому. Все обманывали всех. Стоило на минуту расслабиться, и продавцы всучивали негодный товар, сайтовики вешали лапшу на уши, вчерашние союзники, вроде того же Окулиста, не колеблясь сдавали тебя врагам. Даже давние приятели при всяком удобном случае норовили словчить, урвать за твоей спиной получше и побольше. Отец по этому поводу тоже переживал, говорил, что капитализм ломает дружбу. Мать называла его инфантилом и консерватором…
Снова взглянув на Варю, Гена покачал головой.
— Не доводилось. Пару раз пугал, на этом все и заканчивалось.
— Но оружие все равно здоровское! — ободрил его Юрашка.
— Ага. Главное, не требуется никаких лицензий. Нормальное средство самообороны…
* * *
Они запивали картошку молоком, хрумкали пряниками и болтали о пустяках. То есть с пустяков Генка начал, а потом само собой получилось так, что он принялся рассказывать о главном своем увлечении — о коллекции мертвых поселений: о покинутых людьми городах, о заводиках и деревнях, волею обстоятельств оказавшихся под толщей вод и селевых сходов. Именно в такие места отправлялись самостийные экспедиции поисковиков. Диггеры спускались под землю, дайверы ныряли на дно, сталкерготты бродили по лесам и забытым узкоколейкам, проверяя старые потрепанные карты. Нередко находили что-нибудь ценное, а снятые кадры Генка помогал сбывать за границу.
— А почему за границу? — поинтересовалась Варя.
— Такой уж мой бизнес, надо же на что-то жить. А за границей больше настоящих коллекционеров. У нас — снобы, и обманывают на каждом шагу.
— За границей — это далеко? — спросил Юрашка.
— Не близко.
— Даже дальше горизонта?
— Еще как дальше.
Юрашка испуганно зажмурился и снова распахнул глазенки. Должно быть, честно попытался представить себе такую далекую даль и не мог.
— Как же туда люди ездят?
— По-разному. Кто — на машинах с самолетами, а кто — на кораблях, — Генка вздохнул. — Вот и экспедициям нужно туда как-то добираться, а это деньги — и порой немалые.
— Ты тоже ездишь в экспедиции? — с трепетом поинтересовался Юрашка.
— Да нет, сам, конечно, не езжу. Но тоже участвую. В качестве спонсора.
— А что такое спонсор? — немедленно спросил Юрашка.
— Видишь ли… Экспедицию на голом месте не организуешь. Нужны база, цель, средства. Конечно, в основном в таких командах энтузиасты с романтиками, но даже энтузиастам требуется оборудование, аппаратура, продукты…
— Пряники с молоком, — задумчиво протянул Юрашка.
— Верно, — кивнул Генка. — Пряники с молоком, тушенка, сгущенка… Вот я и помогаю им. Если, скажем, диггеры в поход собираются, я передаю им перечень заказов. Когда могу, помогаю с картами. Ищу полезную информацию в «нете».
— Ничего не понимаю, — честно помотала головой Варя.
— Видишь ли… — Генка решил объяснить попроще. — Скажем, диггеры — это те, что бродят под землей. Значит, требуется своя специфическая экипировка…
— А почему под землей? Потому что там клады? — проявил догадливость Юрашка.
— Верно, замуровки, клады, бункеры, штольни, воровские скрады. Да много чего можно обнаружить. Монеты древние, документы, посуду прошлых столетий. У антикваров сейчас все ценится… — Генка почесал нос. — Вот недавно ребята из Питера целую стопку касок нашли. Проверили — оказалось, наши, уральские! В войну-то Мотовилихинский завод в Лысьву перевели, а это здесь совсем рядышком. Вот и клепали на Урале каски для наших солдатиков. И были, по слухам, покрепче эсэсовских.
— И куда их потом дели?
