— Послушай, любезный, как тебя зовут? — важно обратился к человеку мышонок.
— А тебя?
— Рене, а это мои друзья — Франтишка и Отка, — мыш подчёркнуто вежливо поклонился.
— Чего это он с ним церемонится? — не поняла Собакевич.
— А я — Джонни Депп.
— То есть как? — удивился мыш.
— А вот так — по паспорту.
— А откуда ты? Как здесь оказался? Почему валяешься в этой клумбе?
— Я — одинокий странник, занесённый сюда точно так же, как капризами весеннего ветра заносит за тридевять земель крылатое кленовое семя. — Джонни выставил на обозрение свои почерневшие зубы и почесался.
— Ты живёшь один? Но почему ты в таком виде — грязный, оборванный, заросший?
— Ты прав, о мыш! Я одинок, как трепанг на дне океана! Моя натура замкнулась в собственном мире и больше не желает покидать его. А одежда — это всего лишь условность. Воспоминания — вот мои одежды, которые от употребления не изнашиваются. К тому же, сколько ни брейся по утрам, вечером опять щетина вылезает, — с видом греческого философа добавил он.
— Но дом-то у тебя есть? — не унимался Рене.
— Планета, имя которой Земля, — мой дом. А прописан я в этом парке. Весной тут распускаются нарциссы, тюльпаны и анютины глазки, а осенью цветут астры и гладиолусы.
— Звучит весьма абстрактно. А образование у тебя есть?
— Обижаешь — высшее! Хотя я и без циркуля с транспортиром зад себе почесать сумею. Да и по части приличий я большой мастер. Реликт, оставшийся со времён, когда этикет был важной частью моей повседневной жизни.
— Как же ты докатился до жизни такой?
— Спутнику тоже бензина не надо — знай себе крутись, — Джонни снова почесался. Похоже, его беспокоили паразиты.
— А ты не боишься умереть в расцвете сил нищим? — прищурился Рене.
— «Если зерно, упав в землю, не умрёт — то останется одно. А если умрёт — принесёт урожай», — процитировал кого-то Джонни.
— Чего это Рене к нему прицепился? Поговорить больше, что ли, не с кем? — недоумевала левретка.
— И последний вопрос, — деловито подытожил мышонок, — родственники у тебя есть?
— Я был когда-то женат, — у Джонни вдруг затрясся подбородок. — Однажды она собрала меня, как чемодан, и выставила из дому. Я скорбел. Потом всё пошло, поехало, повалилось карточным домиком. В общем, кроме себя, идти мне больше не к кому…
— Всё ясно. Джонни, ты извини, брат, нам посовещаться надо, — Рене отвёл собак в сторонку и возбуждённо зашептал: — Поздравляю! Мы нашли его!
— Ты это серьёзно? — изумилась Юлька. — Он же абсолютный олух!
— Постричь его, побрить, приодеть — в наших руках он станет послушнее пластилина.
— Но как мы его убедим?
— Положись на меня. Строить из себя воротилу финансового рынка любому приятно.
На улице стемнело. По небесному полю полз реактивный самолёт, оставляя за собой светлый хвост возмущённого воздуха.
— Вкратце это всё, — изложил суть дела мышонок. — Ты согласен?
— Само по себе предложение интересно, его содержание — неоспоримо, но в тексте нет убедительности. Бабусенька стара и, к чему лукавить, безобразна.
— В твоём положении привередничать неуместно. Вознаграждение будет достойным.
— Но вы предлагаете мне к наслаждению престарелой женщины разыгрывать из себя шута горохового! А это не моё амплуа…
— Не хочешь — как хочешь.
— Вы ставите меня в фальшивое положение!
— Пойдёмте, девочки!
— Я согласен!
— Решено и подписано?
— Решено и подписано!
ГЛАВА 6
Любовь или морковь?
Фрекен Карлсен сидела в открытом ресторанчике, созерцая серо-голубые воды канала. Она была в отвратительном настроении: женихи-миллионеры почему-то никак не находились. Официанты, зная тяжелый нрав VIP-клиентки, обходили её стороной.
