— Топлю, — только и ответил тот.
— Зачем?
— Чисто из старческого каприза.
— Отпусти их.
— Мои кошки, хочу — топлю, хочу — нет, — сказала мумия.
— Сколько ты за них хочешь?
— Двести! — не растерялся предприимчивый злодей.
— Вот деньги, неси сюда мешок.
Получив вознаграждение, человек осмотрел купюры и, удостоверившись в их подлинности, лихо заковылял прочь.
— Неужели тебе ни капли их не жаль? — окликнул его Николас.
Незнакомец обернулся:
— Так ведь они, считай, не жильцы: слепые, лысые; утопишь, только всем лучше сделаешь. С какой стороны ни посмотри — поступок, за который не стыдно. А таких, как ты… — на всякий случай мумия отошла на безопасное расстояние, — я ненавижу! Как увижу праведного богатея, прямо с души воротит! — последняя фраза была достойным завершающим штрихом к портрету.
Гнаться за негодяем было бессмысленно, и такса ограничилась сердитым рычанием.
Николас с Ладой на поводке тихонько вошёл в номер. Раскрыв мешок, он бережно, один за другим вынул на свет трёх маленьких котят.
Не помня себя от страха, малыши тряслись и плотнее жались друг к другу. Казалось, жизни в них было не больше, чем в меховых варежках.
Тонкие рёбрышки торчали из-под кожи, покрытой редкой тёмной шерстью. Один был крупнее других и, похоже, смелее — это ему пришлось искупаться в холодной воде. Принюхиваясь, котёнок подполз ближе к Ладе, приняв её за маму. Крепко прижавшись бочком, он уткнулся слепой мордочкой в собачий живот, да так и замер.
Николас укутал новорождённых тёплым пледом.
— Ух, ты, котята! — щурясь от яркого света, в комнату вошёл сонный Кристофер. — Откуда?
Позади с заспанной физиономией семенила левретка.
— Забрали у одного плохого человека! — весело отрапортовал сэр Николас. Самым неожиданным образом преобразившись в матушку-хозяйку, он достал из мини-бара пакетик молока, юркнул на кухню и загремел оттуда посудой.
— Хорошие, — одобрительно кивнул Кристофер, поглаживая котят.
Здоровячок довольно зафыркал: «Фру-фру-фру», — и попытался встать. На ходу его пошатывало, и он походил на маленького толстого пьянчужку на кривых ножках. Фру-Фру старался шагать как следует. Передние лапки маршировали бодро, поднимаясь высоко, словно он ими барабанил. А задние, отставая, тащились сами по себе до тех пор, пока малыш не растянулся на пузе.
— Откуда тут взялись кошки? — проскрежетала левретка, не разжимая челюстей.
— Понюхай, как они восхитительно пахнут! — сказала такса.
— Нюхать кошек без противогаза? Я всегда считала Николаса далеко не подлецом, но зачем же тащить в дом кошек? Откуда они вообще взялись?
— Мы родились вчера ночью, — тоненько пропищал Фру-Фру. — Но нас забрали от мамы.
— Слепые, а разговаривают! — удивилась левретка. — Какой крепыш! Даю лапу на отсечение, когда он вырастет, будет чуть поменьше молодого бегемота.
Фру-Фру оскалил в улыбке беззубый рот и заурчал, нежно покусывая руку Криса. Малышам льстило всеобщее внимание — котята вообще очень чувствительны к лести: любят, чтобы их тискали, ласкали и баловали. А ещё просто обожают, когда всячески намекают, что они самые лучшие, красивые и замечательные коты на всём белом свете.
Николас вернулся с чашкой тёплого молока и пипеткой. Взяв самого маленького на руки, он с энтузиазмом принялся его кормить. Котёнок мяукал и с жадностью сосал импровизированную соску.
— Ну ты и Мяфа! — рассмеялся Кристофер.
— Очередной кошачьей мафии нам в доме только не хватало! — негодовала левретка. — Кошка, что карликовый тигр: любит мышей, покровительствует людям и ненавидит собак!
Третий котёнок испуганно юркнул под плед.
— Не бойся, экий ты бережливец! Напугал тебя злодей? Пап, давай их оставим!
