Сергей Григорьевич Козлов
«Вот жил, бродил, актёрствовал, пел, а не знал, что в лесу, за туманом, живёт такой славный Ёжик».
Всё-всё-всё о Ёжике
Осенняя песня травы
Ёжик в тумане
Тридцать комариков выбежали на поляну и заиграли на своих писклявых скрипках.
Из-за туч вышла луна и, улыбаясь, поплыла по небу.
«Ммм-у!..» — вздохнула корова за рекой. Залаяла собака, и сорок лунных зайцев побежали по дорожке.
Над рекой поднялся туман, и грустная белая лошадь утонула в нём по грудь, и теперь казалось — большая белая утка плывёт в тумане и, отфыркиваясь, опускает в него голову.
Ёжик сидел на горке под сосной и смотрел на освещённую лунным светом долину, затопленную туманом.
Красиво было так, что он время от времени вздрагивал: не снится ли ему всё это?
А комарики не уставали играть на своих скрипочках, лунные зайцы плясали, а собака выла.
«Расскажу — не поверят!» — подумал Ёжик, и стал смотреть ещё внимательнее, чтобы запомнить до последней травинки всю красоту.
«Вот и звезда упала, — заметил он, — и трава наклонились влево, и от ёлки осталась одна вершина, и теперь она плывёт рядом с лошадью… А интересно, — думал Ёжик, — если лошадь ляжет спать, она захлебнётся в тумане?»
И он стал медленно спускаться с горы, чтобы тоже попасть в туман и посмотреть, как там внутри.
— Вот, — сказал Ёжик. — Ничего не видно. И даже лапы не видно. Лошадь! — позвал он. Но лошадь ничего не сказала.
«Где же лошадь?» — подумал Ёжик. И пополз прямо. Вокруг было глухо, темно и мокро, лишь высоко сверху сумрак слабо светился.
Полз он долго-долго и вдруг почувствовал, что земли под ним нет, и он куда-то летит. Бултых!..
«Я в реке!» — сообразил Ёжик, похолодев от страха. И стал бить лапами во все стороны.
Когда он вынырнул, было по-прежнему темно, и Ёжик даже не знал, где берег.
«Пускай река сама несёт меня!» — решил он.
Как мог, глубоко вздохнул, и его понесло вниз по течению.
Река шуршала камышами, бурлила на перекатах, и Ёжик чувствовал, что совсем промок и скоро утонет.
Вдруг кто-то дотронулся до его задней лапы.
— Извините, — беззвучно сказал кто-то, кто вы и как сюда попали?
— Я — Ёжик, — тоже беззвучно ответил Ёжик. — Я упал в реку.
— Тогда садитесь ко мне на спину, — беззвучно проговорил кто-то. — Я отвезу вас на берег.
Ёжик сел на чью-то узкую скользкую спину и через минуту оказался на берегу.
— Спасибо! — вслух сказал он.
— Не за что! — беззвучно выговорил кто-то, кого Ёжик даже не видел, и пропал в волнах.
«Вот так история… — размышлял Ёжику, отряхиваясь. — Разве кто поверит?!»
И заковылял в тумане.
Звуки и голоса
— В полудрёме, Медвежонок, можно вообразить всё, что хочешь, и всё, что вообразишь, будет как живое. И тогда-то…
— Ну!
— Тогда-то…
— Да говори же!
— И тогда-то… слышны звуки и голоса. Ёжик глядел на Медвежонка большими круглыми глазами, как будто сию минуту, вот прямо сейчас, догадался о чём-то самом важном.
— И кого ты слышал? — шёпотом спросил Медвежонок.
— Сегодня?
— Ага.
— Зяблика, — сказал Ёжик.
— А вчера?
— Лягушку.
— А что она сказала?..
— Она — пела. — И Ёжик закрыл глаза.
— Ты её и сейчас слышишь?
— Слышу, — сказал Ёжик с закрытыми глазами.
— Давай я тоже закрою глаза. — Медвежонок закрыл глаза и встал поближе к Ёжику, чтобы тоже слышать.
— Слышишь? — спросил Ёжик.
— Нет, — сказал Медвежонок.
— Ты впади в дрёму.
— Надо лечь, — сказал. Медвежонок. И лёг.
— А я — возле тебя. — Ёжик сел рядом. Ты только представь: она сидит и поёт.
— Представил.
— А вот сейчас… Слышишь? — И Ёжик по-дирижёрски взмахнул лапой. — Запела!
— Не слышу, — сказал Медвежонок. — Сидит, глаза вытаращила и молчит.