— Половину — коллекционерам загнали, половину — в музеи местные. В музеи, понятно, даром. Поисковики — они ведь тоже по-своему патриоты. Есть, конечно, такие, что только ради наживы вниз шныряют, но многим история на самом деле интересна.
— Какая же под землей история? — удивился Юрашка.
— Именно там настоящая история и скрывается. Не все ведь в книгах прописано. Археологи, палеонтологи — все раскопками занимаются. Вот и диггеры — из того же племени. Находят тайные лазы — и вперед. Впечатлений по горлышко, а опасностей еще больше. Бывает, что метров на семьдесят вниз спускаются, а то и глубже.
— Неужели такие тоннели бывают?
— А вы как думали! В городах подревнее — вроде Лондона, Мехико или Киева — всегда многоярусные системы. То есть, значит, подвал, а под ним еще один — и еще. И так — в несколько подземных этажей! Так что одной лопатой с сапожками не обойдешься. Нужны костюмы химзащиты, фонари, шлемы, аккумуляторы. Плюс взрывчатка, съемочная аппаратура, газовые датчики. А хуже всего, что в подземных условиях все это быстро выходит из строя.
— Почему?
— Потому что влажность, микробы, грязь и прочий форс-мажор.
— Форс-мажор — это что?
— Разное… — Генка вздохнул. — Например, проволока ржавая кожу поранит, обвал какой-нибудь приключится или чужаки нападут. Значит, нужны средства защиты, страховка, связь и обязательно какие-нибудь лекарства. Там ведь даже пустяковые царапины опасны.
Юрашка невольно покосился на свои истерзанные ноги.
— Почему опасны?
— Потому что подземные бактерии в десятки раз агрессивнее наземных. А то еще и ретровирус какой попадется. Организм с такими не справляется, и если ничего под рукой нет, запросто можно гангрену подцепить, — Генка отмахнулся от настырного комара. — У дайверов тоже свои траты. Акваланги, компрессоры, топливо с гидрокостюмами. Плюс та же система страховки. Но этого мало, еще ведь нужно отыскать затопленный город.
— А это сложно? — пискнул Юрашка.
— Конечно. Их ведь на карты не наносят. Наоборот стараются забыть и вычеркнуть.
— Забыть? Почему забыть?
— Потому что фамилия у тебя Почемучкин, — фыркнул Генка.
— Нет, я же правду же! — обиделся Юрашка. — Почему о них забывают?
— Может, потому что стыдно… — Генка задумался. — Все равно ведь, наверное, понимают: любой город и любая деревня — это чья-то родина, сотни человеческих судеб. А возведут какую-нибудь плотину, поднимут уровень воды метров на двадцать, и конец. Равнины, леса, окрестные поселения — все тонет.
— А люди как же?
— Людей вроде бы предупреждают. Иногда пытаются насильно выселять, только что толку? Многие так и не уходят, остаются. В городе Мологе, говорят, полторы сотни людей потонуло. А в Цимлянском водохранилище и того больше.
— Как же такое могло быть? — изумилась Варя.
— Да так, — Генка осторожно поднял перед лицом руку. На запястье сидел очередной овод. — Вот он сосет у меня кровь, но больно только мне. А всем остальным по барабану. Потому что солнышко — вон оно над головой. А сердце значительно левее. Его еще почувствовать надо, услышать…
— И вовсе даже нет! — Варя сердито махнула рукой, заставляя овода взлететь с Генкиной руки. — Зря ты так про людей говоришь.
— Я не про всех, — подросток мрачно усмехнулся. — Я про большинство. Есть, конечно, хорошие люди. Как вы, например, как бабушка Феня, да только таких обычно не слышат. Потому и города с деревнями продолжают затапливать. И мучить друг дружку.
— Но почему? — в десятый раз вопросил Юрашка.
— Не знаю… — Генка обнял свои колени, задумчиво поглядел в небо. Высоко-высоко над землей скользил серебристый самолетик. Точно скальпель он пластал небо, оставляя за собой белесый неровный шов.