— Можем и оставить, — согласился отец. — А ты, сынок, на будущее имей в виду: зло вообще-то слабее добра. Разрушать и губить слабых куда легче, чем созидать и защищать. Такие дела.
— Значит, если добро сильнее, то оно обязательно победит зло?
— Рано или поздно, но добро всегда побеждает. А сейчас шагом марш в постель!
Наевшись, котята повеселели, немного поползали, позёвывая и помахивая задранными кверху хвостами, и заснули.
— А взрослые кошки, они что едят? — спросила левретка, снова укладываясь в кровать.
— Подошвы от ботинок, — сказала такса.
«Дзы-ынь!» — раздался вдруг резкий звук. «Дзы-ынь! Дзы-ынь!»
Чернышёва вскочила с постели и оторопело глянула на тумбочку. На ней стоял старинный телефон на гнутых львиных ножках. Телефон звонил визгливо, совсем не по-львиному.
— Ты чего?
— Он не может звонить, — чуть слышно прошептала Лада. — Я сама видела, как Николас отключил его на ночь.
Левретка залезла под кровать и проверила розетку:
— Выключен…
— Это он. Он меня нашёл… — Ладу сковал знакомый страх. Похожий на чёрного земляного червя без глаз и сострадания, он выполз из глубины, чтобы утащить её под землю.
— Брось! — отмахнулась левретка и беспечно взяла трубку. — Алло, кто это? Алло, вы будете говорить?
— Только не с тобой, идиотка. Позови подругу, живо! — прошипел кто-то.
Холодный заплесневелый воздух вдруг стал наполнять тёмную комнату.
— Вам кого надо, дядя? Имя, фамилия?
— Ладу Чернышёву…
От неожиданности левретка выронила трубку и медленно обернулась.
— Это тебя…
На ватных лапах такса подошла к телефону.
— Что вам надо? — сказала она голосом, ничего не имеющим общего с её собственным.
— Слушай внимательно и запоминай, — словно с того света, прошептал кто-то. — Завтра вы должны быть в замке. Не вернётесь вовремя — мальчишка умрёт.
ГЛАВА 11
Жестокий розыгрыш
Звёзды, словно прибитые гвоздями, застыли в ночном небе. За окном всё гукала и никак не смолкала какая-то птица. Левретка сидела на стуле и болтала левой лапой. В принципе, можно было поболтать обеими, но не хотелось усложнять. Всё и так было запутано:
— Как ты намерена оказаться дома уже завтра?
— Не знаю. Но завтра мы просто обязаны быть в Лондоне — от этого зависит жизнь Кристофера, — в горле першило, словно туда напихали старой ваты.
— Кто-то над нами издевается, а ты веришь во всю эту чушь!
— Но как ты объяснишь, откуда этот кто-то знает моё имя?
— Быть может, у него большие уши и он подслушал. Или рентген в голове, и с его помощью он читает чужие мысли на расстоянии.
— Мне шестое чувство подсказывает: это не пустые угрозы. Надо срочно возвращаться!
— Значит, моё шестое чувство совсем перестало работать, хоть в ремонт его неси! Только позволь спросить: КАК? Как ты собираешься заставить Николаса уехать, не окончив лечения?
Чернышёва молчала.
— Заморочки дождём с неба сыплются! А мы их подбираем увлечённо и по карманам рассовываем. Может, просто мы их с чем-то путаем? Кому расскажи, что за последний месяц произошло — не поверят! — не унималась левретка. — Сказка про волшебника Изумрудного города и то правдоподобнее!
Лада не слушала причитаний подруги — она сосредоточенно смотрела сквозь оконное стекло в темноту. Слова незнакомца с жужжанием кружились в голове, как мухи, застрявшие между рамами.
— Я знаю, что делать.
— Алло! Это ты, дорогой? Как давно не слышала твой голос! Я безумно соскучилась!
— Послушай, Элизабет, мы же вчера с тобой разговаривали…
— Ах да! Я и запамятовала, такая рассеянная! Как ваши дела? Как сынок себя чувствует? — здорово подражая голосу мадам Стивенсон, щебетал Гарри.
— Всё хорошо, Лизи. Кристоферу намного лучше. Честно говоря, мы с доктором диву даёмся: результаты просто потрясающие!
— Замечательно! Так рада ср-рышать, — внезапно негритёнок сорвался на бас.
