— Будто не знаешь! Деревушки всегда были легкой добычей. Город наступает, деревня отступает. И даже не отступает, а вымирает, — Валера поморщился. — Мы теперь даже не деревня, а сельское поселение. Так это сейчас называется. Да сам посмотри вокруг: Ольховка, Торлино, Николаевка, Северуха — все в запустении. Едешь среди изб, точно среди могил. Ни единого живого звука! А ведь тоже были когда-то села! И люди там жили, свадьбы справляли, стада пасли, лес заготавливали. В Красноселье у меня, знаешь, сколько друзей было! А теперь ни души. Или взять ту же Романовку! Мы же туда с кольями ездили — с местными хлопцами пластаться. Стенка на стенку! И где они теперь? Ни нас, ни их не стало.
— Зато появились Степчик с Мишаней.
— Да что там появилось-то! — Валера отмахнулся. — Алкашня малорослая!
— Это Степчик-то малорослый?
— Ты на загривок не смотри. Раньше народ худой был да жилистый! Оглоблями дрались — как щепками! Ты вот, к примеру, ее и не поднимешь — оглоблю-то. А дед твой, Жора, пожалуй, и о колено переломить мог.
Гена польщенно улыбнулся.
— Ты, значит, тогда и выучился драться? — поинтересовался он. — Когда в Романовку ездил?
— Да нет, драться я на войне научился. И гранаты, кстати, кидал лучше всех в роте.
— А зачем их кидать? Сейчас гранатометы есть, подствольники.
— Это сейчас, а тогда мы о подствольниках только от офицеров слышали. А гранаты кидали ручонками, — Валера нюхнул из кастрюльки, запустив туда пятерню, выудил картофелину. — Давай, худоба, рубай. Наш исконно российский продукт! Это тебе не чизбургер какой, не ананас американский!
Генка достал тепловатую картофелину, с удовольствием надкусил.
— Между прочим, картофель тоже когда-то завезли из Южной Америки, — заметил он. — Одно время даже силой заставляли сажать.
— Чего, чего?
— Ну да, при Николае Первом! Даже картофельные бунты случались. Крестьяне отказывались сажать картошку, и по деревням войска царские рассылали. На усмирение.
— Это ты точно знаешь? — Валера даже жевать перестал.
— Конечно. Это же история.
— А может, брехня?
— Но ведь в учебниках про это есть. И в книгах.
— В книгах много чего пишут. Да только историю приукрасить — плевое дело!
— Что же в картофельных бунтах приукрашивать? — удивился Генка.
Валера недоуменно шевельнул бровью, озадаченно поскреб челюсть.
— Тоже верно. Вроде и нечего.
— Вот я и говорю! Это же не героизм какой-нибудь, скорее наоборот.
— Ну, может, и впрямь было…
— Конечно, было, — самоуверенно заявил Генка. — Мы многого чего не знаем.
— Чего это, например?
— Да миллиона разных вещей! Вот взять хотя бы твою фамилию — Огородников…
— Ну и чего тебе — моя фамилия?
— Ты хоть в курсе, что она означает?
— А что она может означать? Огородников — и Огородников. Деды да бабки с утра до вечера в огороде копались, вот и получили прозвище.
— И ничего подобного! — рубанул Генка. Он был даже доволен, что после Валериной лекции о строительстве изб и горьковских автомашинах тоже в состоянии чем-то удивить. — Огородников, к твоему сведению, фамилия древняя и почетная. Это сейчас все к огороду свели, а раньше огородниками звали строителей крепостей, рвов и частоколов. Целая наука была — огораживать поселения! Потому что без конца приходилось отбивать атаки кочевников.
— Воевали, что ли?
— Конечно, воевали! В общем, без огораживания было никак… Помнишь, ты мне про цилиндрованные бревна рассказывал? Вот так и здесь. Для строительства стен и рвов настоящих мастеров нанимали. И чертежи были мудреные — с учетом рельефа, с ловушками и сотнями хитростей. Так что огородники в те времена были в авторитете. И фамилия появилась тогда же.
— Ловко! — Валера отер ладонью губы. — Я-то думал: я — лапоть уральский, а оказалось — гусак столичный! Хмм… А чего ты еще знаешь?
— Да много чего, — Генка пожал плечами. — В истории вообще интересно копаться. Такое находишь, что ни в каком сне не приснится. Про Аркаим, к примеру, Синь-Камень или наши уральские дольмены…
— Это еще что за звери такие?