— Я вообще о мучениях всякое уже передумал. В том смысле, что нужны они нам или нет. Мученики — они ведь тоже разные бывают. Вот Иисус, скажем, — взял и погиб на кресте. Показал всему человечеству пример. Собой пожертвовал, заставил задуматься. Значит, и впрямь был смысл погибать. А вот про Муция Сцеволу, который руку в огонь сунул, уже не понимаю. Его ведь в лагере этрусков застукали. Он ночью туда проник, чтобы царя чужого зарезать. Проще говоря, киллером был, а его героем сделали, в мученики записали, — Генка пожал плечами. — Или взять того же легионера, что лисенка за пазуху сунул и терпел до последнего. Тоже якобы герой. Потому что умер в строю. А зачем? Для чего? Если уж терпеть, то нужно чтобы толк был. Чтобы людям помочь или той же природе.
— А то ведь жалко же, — поддакнул Юрашка.
— Жалко, — согласился Генка.
— Какой ты все-таки умный, — вздохнула Варя. — Про сердце так хорошо сказал. Которое чуть левее солнышка…
Генка невольно расплылся. Не бог весть какая похвала, да еще в устах десятилетней девочки, но было все равно приятно.
— Не такой уж и умный, — пробормотал он. — Вон чуть не утонул вчера…
— Если хочешь, могу научить тебя плавать, — тут же предложила Варя.
— Меня?
— Ну да.
— А я? Я тоже хочу научиться! — возмутился Юрашка.
— И тебя буду учить. Если обещаешь слушаться. Ну как? — Варя взглянула на Генку. — Согласен?
— Ну… Я вообще-то умею немножко.
— Немножко — не считается. На воде — как под землей: либо да, либо нет.
Генка хотел было фыркнуть, но вовремя припомнил про Вариного отца, погибшего в шахте. Девочка и впрямь знала, о чем говорила. И про диггеров он ей зря, наверное, рассказал.
— Так ты согласен?
С некоторой неохотой он кивнул.
— Вот и хорошо! С завтрашнего дня и начнем! На пруду глубоко, а здесь, на речке, — в самый раз.
— Ура! — закричал Юрашка и, конечно, снова принялся выплясывать что-то из дикарского репертуара. Глядя на него все рассмеялись. Даже маленький Шурик — и тот пустил радостную слюну и на минуту позабыл о своих краснющих глазах.
* * *
К гудению ног он начинал уже привыкать, но теперь, похоже, должны были заболеть и спина с руками. Дед Жора по-прежнему маялся поясницей, вот бабушка Феня и попросила принести воды. Успокоив ее, Гена отважно взялся за коромысло.
Отважно-то отважно, но всей его отваги хватило лишь на первые несколько шагов от колодца.
Екалэмэнэ!.. Он и подумать не мог, что эти ведрища окажутся такими тяжелыми! То есть одно ведро он как-то уже поднимал, но сегодня плечо подростка плющило похожее на древний лук коромысло, и сразу два ведра гнули и сгибали городского жителя, стремясь по пояс вдавить в землю, переломить позвоночник и вытолкнуть из грудной клетки сердце. Дорога, которая пять минут назад казалась такой короткой, превратилась в нечто непреодолимое. В висках настукивали звонкие молоточки, руки и плечи от напряжения дрожали. Качаясь, как пьяный, Генка семенящими шагами двигался по дощечкам. Само собой, из ведер вовсю плескала вода — на землю, на крапиву с подорожником, но главным образом на штанины. Хорошо хоть начинало смеркаться, и Генка надеялся, что позора его никто не увидит. Однако увидели.
— Эй, городской, не переломись!
Повернуть голову он не сумел бы при все желании, но по голосу все же узнал насмешницу. Та самая конопатая девчонка, что развешивала белье.
— Помогла бы лучше, — просипел он.