— Элизабет, с тобой всё в порядке? Мне твой голос что-то не нравится.
Лада, сидевшая рядом с хозяином, в испуге прикусила губу.
— Кхе-кхе, — откашлялась фальшивая Элизабет. — Знаешь, любимый, я простудилась, но ничего страшного. Только знобит всё время и есть совсем не хочется. Но ты не волнуйся — отдыхай, развлекайся. Обо мне не думай.
— Уверена? Как голова? Ты хорошо спишь?
— Голова не болит. Только в висках что-то тикает всё время: «Тик-тик, тик-так». А сплю нормально: два раза в день минут по пятнадцать.
Николаса доводы супруги не убедили:
— Температуру измеряли?
— Температура нормальная, сорок градусов. Не переживай, котик.
— Сорок?! Элизабет, немедленно отправляйся в постель. Пусть Мари срочно вызывает доктора Герценштубе. Мы вылетаем первым же рейсом.
— Прошу, не надо!
— Завтра вечером мы будем дома. Береги себя, родная.
С тяжёлым сердцем ступали собаки на паркет родного замка. Предчувствие, что обман вот-вот раскроется, их не покидало. Но всё же это было не главным, что тяготило подруг. Кто же всё-таки звонил им? И главное — для чего? Лада всё время думала об этом, и в конце концов в голове юной мисс Марпл созрел фантастический план.
— Дорогой, что случилось? — навстречу выбежала взволнованная миссис Стивенсон.
— Лизи, тебе следует оставаться в постели! — Николас обнял супругу. — Как ты себя чувствуешь?
— Всё в порядке, а что такое? Почему вы так рано и без предупреждения? Я бы послала в аэропорт Роджера…
— Мамочка! — из такси выскочил Кристофер. Обхватив мать за ноги, он уткнулся ей в юбку и затих.
Не ожидая такой бури эмоций от обыкновенно замкнутого сына, Элизабет оторопела:
— Кто-нибудь может мне объяснить, что происходит?
— Началось… — тихонько протянула левретка и для отвода глаз принялась насвистывать себе под нос что-то бравурное.
— Разве ты не больна? — у Николаса был озадаченный вид.
— Я что, так плохо выгляжу?
— В том-то и дело, что выглядишь ты превосходно. Возможно, мой вопрос покажется странным, но… Ты мне звонила вчера ночью?
— Нет, котик.
— Кажется, я начинаю понимать… — посуровел Николас. — Нас разыграли. Весьма жестоко разыграли…
— С приездом, сэр, — Бэрримор появился бесшумно, как тень. Прищуренные выцветшие глаза его блестели. Ладу передёрнуло — на секунду ей показалось, что, глядя на неё, Альбинос ухмыльнулся. — Мы вас не ждали…
ГЛАВА 12
Шок и муки совести
— Осторожно! Ты мне на хвост наступила!
— Прости, тут в темноте чёрт ногу сломит.
Была глубокая ночь. Все разумные существа уже давно спали. Луна зияла в небе бледной дырой, освещая замшелые стены Восточной башни.
— Странное место этот сад! — Собакевич озиралась с опаской. — Зачем ты меня сюда притащила?
Лада сама толком не знала, что они делают здесь среди ночи, но собачий нюх и послание Франта в пражском ресторане настойчиво подсказывали: в Восточной башне скрыта какая-то тайна.
Подруги беззвучно пробирались к башне. Трава насквозь пропиталась вчерашним дождём и неприятно холодила животы. Но, как они ни спешили, ощущения движения не появлялось. Ночью сад казался бескрайним оазисом, затерянным глубоко в пустыне.
Башенные окна зияли, точно дыры в зубах людоеда. Ни единого звука не доносилось из старого чрева башни — хозяин как будто спал.
— К двери! — шёпотом скомандовала такса.
Собаки легли на животы и поползли через залитую лунным светом тропинку — им не хватало лишь боевой раскраски и портупеи.
Сколоченная из четырёх толстых досок дверь оказалась гораздо крепче, чем выглядела со стороны. Ни задвижки, ни скважины — её словно нарисовали на старом холсте. На уровне человеческих глаз было встроено круглое оконце. Вскарабкавшись по левреткиной спине, Лада заглянула внутрь, но окно оказалось зашторенным.