— Ну, чаще всего это каменные кладки. Только не как в Египте или на острове Пасхи, а еще более древние. И находят такие кладки либо в лесах, либо на возвышенностях. А называются они по-разному. Есть менгиры или стоячие камни, а есть каменные столы, или, иначе говоря, — дольмены. А еще встречаются балбалы, кромлехи и целые каменные аллеи. В Англии, скажем, туристы стекаются в Стоунхендж. Хватает подобных мест в Мексике, в Перу, в других странах. Правда, получается как-то нечестно. То есть про Карнак с Баальбеком все знают, а про наши кладки никто слыхом не слыхал. Вот они и разрушаются потихоньку, мхом покрываются.
— Нашел чем поразить! — хмыкнул Валера. — Наших бед тоже никто не знает, и что с того?
— Правильно! Откуда узнаешь, если у вас ни телефона, ни электричества, — Генка разволновался. — Да вам и самим, похоже, ничего не нужно. Только и делаете, что пьете да деретесь.
— Ты такой бойкий оттого, что всего пару дней здесь, — Валера снисходительно улыбнулся. — А поживешь подольше, и тоже обрастешь мхом. Все равно как твой дольмен. Или сдернешь отсюда обратно к мамочке.
— Не сдерну! — буркнул Генка. — Кстати, мамочка меня сюда и сплавила.
— Набедокурил, небось?
Генка промолчал, и Валера усмешливо качнул головой.
— Набедокурил! Знаю я вашу породу, сам такой был. И обижался, и правду искал.
— А сейчас что? Не ищешь больше?
— Все уже, отыскался, хватит. Вон моя нынешняя жизнь — по углам стоит, мышей пугает.
— А может, стоит попробовать?
— Чего пробовать-то? — в голосе Валеры промелькнула тоскливая нотка. — А главное — ради кого?
— Да хотя бы ради детей: Юрашки вон, Вари с Шуриком… Не все же тут еще вымерли. Телевизоры по избам гробами пылятся, кругом грязь, темнотища, — неужели нравится такая жизнь?
— Предлагаешь, снова провода тянуть? А после клянчить у города электричество?
— Причем тут город? Самим надо за дело браться! — Генка даже удивился собственной решимости. — Вон у вас сколько техники кругом валяется! Опять же — речка рядом. В Соболевке дворов-то всего ничего, значит, электроэнергии нужно совсем немного. Поставить тройку хороших ветряков или речную турбину, вот вам и вся электрификация!
— Ну ты сказал! Откуда их взять-то?
— Да сделать, конечно! Ты же сам говорил, что грузовик из ничего собрал, а ветряк — это куда проще! Электромоторов-то старых полно кругом. Взять стиральную машину или холодильник, снять движок, прикрепить лопасти, — и получишь простейший генератор тока. Добавь стабилизатор с трансформатором, и считай, полкиловатта у тебя есть, — Генка разволновался. — Подумать как следует, можно и котельную свою организовать, и пекарню восстановить. Начнете выпекать хлебушек, и поедут к вам покупатели. Сейчас же весь мир на синтетический газ переходит! А болотный газ — чем хуже? Болото — вон оно рядом, я сам видел… — подросток азартно шмыгнул. — Или кирпичи, к примеру? У вас же тут кругом глина! Сварганить простенькую заводскую линию, печь для обжига — и готово! Уж на кирпичи-то спрос всегда будет! Или, скажем, камнерезный цех устроить — на месте бывшей МТС. А что? Собирать поделочный камень и изготавливать сувениры. Да не массовый ширпотреб, а что-нибудь интересное. Вот и будет для Соболевки доход!
У Валеры даже рот приоткрылся от такого словесного потока. Замолчав, Генка подумал, что взрослый его собеседник рассмеется или покрутит пальцем у виска, но Валера молчал.
— То есть дело, конечно, не простое, — сбавил обороты Генка, — но попробовать-то всегда можно.
— Да-а… Занятный ты парень, — протянул Валера. — И говоришь складно…
— Причем тут это?
— А при том, что ты кладбища нашего не видел.
— Кладбища?
Валера кивнул.
— Ага… Ты, бача, сходи туда как-нибудь, поинтересуйся датами. Людишки — они ведь не просто так отсюда тикали. Не из одной Соболевки, заметь! Со всех окрестных сел. В той же Кумарье больше четырехсот жителей насчитывалось, теперь — десятка три. Думаешь, только экономика виновата?