Погрузившись в грустные раздумья, Пиппа не заметила серебристый кабриолет, подкативший к ресторану. Из кабриолета вышел юный франт в белоснежном костюме. Аристократически бледное лицо его не выражало ничего, кроме смертной тоски. Вчерашний бродяга и пьяница изменился до неузнаваемости. Скучающим взглядом Джонни окинул посетителей, и голубые глаза блеснули. Заметив Пиппу, юноша сел за столик напротив и подозвал официанта.
— Будет исполнено, сэр!
Через минуту гарсон уже протягивал Пиппе букет белых роз.
— Мадам, это для вас во-он от того джентльмена.
— Что?.. — Пиппа слегка смешалась, но тут же взяла себя в руки. — Передайте, что цветов от фанатов я не принимаю. Знаю я эту породу: так и норовят заглянуть тебе в кошелёк и пересчитать в нём кредитки, — она смерила незнакомца испепеляющим взглядом. — Смазливый, а за душой наверняка ни гроша!
Выслушав официанта, который с нескрываемым наслаждением передал Джонни всё слово в слово, экс-бродяга ничуть не смутился. Широким жестом он швырнул отвергнутые розы в урну и вновь зашептался с гарсоном.
— Простите, но это снова для вас! — через несколько минут огромный букет на сей раз тёмно-бордовых роз красовался на столике Пиппы. Теперь их было не меньше сотни.
— Вот настырный! — хмыкнула фрекен Карлсен и внимательней присмотрелась к джентльмену. Красавчик вспыхнул.
— Ладно, валяй присаживайся, — смилостивилась Пиппа. — Это даже любопытно…
Джонни поклонился и поцеловал даме ручку. Последовал короткий деревянный смех:
— А ты, я вижу, наглец!
— Достаточно заглянуть вам в глаза, чтобы понять, какая вы особенная! — с дыханием робким, как предрассветный туман, заговорил юноша.
Пиппа не умилилась, а по всегдашней своей привычке стала кощунствовать.
— Подумать только, какой оригинал. И где же работают такие хитрецы?
— Прошу прощения, что сразу не представился — вот моя визитная карточка.
Фрекен Карлсен взяла визитку с таким видом, словно к ней в руки попала грязная тряпка сомнительного происхождения.
«Корпорация „Золотой клык“. Граф Джон Кристиан Депп. Президент», — на секунду Пиппа забыла, как дышать. — Какое оригинальное название… Кажется, вы занимаетесь золотодобычей? — душа Пиппы затрепетала. Ей нестерпимо захотелось узнать, обладателем скольких миллионов являлся граф.
— Если позволите, я бы не хотел о работе…
— Разумеется! Знаете, я так привыкла, что моей персоне уделяют повышенное внимание всякие аферисты. Я ведь женщина известная и к тому же не замужем… — Пиппа глядела на Джонни, словно видела перед собой полную тарелку клубники, которую ей предстояло съесть.
— И я не женат. Супруга покинула меня…
— Как это возможно?!
Джонни задумался или взял короткую паузу, сделав вид, что задумался.
— Жена ушла к другому, и жизнь моя опустела, — наконец изрёк он. — Просто однажды завела мотор нашего «роллс-ройса» и покинула территорию моей личной жизни. А я был верен ей, как восемьсот пуделей! Теперь смакую терпкую горечь одиночества…
Пиппа поражённо молчала. У неё сложилось впечатление, что открывать рот в присутствии столь утончённого юноши было бы вульгарно и совсем не к месту. Казалось, он смотрит на неё с высоты своего величия и не прекращает умный разговор лишь потому, что снисходит.
— Простите, я не должен был затрагивать эту тему, — Джонни вдруг забеспокоился, что перегнул палку. — Всё кончено, и я в поисках новой любви, — он заглянул Пиппе в глаза и улыбнулся. Улыбка эта была по-голливудски безупречна.
— И вы так просто отпустили её к другому? Разве вы не жаждали мести?
— Я сумел стряхнуть с себя ненависть, пока она не пустила корни в моём сердце. Жить спокойно — вот лучшая месть, — целомудренно сказал Джонни. По его плечам скользили неровные полосы света, падавшего сквозь листву, делая отмытого бродягу ещё неотразимей.
— Воистину говорят: у одного сердце, как у Александра Македонского, а у другого — как у пса Барбоса.