— Поговори с ней, — сказал Ёжик. — Заинтересуй.
— Как?
— Скажи: «Мы с Ёжиком из дальнего леса пришли на ваш концерт». Медвежонок пошевелил губами.
— Сказал.
— Ну?
— Молчит.
— Погоди, — сказал Ёжик. — Давай ты сядь, а я лягу. Та-ак. — И он забубнил что-то, укладываясь рядом с Медвежонком в траву.
А день разгорался, и высокая стройная осень шаталась соснами и кружилась полым листом.
Медвежонок давно открыл глаза и глядел теперь на рыжие деревья, на ветер, который морщил лужу, а Ёжик всё бормотал и пришёптывал, лёжа рядом в траве.
— Послушай, Ёжик, — сказал Медвежонок, — зачем нам эта лягушка, а?
Пойдём наберём грибков, зажарим! А я для тебя яблочко припас.
— Нет, — не открывая глаз, сказал Ёжик. — Она запоёт.
— Ну и запоёт. Толку-то?
— Эх ты! — сказал Ёжик. — Грибки! Яблочки!.. Если б ты только знал, как это — звуки и голоса!
Когда ты прячешь солнце, мне грустно
Над горой туман и розовато-оранжевые отсветы. Весь день лил дождь, потом перестал, выглянула солнце, зашло за гору, и вот теперь была такая гора.
Было очень красиво, так красиво, что Ёжик с Медвежонком просто глядели и ничего не говорили друг другу.
А гора всё время менялась: оранжевое перемести лось влево, розовое — вправо, а голубое стало сизо-синим и осталось вверху.
Ёжик с Медвежонком давно любили эту игру: закрывать глаза, а когда откроешь — всё по-другому.
— Открывай скорей, — шепнул Ёжик. — Очень здорово!
Теперь оранжевое растеклось узкой каймой по всей горе, а розовое и голубое пропало.
Туман был там, выше, а сама гора была будто опоясана оранжевой лентой.
Они снова закрыли глаза, и, когда через мгновение открыли, вновь всё изменилось.
Оранжевое вспыхивало кое-где слева и справа, розовое вдруг появилось справа, розово-голубое исчезло, и гора вся стала такой тёмной, торжественной, что от неё просто нельзя было отвести глаз, Ёжик с Медвежонком снова закрыли и открыли глаза: гора была покойной, туманной, с лёгким розоватым отсветом справа, но они не успели снова закрыть глаза, как этот отсвет пропал.
Туманная, очень красивая гора глядела на Ёжика с Медвежонком.
И вдруг, или это Ёжику с Медвежонком показалось, кто-то заговорил:
— Вам нравится на меня смотреть?
— Да, — сказал Ёжик.
— А кто? Кто говорит? — шёпотом спросил Медвежонок.
— Я красивая?
— Да, — сказал Ёжик.
— А когда я вам больше нравлюсь — утром или вечером? Тут и Медвежонок понял, что это говорит гора.
— Мне — утром, — сказал Медвежонок.
— А почему?
— Тогда впереди целый день и…
— А тебе, Ёжик?
— Когда ты прячешь солнце, мне грустно, — сказал Ёжик. — Но я больше люблю смотреть на тебя вечером.
— А почему?
— Когда смотришь вечером, как будто стоишь там, на вершине, и далеко, далеко видно.
— Что же ты видел сегодня, Ёжик? — спросила гора.
— Сегодня так пряталось солнце, а кто-то так не давал ему уйти, что я ни о чём не думал, я только смотрел.
— А я… Мы… То откроем глаза, то закроем. Мы так играем, — сказал Медвежонок.
Быстро сгущались сумерки.
И когда почти совсем стемнело, иссиня-зелёное небо вдруг оторвалось от горы, а вся она стала резко видна, чернея на бледно-голубой полосе, отделяющей её от тёмного неба.
Разрешите с вами посумерничать
— Заяц просится посумерничать.
— Пускай сумерничает, — сказал Ёжик и вынес на крыльцо ещё одно плетёное кресло.
— Можно войти? — спросил Заяц. Он стоял под крыльцом, пока Медвежонок разговаривал с Ёжиком.
— Входи, — сказал Ёжик.
Заяц поднялся по ступенькам и аккуратно вытер лапы о половичок.
— Три-три! — сказал Медвежонок. — Ёжик любит, чтобы было чисто.
— Можно сесть? — спросил Заяц.
— Садись, — сказал Медвежонок. И Ёжик с Медвежонком тоже сели.