— Что же еще?
— А ты подумай!
Генка нахмурился.
— Неужели — полигон? — он даже кулаки стиснул.
— Видишь, какой ты догадливый, — Валера невесело улыбнулся. — Там ведь не просто полигон, там дальше болот — аж на тысячи гектаров. И в аккурат в эти самые болота лет тридцать назад порешили наши маршалы и генералы захоронить какую-то секретную дурь.
— Отравляющие вещества?
— Наверное. У нас же их еще с Гражданской войны — груды скопились. Теперь уже никто и не скажет, сколько всего и где именно. Тогда все засекречено было, а сейчас и вовсе концов не найдешь. Тоже, кстати, история! — Валера хмыкнул. — Словом, я еще пацаном был, а помню, как тут самолеты кружили. Говорят, бомбометание отрабатывали: швыряли с высоты бочки. Получалось дешево и сердито. У летчиков — опыт, у военных — гора с плеч. С высоты-то бочонки сразу вглубь погружались — метров на семь-восемь в болотную жижу. И выходило вроде как захоронение. Все чисто и чинно — никаких тебе следов. Только с тех пор и начались тут у нас болезни. Сначала скот домашний стал погибать, потом рыба в речках, а там и до людей волна докатилась.
— А сейчас?
— Что сейчас… Сейчас вроде опустило. Отрава, какой бы ядовитой ни была, тоже не вечна. Только утешение слабое — деревень-то уже нет. Кто не умер, тот в город подался. А вкладываться в эти места никто уже не будет, — Валера указал пальцем в потолок. — Потому как там наверху тоже про все знают. И давно уже решили, что нечего на нас тратиться. Деньжат и на здоровые деревни не хватает, чего ж о нас вспоминать?
Генка припомнил гнутые деревья с гигантскими цветками, но промолчал.
— Поэтому, паря, план твой, может, и хорош, да только никто здесь дергаться не будет. Нет у нас будущего!
— А как же Новоспасское?
— Там — другое дело, там с жиру бесятся. И от болот они дальше всех, и река рядом с заказником. Опять же хоромы себе не для жизни строят, а на сезон. Чтобы, значит, приехать, в баньке попариться, шашлыки пожарить — и обратно. Вот и весь интерес этих ребяток.
Генка задумался.
— А телефоны там работают? Я имею в виду сотовую связь?
Валера поскреб макушку.
— Вроде ходят люди с мобилами, перезваниваются.
— Так это же здорово! — Гена встрепенулся. — Слушай, ты бы мог меня туда свозить?
— Да хоть завтра! Я же объяснял: в Новоспасском у меня халтура. Пока платят, не брошу. Только учти, вставать рано придется. Я в семь выезжаю.
— Да хоть в шесть! — Генка воодушевленно поднялся. — Значит, договорились: без десяти я буду у тебя. Кстати, спасибо за чай с картошкой.
Несколько озадаченно Валера пожал ему руку…
Никто не провожал его, но по знакомым дощечкам Генка двигался вполне уверенно. Тем более что полной мглы не было, — черный противень неба поблескивал масляной луной, и свет ее мягко окутывал крыши, рождал на земле причудливые тени. Глядя на них, Генка распевал про себя очередную песенку «Аббы». Про победителя, который возьмет все. Возьмет, чтобы отдать и чтобы поделиться…
Часть 3
РЕВОЛЮЦИЯ
Ребенок больше всего нуждается в нашей любви как раз тогда, когда он меньше всего ее заслуживает.
Новоспасское Генку не поразило, — видывал, как говорится, застройки и покрупнее. Однако после блеклых избенок Соболевки посмотреть тут было на что. Улицы в селе линовали заново, густо присыпая каменным отсевом, закатывая в броню асфальтовых доспехов. Кое-где даже ставили ограждающие столбики, — чаще всего там, где громоздись дома-дворцы — с колоннами и башнями, с черепичными крышами и застекленными мансардами. Двухэтажных зданий Генка почти не видел, — новые аборигены строились в три добротных этажа да еще нахлобучивали сверху что-нибудь эдакое — вроде колокольни или яйцеподобной обсерватории. Повсюду красовались ямины под будущие бассейны, а кое-где били самые настоящие фонтаны. Даже заборами хозяева скороспелых дач явно соревновались друг с другом. Кто-то, не мудрствуя лукаво, кольцевал дома стенами из красного кирпича, другие придумывали более затейливые варианты, заказывая кружевное литье, деревянную резьбу, а то и вовсе нечто абстрактное, не поддающееся описанию.