— Позвольте с вами не согласиться. По моему глубокому убеждению, собаки обладают весьма богатым духовным миром. Собачье сердце намного больше человеческого.
— Вы это серьёзно?
— Вполне. Взгляните на этого милого пса, — Джонни кивнул на розовую клумбу. Вокруг неё от цветка к цветку расхаживал упитанный сенбернар с робкой мордой и вдохновенно совал нос в бутоны.
— Посмотрите, какое одухотворение, какая кротость! Собаки по природе своей незлобивы и доверчивы. У них не бывает плохого характера, нет пороков и недостатков, все животные совершенны.
— Так уж и все?
— Все, кроме человека.
— А по-моему, собаки глупы. Чего стоит одна их привычка обнюхивать зады друг у друга! — Пиппа элегантно выпустила из ноздрей двойной плюмаж сизого дыма.
— Если бы собаки умели рассуждать, то наверняка нашли бы много смешного в поступках своих хозяев. Глупости среди людей гораздо больше, а в природе нет ничего нелепого, как бы ни казалось человеку с его предрассудками. Знаете, в чём разница между собакой и человеком?
— В чём же?
— Если вы подберёте дворовую собаку и накормите её, она никогда не укусит…
— Верно, — задумчиво протянула Пиппа. — Но кошки всё-таки лучше: они приносят пользу и мышей, — неуклюже пошутила она.
— Кошки привыкают не к людям, а к их холодильникам. Позволите, я закажу ужин?
— Да-да, у Мигеля восхитительно кормят!
Джонни открыл меню и пробежался по нему глазами: «Костный мозг поросёнка, рубец с копчёной грудинкой, хвосты телячьи фри, тушёная поджелудочная железа, чёрный пудинг из печени, тонкий кишечник свиньи, суп из потрохов…»
— Что-нибудь уже выбрали? — спросила Пиппа. — Рекомендую рулет из свиной селезёнки, — она посмотрела на Джонни, и глаза её стали больше, чем у лемура.
Его бледное аристократичное лицо сделалось зелёным — юноша был явно не в себе.
— В-воды-ы!
Залпом выпив стакан содовой, Джонни наконец отдышался:
— Простите, Пиппа, я — строгий вегетарианец, ем исключительно растительную пищу.
— Вы это серьёзно?
— Видите ли, с некоторых пор я полюбил животных. Да и положение обязывает не кушать мяса.
— Какое положение?
— Я владелец приютов для бездомных животных. Восемьдесят процентов заведений подобного рода в Дании принадлежат мне.
У Пиппы отвисла челюсть.
— Вы удивительный человек!
— Ещё Джек Лондон говаривал: «Кость, брошенная собаке, не есть милосердие. Милосердие — это кость, поделённая с собакой, когда ты голоден сам».
— А я тоже люблю животных! — сказала Пиппа. — Недавно у меня в цирке появились собаки-гении. Сейчас мы репетируем новый номер. Премьера через неделю. Я вас приглашаю!
— Не те ли это знаменитые собаки из Лондона?
— Совсем другие. Но поверьте, они ничуть не хуже.
— С удовольствием принимаю ваше приглашение! Меня интересует всё, что связано с талантливыми животными, — Джонни смотрел Пиппе прямо в глаза, и она чувствовала: его взгляд, как паяльная лампа, прожигает её насквозь.
— Мы как-то неуклюже начали наше знакомство, — сказала фрекен. — Я вела себя так холодно, что вы наверняка чуть не простудились. Позвольте, Мигель приготовит для вас что-нибудь вегетарианское!
— У меня что-то аппетит пропал. Впрочем, здесь подают кофе с птифурами? — на этот раз Джонни одарил Пиппу взглядом, от которого у неё внутри вспорхнуло целое облако бабочек. Взяв фрекен за руку, юноша вкрадчиво сказал:
— Мне с вами хорошо, как в салоне первого класса, — мягкими касаниями слой за слоем он снимал тончайшую оболочку, в которой заключалось сердце Пиппы. — Деньги для меня ничто, всё, что мне нужно, — любовь! — Джонни вынул из бумажника пачку кредиток, сложил их аккуратным домиком в пепельницу и поджёг. Кредитки жизнерадостно плавились.
