— А правда почти всегда бывает неостроумной. Кстати, Бэрримор уже снял мерку и заказал маленький гроб из морёного дуба.
От ярости у Лады пресеклось дыхание. Она рванулась вперёд, но Юлька её остановила.
— Пускай себе живёт! Кошка ведь полезное существо. Можно будет содрать с неё шкуру и сшить тёплый пояс от радикулита. В старости он Крису ещё пригодится.
Горячо встретившись с собаками, Гарри рассказал, что после их исчезновения Кристофер слёг. День ото дня ему становилось всё хуже, мальчик умирал. Доктор Герценштубе бессменно дежурил у его постели. С Элизабет всё чаще случались истерики. Сначала Николас пытался разыскать собак, связывался с полицией, Интерполом, но поиски не увенчались успехом. Видимо, в чём-то Пиппа была сильнее сэра Стивенсона.
— А вчера позвонил кто-то с сильным скандинавским акцентом и сказал, что вы прилетаете утренним рейсом. Сначала мы не поверили. Многие на вашем исчезновении заработать пытались. Новые псевдоотки и псевдофрантишки каждый день объявлялись. Но хозяин решил всё же проверить, и сам поехал в аэропорт.
— Это Джонни звонил, — догадалась Лада. — Скажи, Крису действительно уже ничего не поможет?
— Может, только чудо? — тяжело вздохнул мальчик.
— А вот я уверена, с его болезнью что-то нечисто! — вдруг заявила левретка.
— Знаете… — на минутку Гарри задумался. — Это всего лишь мои догадки, но…
— Что «но»?! — в один голос закричали собаки.
— Мне кажется, Бэрримор как-то связан с болезнью Криса. Позавчера я случайно услышал его разговор с мистером Стивенсоном…
— Проходите, проходите, — суетился доктор Герценштубе.
Собаки тихонько вошли в комнату Кристофера.
Элизабет, словно деревянная кукла, сидела возле кровати сына. Её тонкие черты были, точно у мёртвой. За последнее время она сильно сдала: лицо осунулось, под глазами от недостатка сна темнели круги. Увидев Ладу, Элизабет слабо улыбнулась.
— Франтиша, подойди сюда. Крис тебя ждал…
Лада остолбенела — она не могла осмелиться и посмотреть на того, кто лежал там, среди подушек и одеял.
— Иди, — подтолкнула её Юлька.
На слабых лапах такса приблизилась к постели.
Кристофер лежал на кровати, как смертельно раненный зайчонок. Посиневшая рука с капельницей бессильно свесилась вниз. Мальчик не двигался. Исхудавший и тоненький, казалось, он будет худеть и усыхать всё больше. Ребёнок дышал тяжело и прерывисто — слегка раздувались его заострённые ноздри. Кристофер рассеянно смотрел в какую-то точку на потолке.
Лада встала на задние лапы. Почувствовав тёплое дыхание, мальчик перевёл взгляд. Он не узнал собаку. В его теле почти не осталось жизни; Крис тихо угасал, как догорающая свечка. Лада трепетно лизнула мальчика в лицо.
— Эй, малыш, как ты? — к кровати подошла левретка. — Потерпи чуток. Мы тебя вытащим!
— Он третий день никого не узнаёт, — надорванным голосом сказала Элизабет. — Такое чувство, что всё это происходит не со мной, не с моим сыном…
— Возьмите себя в руки, Элизабет, — в комнату беззвучно вошёл Бэрримор. Его лицо не выражало ничего, кроме вежливого соболезнования.
— Зачем вы пришли? — сухо пробормотала Элизабет. — Вы же знаете, что Крису становится хуже, когда вы здесь.
Последовало некоторое молчание. Бэрримор стоял в дверях и высокомерно улыбался в галстук.
— Прошу прощения, я только на секунду. Принёс лекарство, которое вы просили. Но вам действительно не стоит проводить здесь всё время, — мягко и убедительно заметил он.
— Это не ваше дело, — сверкнув глазами, Элизабет вышла из комнаты.
— Доктор, ну как самочувствие пациента? — вежливо-фамильярно поинтересовался Альбинос.
— Плохо… Плохо…
ГЛАВА 11
В логове врага
Вечернее небо из пасмурно-голубого на глазах становилось серым, серо-синим, постепенно превращаясь в жидкий индиго. Со стороны ворот доносился неразборчивый заливистый лай. В сумерках было трудно что-либо разглядеть, но за оградой явно творилось что-то неладное. Двое охранников с фонарями и криками гонялись за небольшой лохматой псинкой. Увёртываясь от стражи, собака старалась привлечь к себе чьё-то внимание. Она отчаянно лаяла и грудью бросалась на решётку.
— Что там происходит? — насторожилась такса.
— Нам некогда! — отрезал Гарри. — Надо попасть в башню до полуночи.