— А как мы будем сумерничать? — спросил Заяц.
Ёжик промолчал.
— Сиди в сумерках и молчи, — сказал Медвежонок.
— А разговаривать можно? — спросил Заяц. Ёжик опять промолчал.
— Говори, — сказал Медвежонок.
— Я в первый раз сумерничаю, — сказал Заяц, — поэтому не знаю правил. Вы не сердитесь на меня, ладно?
— Мы не сердимся, — сказал Ёжик.
— Я как узнал, что вы сумерничаете, я стал прибегать к твоему, Ёжик, дому и глядеть во-он из-под того куста. Во, думаю, как красиво они сумерничают! Вот бы и мне! И побежал домой, и стащил с чердака старое кресло, сел и сижу…
— И чего? — спросил Медвежонок.
— А ничего. Темно стало, — сказал Заяц. — Нет, думаю, это не просто так, это не просто сиди и жди. Что-то здесь есть. Попрошусь, думаю, посумерничать с Ёжиком и Медвежонком. Вдруг пустят?
— Угу, — сказал Медвежонок.
— А мы уже сумерничаем? — спросил Заяц. Ёжик глядел, как медленно опускаются сумерки, как заволакивает низинки туман, и почти не слушал Зайца.
— А можно, сумерничая, петь? — спросил Заяц. Ёжик промолчал.
— Пой, — сказал Медвежонок.
— А что?
Никто ему не ответил.
— А можно весёлое? Давайте я весёлое спою, а то зябко как-то?
— Пой, — сказал Медвежонок.
— Ля-ля! Ля-ля! — завопил Заяц. И Ёжику сделалось совсем грустно. Медвежонку было неловко перед Ёжиком, что вот он притащил Зайца и Заяц мелет, не разбери чего, а теперь ещё воет песню. Но Медвежонок не знал, как быть, и поэтому завопил вместе с Зайцем.
— Ля-ля-лю-лю! — вопил Медвежонок.
— Ля-ля! Ля-ля! — пел Заяц. А сумерки сгущались, и Ёжику просто больно было всё это слышать.
— Давайте помолчим, — сказал Ёжик. — Послушайте, как тихо!
Заяц с Медвежонком смолкли и прислушались. Над поляной, над лесом плыла осенняя тишина.
— А что, — шёпотом спросил Заяц, — теперь делать?
— Шшш! — сказал Медвежонок.
— Это мы сумерничаем? — прошептал Заяц. Медвежонок кивнул.
— До темноты — молчать?..
Стало совсем темно, и над самыми верхушками ёлок показалась золотая долька луны.
От этого Ёжику с Медвежонком вдруг стало на миг теплее. Они поглядели друг на друга, и каждый почувствовал в темноте, как они друг другу улыбнулись.
Как оттенить тишину
— Я очень люблю осенние пасмурные дни, — сказал Ёжик. — Солнышко тускло светит, и так туманно-туманно…
— Спокойно, — сказал Медвежонок.
— Ага. Будто всё остановилось и стоит.
— Где? — спросил Медвежонок.
— Нет, вообще. Стоит и не двигается.
— Кто?
— Ну, как ты не понимаешь? Никто.
— Никто стоит и не двигается?
— Ага. Никто не двигается.
— А комары? Вон как летают! Пи-и!.. Пи-и!.. — И Медвежонок замахал лапами, показал, как летит комар.
— Комары только ещё больше, — тут Ёжик остановился, чтобы подыскать слово, — о т т е н я ю т неподвижность, — наконец сказал он.
Медвежонок сел:
— Как это?
Они лежали на травке у обрыва над рекой и грелись на тусклом осеннем солнышке. За рекой, полыхая осинами, темнел лес.
— Ну вот смотри! — Ёжик встал и побежал. — Видишь?
— Что?
— Как неподвижен лес?
— Нет, — сказал Медвежонок. — Я вижу, как ты бежишь.
— Ты не на меня смотри, на лес! — И Ёжик побежал снова. — Ну?
— Значит, мне на тебя не смотреть?
— Не смотри.
— Хорошо, — сказал Медвежонок и отвернулся.
— Да зачем ты совсем-то отвернулся?
— Ты же сам сказал, чтобы я на тебя не смотрел.
— Нет, ты смотри, только на меня и на лес о д н о в р е м е н н о, понял? Я побегу, а он будет стоять. Я о т т е н ю его неподвижность.
— Хорошо, — сказал Медвежонок. — Давай попробуем. — И уставился на Ёжика во все глаза. — Беги!