— А пойдешь со мной погулять?
Генка остановился. Даже в городе девчонки так в лоб парней не штурмуют. На миг он даже забыл про чертово коромысло.
— За два ведра?
— А сколько бы ты хотел?
— Ну, я не знаю… Там у нас всего полбочки.
— Значит, четырех ведер хватит. Ставь давай, а то и впрямь переломишься.
Словно штангист, Генка приподнял над собой коромысло, осторожно поставил ведра на землю. Оглянувшись, наконец-то разглядел собеседницу.
— Как вы их только носите! — он утер взмокший лоб.
— Да так и носим. Что нам еще остается?
— А водонапорная башня?
— Хватился! Она уж лет десять заколоченной стоит. Как пилорама сгорела, так и водонапорку закрыли. Насос там сломался или что другое.
— Можно ведь, наверное, починить.
— Да кто починит-то? Ты, что ли? — девчонка подошла ближе, легко подняла коромысло, удобно пристроила на плече. Генка даже залюбовался.
— Тебя как звать?
— Катюха. А тебя?
— Меня Гена. А почему Катюха?
— А как еще?
— Ну… Можно Катей. Или Екатериной.
— Екатериной буду, когда состарюсь. А пока — лучше Катюхой, — новая знакомая блеснула озорным глазом. — Ты, говорят, воспитателем у нашей малышни заделался?
— Скорее — вожатым.
— Давай, давай! А то некому сопли-то им подтирать.
— Чего там подтирать, — вполне самостоятельные ребята! Шурка, конечно, малец еще, но Юрашка очень даже смышленый.
— Ага. Только не забрали почему-то твоего смышленого в город! Взяли и старикам скинули.
Генка промолчал. Голос Катюхи звучал весело, а вот интонации ее парнишке не понравились.
— Хочешь не хочешь, а детдомовские — они все дефектные. Потому и забирают только самых-самых. А Юрашка еще и под себя мочится.
— Как это?
— А, так тебе еще не рассказывали? Почитай, каждую ночь — лужа. Кому такой нужен?.. — Катюха остановилась. — Все, пришли, что ли. Отворяй калитку.
— Знаешь что, а ставь-ка ты прямо здесь, — внезапно предложил Генка. — Я сам донесу.
— Перед стариками хочешь покрасоваться?
— Само собой.
— А чего голосок тусклый? Или гулять раздумал?
Генка не стал мудрить.
— Да чего-то расхотелось.
— Что, городские, небось, лучше глянутся? — Катюха посмотрела с вызовом, и в глубине девчоночьих глаз блеснула сердитая водица. Темная, обещающая нешуточный шторм.
— Не в этом дело, — Генка изобразил улыбку. — Только больно уж ты говорливая.
— Так все равно же радио нет! — она с готовностью рассмеялась. — Разве что Степчик магнитофон свой иногда включит, так и тот сейчас поломал. Носится, как носорог, вот и крушит все что ни попадя.
— Видел я этого носорога…
— Во-во! Ты один раз видел, а я каждый день вижу, и до сих пор удивляюсь, что живая.
Зубки у Катюхи были ровные и белые, улыбка ей явно шла. Генка покосился на девочку с удивлением. Странно в ней все это сочеталось — грубоватая прямота, сердитые нотки, готовность к веселью.
— Ладно, если хочешь, погуляем, — решил он. — Только уж я сам все дотаскаю. А потом на улицу выйду.
— Смотри, не забудь!
— Не забуду.
— И не переломись раньше времени, — она снова рассмеялась…
На ошибках учатся, и больше Генка не геройствовал. Таскал по одному ведру, шагал аккуратно и часто менял руки. Потому и выплескивал уже меньше трети. Конечно, не подвиг Геракла, но, по крайней мере, остался живой. А еще через полчаса с щебечущей Катюхой они разгуливали по задворкам Соболевки.
— Скучно здесь. Мухи — и те сонные.