В саду было совсем темно. Лишь луна, похожая на поднос из нержавейки, тускло освещала землю. Густо разросшиеся ветви дубов отбрасывали чёрные тени. В клумбах до утра заснули цветы. Едва различимые в сумерках, они тревожно наклонялись друг к другу и словно бы перешёптывались. Ночью, среди перепутавшихся на дорожках теней, Лада не узнавала сада. Ей стало жутко среди этого величественного безмолвия, в котором отчётливо слышались их шаги. Казалось, сад был наполнен затаившимися кровожадными врагами, со злой усмешкой следящими за каждым её движением. И в то же время какая-то головокружительная отвага щекотала собачье сердце.
Предметы один за другим, как робкие зверюшки, забывшие о предосторожности, выступали из мрака. В небе ясно вырисовывался зловещий силуэт одинокой Восточной башни. В её иссиня-чёрной тени царила чуткая, пугливая тишина. Лунный свет, прорезавшийся сквозь чащу деревьев, скользил по старой кладке, отражаясь в мёртвых окнах.
Беспокойное Ладино сердце учащённо забилось. Толстые чёрные птицы пролетели над головой и, разевая клювы с зелёными светящимися языками, пронзили криками тишину.
— Те самые вороны, которые указали на карлика! — дрогнула Лада. — Он рядом…
— Неумеренное потребление ужастиков сведёт с ума даже гладкошёрстую таксу. Я в эту потустороннюю дребедень не верю, — как можно спокойнее прошептал Гарри.
Стало очень холодно. От сырости не попадал зуб на зуб. Луна как-то быстро, в один момент, спряталась за тучи. Мрак сгустился и стал затапливать всё вокруг.
— У меня уже хвост судорогой свело от холода! — не вытерпела Юлька. — Сколько можно в этой засаде сидеть? На нас скоро мох вырастет. Ясно же, что в башне никого нет.
— Пожалуй, пора, — согласилась Лада. — Идём по одному, быстрыми перебежками, — на секунду она ощутила в душе колебание, почти страх. Такса прижалась к земле и засеменила навстречу неизвестности.
— Они не заперли дверь.
— Разве ты не понимаешь, что это ловушка! — запаниковала Собакевич.
Как трое кроманьонцев, друзья с трудом сдвинули тяжёлую, скрипучую дверь и в нерешительности замерли на пороге. В лицо пахнуло ледяной сыростью, будто кто-то распахнул дверцы холодильников во всём мире одновременно. Такса принюхалась. Мёртвый, застоявшийся воздух казался шершавым, как если бы разные запахи от старого хлама перемешались и кисли тут закупоренными целую вечность.
Лада сделала шаг и погрузилась в полнейший мрак.
— Вы идёте?.. дёте?.. ёте? — раздалось гулкое эхо.
— Мы здесь…здесь…десь…есь, — подтвердил Гарри.
Дверь резко захлопнулась. Вторя ей, с грохотом захлопнулись сотни других дверей, стократно отражённых эхом.
— Похоже, наш мост сгорел…
Троица медленно, на ощупь кралась вперёд по длинному коридору, по скользкому наклонному полу. Дорога вела в подземелье. Постепенно звуки становились невесомей и приглушённей, словно рождались в другом, далёком мире. Даже эхо испуганно отступило. Мёртвая тишина водой вливалась в уши храбрецов.
— А квадратура тут приличная! — присвистнула левретка. — Интересно, из спальни до туалета Альбинос часа полтора на трамвае пилит?
Гарри замер:
— Стойте, там кто-то есть!
В темноте неясным силуэтом к ним приближалась какая-то нелепая фигура.
— Врубаем турбопривод и назад! — страшным голосом заорала левретка.
Это был ОН.
Во всём его облике чувствовалось что-то противоестественное. Руки, ноги, голова — всё было маленьким, будто человека нормальных пропорций клонировали в масштабе один к трём. Карлик остановился в нескольких футах и молча уставился на троицу. Он явно наслаждался их ужасом. Гнуснее этого типа Ладе встречать ещё никого не доводилось. И дело даже не в том, что карлик был уродлив. В нём ощущалось что-то гадкое и отвратительно скользкое. Чем яснее становились черты уродца, тем больше Ладе хотелось скорее бежать, бежать подальше отсюда!
Лицо незнакомца казалось плодом творчества душевнобольного художника. Маленькие, широко посаженные глаза были, как у добермана, — не выражали ничего, но от их взгляда становилось жутко. Изрытые оспинами щёки ввалились, слипшиеся, грязные волосы висели паклей. Карлик ухмылялся безгубым ртом с чёрными заострёнными, словно заточенными, зубами. Вместо носа посреди лица зияла чёрная пропасть. Это исчадие ада казалось Ладе всего лишь сном. Кошмарным, безобразным сном…
— Пожилой человек, вам чего? — с опаской выглядывая из-за Гарри, крикнула левретка.