— Ничего не видно, — спрыгнув, такса тщательно обнюхала дверь и всё вокруг. На всякий случай заглянула под коврик. — Странно, здесь как будто давно никого не было…
— Слышишь? — насторожилась левретка.
Сад был окутан мраком. Луна резко очерчивала листья дубов. Кругом стояла глухая, глубокая тишина, но Лада явственно почувствовала: рядом кто-то был. И этот кто-топрятался в сумраке, затаив дыхание.
Такса напряглась и вся превратилась в слух. Казалось, вот-вот кто-тоуслышит удары её сердца. Не двигаясь, с помощью одного только нюха она стала обшаривать сад. Воздух вокруг напряжённо заколыхался. Тяжёлый, неповоротливый запах плеснул в нос грязной волной — он сочился плесенью и холодом. А ещё — абсолютной уверенностью в том, что в глубине сада затаилось чудовище. Атмосфера дышала такой ненавистью, что хотелось скорее бежать отсюда!
— Страшновато! — пискнула левретка.
Сквозь листву пробилась тонкая струйка лунного света. Какой-то неясный силуэт проступил тотчас из мрака там, где темнота сгущалась в плотный комок. Кто-тобыл низкого роста, коренастый, похожий на мешок с картошкой — бросили его здесь и забыли. Или на животное… Большая собака?
Словно распутывая клубок нити, вместо сгустка черноты Лада стала различать более чёткие очертания. Похоже на человеческое тело, обезображенное чьей-то злой волей: капюшон свешивался на лицо, мертвенно белая кожа горла болталась до самой земли, из-под чёрного балахона выглядывали костлявые ступни… На секунду Лада вновь увидела этобезобразное лицо. Она почувствовала, будто из её тела высасывают всё содержимое:
— Теперь ты мне веришь?
— Верю! Но лучше бы ты соврала…
Вдруг до собачьих ушей донёсся тихий, невнятный бубнёж. Находясь в каких-нибудь пятнадцати футах от девочек, карлик смотрел на них в упор, шепча что-то похожее на заклинание.
— Прощай! — завопила вдруг Юлька, обнимая подругу. — Знай, мы не зря прожили эту короткую, но интересную жизнь!
Бубнёж нарастал, превращаясь в стенания.
Лада зажмурилась, приготовившись к самому худшему:
«Лишь бы поскорее всё кончилось!»
Раздался громкий треск, словно две сотни мамонтов одновременно прыгнули на льдину. Что-то вспыхнуло ярким пламенем, на долю секунды озарив весь сад.
— Мамочки! — где-то рядом заорала левретка.
Бросаясь на собственный страх, как на амбразуру, Чернышёва отчаянно распахнула глаза.
Карлик исчез.
— И чего мы добились, скажи на милость? — левретка с остервенением поедала утиные консервы. — Вечно ты лезешь в какие-нибудь тёмные истории! Вечно кого-то спасаешь! Всё, с меня хватит! Я завтра же, прямо с утра, отправляюсь на консервный завод. С тобой или без тебя — это уже детали!
— Подожди минутку. Не ты ли недавно говорила, что не желаешь возвращаться домой? Ты хотела шикарной жизни и приключений, а теперь в кусты?
— И этоты называешь приключениями?! Всюду карлики злобные с ненормальными кошками бегают, звонки с того света. Один Бэрримор чего стоит! Да здесь монстр на монстре сидит и монстром стыдливо прикрывается!
— Ты права, это целиком и полностью моя вина, что мы очутились в собачьих шкурах. Но ведь я делаю всё, чтобы как-то выкрутиться! Мы должны помогать друг другу, что бы ни случилось, мы же друзья.
Юлька демонстративно отвернулась в угол и разглядывала в нём какую-то маленькую паутинку.
— Знаешь, а я ведь тебе завидую, — вдруг сказала она.
— Мне? — удивилась Лада. — Мне?!
— Мы всю жизнь с тобой вместе, чуть ли не с пелёнок. Люди волей-неволей нас сравнивают, и всегда не в мою пользу. Я же простейшую задачку без твоей помощи решить не могу! Пол в классе самостоятельно вымыть не способна, в слове «мяч» по три ошибки делаю. А ты мне всё время помогаешь. Думаешь, мне приятно, да? — Юлькины глаза блестели из-под насупленных бровей.