Этот экстравагантный поступок поверг Пиппу в замешательство. Она попыталась сглотнуть и чуть не сломала себе шею.
— Что вы делаете?! Это же целое состояние!
Точно экономя силы, красавчик едва кивнул в ответ.
— Простите, если мой вопрос покажется бестактным, но сколько вам лет? Судя по этой вопиющей выходке, вы — сущий ребёнок!
— Двадцать девять. Увы, я слишком стар для вас, — с горьковатой полуулыбкой ответил Джонни. — Наверняка вам нет и двадцати пяти?
Пиппа почувствовала себя на седьмом, нет — на семьдесят седьмом небе от счастья.
Всё произошло, как по волшебству, непонятно и совершенно неожиданно. Она влюбилась!
— Простите, но здешний кофе на вкус — варёная газета! — неожиданно сказал юноша. — Предлагаю переместиться в одно тихое местечко. Там мы сможем отведать настоящий турецкий кофе. Это близко, отель «Савой». Я вынужден временно снимать там президентские апартаменты — не совсем удобно, но что поделаешь.
Пиппа в задумчивости жевала нижнюю губу.
— Шофёр доставит вас домой, когда вам будет угодно, — с деланным спокойствием добавил Джонни. Тонкая и холодная, словно месяц, улыбка озаряла его юное лицо.
— Уговорили, — согласилась Пиппа. — Будь моя воля, я бы запретила мужчинам носить такие красивые улыбки.
— Обычно улыбка что-то скрывает. Улыбка — почти всегда маска. Впрочем, ко мне это не относится.
Широко и необозримо над Данией раскинулся небесный купол, полный сияющих звёзд. Луна мерцала в вышине серебряной монеткой. В прозрачном воздухе переливчатыми чёрточками мелькали стрекозы.
Птица с неизвестным именем и ангельским голосом славила рождение новой любви. Фрекен Карлсен глубоко вдохнула густой воздух летней ночи, наполненный ароматами новой жизни, и, сама не зная чему, рассмеялась.
ГЛАВА 7
На грани фола
Неделя до премьеры пролетела незаметно. Собаки усиленно готовились к выступлению, а Пиппа пропадала где-то с утра до вечера. Никто из артистов не мог себе и представить, что однажды дотошная фрекен Карлсен будет появляться на тренировках через раз. Даже Ладе приходилось репетировать с дублёршей! В цирке недоумевали. Никто и понятия не имел, где дни напролёт прохлаждается хозяйка. Даже ближайший друг мыша Пифагор не был в курсе.
А Пиппа была по уши влюблена. Надо отдать Джонни должное: он сумел увлечь фрекен Карлсен так, как не удавалось ни одному мужчине за все Пиппины «сорок с хвостиком».
И вот наступил долгожданный день премьеры. На улице с утра зарядил дождь, но настроение у жителей тихого городка было приподнятым. Улицы пестрели рекламой циркового супер-шоу. Морды Чернышёвой и Собакевич, развешанные на каждом углу, улыбались прохожим с афиш. Все билеты были давно распроданы.
— Мне чего-то не по себе, — поёжилась Юлька, выглядывая из-за кулис. Зал постепенно наполнялся зрителями. — Плохое какое-то предчувствие, — левретка мрачно уставилась на таксу.
— Ты репетировала с утра до ночи, ничего непредвиденного не случится. Это мне надо беспокоиться, Пиппа даже на последний прогон не явилась.
— Не мешало бы тебе её покусать, чтоб опомнилась.
— Покусать? Ещё раз?
— А ты предлагаешь обратиться к ней через адвоката? Или позвонить в общество защиты животных?
— Не переживай, мы справимся. Главное — наш план работает и скоро принесёт свои плоды.
— Тебе легко говорить! А мне на трапеции болтаться целых семь минут двадцать пять секунд! — у Собакевич был трагический вид.
— Всё закончится, ты и «Биг-Бен» сказать не успеешь. Возьми себя в лапы — выглядишь, как собачья тушёнка.
Неожиданно за кулисы влетела мокрая, как курица, фрекен Карлсен.
— Вы опоздали к началу представления! — сделал ей замечание шпрехшталмейстер.