— Видал, какие нынче огородники-то появились! Где мне с ними тягаться, — Валера с усмешкой крутил баранку. — Хорошо, хоть рвов пока не роют. А то ведь начнут скоро.
— Ну, до этого вряд ли дойдет.
— Поживем — увидим… Ты, кстати, к стенам присмотрись, — тут ведь тебе не просто кирпич, а кварциты с авантюрином, змеевик с мрамором. Местами даже яшма попадается! А есть домик, где малахитовый конек, представляешь!
Генка помотал головой.
— Во-во! Я тоже не верил, пока не увидел. Словом, коллекция — еще та! Какие деньги во все это вбухивают, даже считать не хочется.
— Значит, благосостояние растет, — пробормотал Гена.
— Ага, только вот чье? — Валера кивнул на копошащихся среди лесов рабочих. — Может, у них кошельки пухнут? Или у стариков твоих?
Гена промолчал.
— Если заметил, кругом одни таджики — на крышах, на стенах, везде! Я против них ничего не имею, но наши-то работяги куда подевались?
— Наверное, все в городе.
Валера кивнул.
— Так вот и потеряем деревню. В смысле, значит, русскую деревню. Потому что лет через двадцать в наши села весь Ближний Восток переселится. Таджики, узбеки, ингуши — все, кому не лень строить и сеять. А на Дальнем Востоке китайцы с корейцами обоснуются, — Валера развеселился. — И получится у нас, брат Гена, Таджи-Китайское государство!
— Что же тут смешного?
— Да ничего. Я ж воевал с ними в Афгане! С таджиками, значит. А с китайцами Митька наш воевал — на Даманском. Ну а теперь они все здесь!
— К чему ты это?
— Да к тому, наверное, что зря воевали.
Генка озадаченно потер лоб.
— Погоди… Разве в Афганистане воевали не с афганцами?
— Вот и видно, что ничегошеньки вы, молодые, не знаете. Даже со всеми своими интернетами! — Валера подъехал, наконец, к нужной новостройке, аккуратно развернулся. — В Афганистане, Ген, более двух десятков народностей. А основные среди них — таджики с узбеками.
— Правда, что ли?
— А ты думал! Это ведь не Люксембург какой-нибудь, огромнейшая территория!
— Мне казалось, Афганистан — небольшая страна.
— Это она на карте маленькая, а на самом деле Афганистан — огромен! Страна ковров и красивейших гор. А какое там небо! — Валера причмокнул губами. — Сказка из «Тысячи и одной ночи». На вершинах — снега, которым тысячи лет, представляешь? Тысячи! А знаешь, какой высоты хребты Гиндукуша? Почти семь километров! И пустыни свои имеются, и люди красивые. Правда, без бород почти не ходят, но такие уж у них традиции… — бывший сержант протяжно вздохнул. — Не-е, Ген, я там много чего пережил — и боли натерпелся, и кровушки пролил, а все равно… Можешь не верить, а точно второй родиной Афган стал. И таджиков, кстати, я там зауважал…
— Таджиков?
— Верно. Потому что не хуже вьетнамцев воевали. Одно слово — моджахеды! Кстати, наш главный враг — Ахмад Шах-Массуд — стал потом лучшим другом.
— Разве так бывает?
— Бывает — и часто. Особенно когда враги не подличают. А он с нами дрался честно… — Валера заглушил двигатель, открыв дверцу, выскочил наружу. — Ладно, пойду со строителями побалакаю, а ты погуляй.
— Машину постеречь?
— Чудила, кто ее такую угонит? Тем более здесь.
— Ну, не знаю… Это же не Соболевка.
— Может, и не Соболевка, но и не город.
— А таджики?
— Дубина ты, Ген! Погляди, сколько они тут всего понастроили! И заметь — приезжают сюда без специальностей, без языка, но в пару лет все осваивают! А ты про воровство толкуешь!
— Как же у них получается?
— Так и получается, что не лентяи. И язык чужой выучивают, и строителями неплохими становятся. Наших-то огородников днем с огнем не сыщешь… — не договорив, Валера махнул рукой и заковылял к группе темнокожих строителей. Приблизившись, степенно пожал всем руки, о чем-то заговорил. Гена тоже не стал париться в разогретой кабине. Соскочив на мягкую от опила землю, двинулся к ближайшей завалинке.