Ёжик побежал.
— Быстрее! — сказал Медвежонок.
Ёжик побежал быстрее.
— Стой! — крикнул Медвежонок. — Давай начнём сначала.
— Почему?
— Да я никак не могу посмотреть на тебя и на лес одновременно: ты так смешно бежишь, Ёжик!
— А ты смотри на меня и на лес, понимаешь? Я — бегу, лес — стоит. Я оттеняю его неподвижность.
— А ты не можешь бежать большими прыжками?
— Зачем?
— Попробуй.
— Что я — кенгуру?
— Да нет, но ты — ножками, ножками, и я не могу оторваться.
— Это не важно, как я бегу, понял? Важно то, что я бегу, а он — стоит.
— Хорошо, — сказал Медвежонок. — Беги!
Ёжик побежал снова.
— Ну?
— Такими маленькими шажками не оттенишь, сказал Медвежонок. — Тут надо прыгать вот так! И он прыгнул, как настоящий кенгуру.
— Стой! — крикнул Ёжик. — Слушай! Медвежонок замер.
— Слышишь, как тихо?
— Слышу.
— А если я крикну, то я криком о т т е н ю тишину.
— А-а-а!.. — закричал Медвежонок.
— Теперь понял?
— Ага! Надо кричать и кувыркаться! А-а-а! — снова завопил Медвежонок и перекувырнулся через голову.
— Нет! — крикнул Ёжик. — Надо бежать и подпрыгивать. Вот! — И заскакал по поляне.
— Нет! — крикнул Медвежонок. — Надо бежать, падать, вскакивать и лететь.
— Как это? — Ёжик остановился.
— А вот так! — И Медвежонок сиганул с обрыва.
— И я! — крикнул Ёжик и покатился с обрыва вслед за Медвежонком.
— Ля-ля-ля! — завопил Медвежонок, вскарабкиваясь обратно.
— У-лю-лю! — по-птичьему заверещал Ёжик.
— Ай-яй-яй! — во всё горло закричал Медвежонок и прыгнул с обрыва снова.
Так до самого вечера они бегали, прыгали, сигали с обрыва и орали во всё горло, оттеняя неподвижность и тишину осеннего леса.
В родном лесу
Заяц утром как вышел из дома, так и потерялся в необъятной красоте осеннего леса.
«Давно уже пора снегу пасть, — думал Заяц. — А лес стоит тёплый и живой». Встретилась Зайцу Лесная Мышь.
— Гуляешь? — сказал Заяц.
— Дышу, — сказала Мышка. — Надышаться не могу.
— Может, зима про нас забыла? — спросил Заяц. — Ко всем пришла, а в лес не заглянула.
— Наверно, — сказала Мышка и пошевелила усиками.
— Я вот как думаю, — сказал Заяц. — Если её до сих пор нет, значит, уже не заглянет.
— Что ты! — сказала Мышка. — Так не бывает! Не было ещё такого, чтобы зима прошла стороной.
— А если не придёт?
— Что говорить об этом, Заяц? Бегай, дыши, прыгай, пока лапы прыгают, и ни о чём не думай.
— Я так не умею, — сказал Заяц. — Я всё должен знать наперёд.
— Много будешь знать — скоро состаришься.
— Зайцы не состариваются, — сказал Заяц. — Зайцы умирают молодыми.
— Это почему же?
— Мы бежим, понимаешь? А движение — это жизнь.
— Хи-хи! — сказала Мышка. — Ещё каким стареньким будешь.
Они вместе шли по тропинке и не могли налюбоваться на свой лес.
Он был весь сквозящий, мягкий, родной. И оттого, что в нём было так хорошо, на душе у Зайца и Мышки сделалось грустно.
— Ты не грусти, — сказал Заяц.
— Я не грущу.
— Грустишь, я вижу.
— Да вовсе не грущу, просто печально.
— Это пройдёт, — сказал Заяц. — Насыплет снега, надо будет путать следы. С утра до вечера бегай и запутывай.
— А зачем?
— Глупая ты. Съедят.
— А ты бегай задом наперёд, — сказала Мышка. — Вот так! — И побежала по дорожке спиной вперёд, мордочкой к Зайцу.
— Здорово! — крикнул Заяц. И помчался следом.
— Видишь? — сказала Мышка. — Теперь никто не поймёт, кто ты.
— А я… А я… Я знаешь тебя чему научу? Я тебя научу есть кору, хочешь?
— Я кору не ем, — сказала Мышка.
— Тогда… Тогда… Давай я тебя научу бегать!