Карлик что-то нечленораздельно проскрежетал клыками.
— Труп и то разговорчивее. У него несколько бараний взгляд, не находите? — расхрабрилась Юлька.
И тут он заговорил, но и это произошло опять-таки не как у всего остального человечества.
— И-и-е а о-о… — похожим на кашель голосом, вымолвил карлик, сверкнув длинным, тонким и ужасно красным языком с острым, быстро вертящимся кончиком.
Ладу словно ударило в солнечное сплетение. Это был тот самый голос, который она слышала по телефону!
— У этого типа рыльце явно в пушку. Сдаётся мне, что он заодно с Бэрримором. Надо установить контакт, — Гарри сделал два шага вперёд. — Многоуважаемый, мы к мистеру Бэрримору. Ты знаешь, где он?
— И-и-е а о-о! — рот коротышки заходил ходуном.
— Неадекватный какой-то… Как же от него несёт! — сморщилась левретка. — Господин Как-вас-там, своими носками вы подвергли мой бедный нос химической атаке. Вам не стыдно использовать столь изуверское оружие против маленьких и безобидных собак?
— И-и-е а о-о!!! — в третий раз завопил коротышка. Страшная гримаса ярости исказила его и без того безобразное лицо.
— На какой хвост мы ему наступили?
— И-иди-ите за-а мно-ой, — наконец выговорил карлик разборчиво. Каждое произнесённое им слово вонзалось в уши острыми осколками.
— Может, тебя ещё и на спине до дома подвезти?
Карлик уставился на левретку цепким, липким взглядом. Чернышёва заметила, что у него дёргается уголок рта.
— Тихо, он тебя понимает! — в ужасе воскликнула она.
Но было поздно.
Сорвавшись с места, карлик тремя твёрдыми шагами подскочил вплотную к друзьям, волчком закрутился на месте и забормотал что-то невнятное.
У Чернышёвой вдруг заломило в глазах. Веки налились тяжестью и закрылись. Сладкая дремота овладела ею, сковав и обессилив тело. Лада погружалась в темноту, ощущая странную невесомость — она словно падала с невероятной высоты. Но реальность была ещё кошмарнее…
ГЛАВА 12
Тайна Восточной башни
Яркий свет ударил по глазам, и ноздри наполнились едким запахом щёлочи. Лада пошевелила озябшими лапами — все на месте. Приоткрыв правый глаз, она осмотрелась.
Огромный, угрюмый, убивавший тоской зал: каменные, поеденные плесенью стены, низкий сводчатый потолок, чудовищный, сгнивший шкаф у стены… Комната выглядела декорацией к спектаклю о средневековых вампирах. В центре зала на гранитном полу замерла гигантская установка, размерами не уступавшая вокзальной платформе. Ржавую арматуру агрегата окутывали старые оголённые провода. Толстый рваный кабель извивался по комнате хвостом хищника. Бесчисленные трубки, колбы, пробирки, покрытые бурой грязью, громоздились рядами. Больше всего это чудовище напоминало подпольную химическую лабораторию.
— Вставайте! Хватит надгробными плитами прикидываться! — взвизгнул кто-то.
Продрав левый глаз, такса с трудом поднялась. Юлька и Гарри, впрочем, как и она сама, тяжёлой цепью были прикованы к изъеденной ржавчиной батарее. Мальчику связали руки. Левретка стонала, бессильно опустив измождённую морду.
— Ну что, очухались? — по залу лениво и вяло, с пренебрежением расхаживала…
— Бисти, отпусти нас немедленно! — отрывисто рявкнула Чернышёва.
— Ишь чего захотела! Вам теперь отсюда не выбраться. Между прочим, вас сюда никто не приглашал!
Левретка нервно приподняла верхнюю губу, оголив ровные клыки:
— Стоит мне поплотнее сжать челюсти, и твои бренные останки тотчас погребут в могиле! А кошачьи похороны в наши дни денег стоят!
— Советую тебе не рыпаться, — с угрозой сказала кошка. — Иначе узнаешь меня поближе!
— Я и так тебя знаю. Ты — Бисти, кошка — мерзавка Бэрримора, жрёшь живых мышей и носишь усы.
— Бисти, предоставь это мне, — дверь старого шкафа отворилась, и из него, словно чёрт из табакерки, выпрыгнул Бэрримор. — Жаль, конечно, что я не говорю по-вашему, как Гарри. Но что поделаешь, если собаки понимают людей, а те даже друг друга не всегда понимают. Хотя, держу пари, если бы собаки умели говорить, они не казались бы такими умными, — Альбинос в упор разглядывал Ладу.
Подняв шерсть на загривке, такса зарычала.
— Правильно, — улыбнулся Бэрримор. — Я тоже не доверяю людям. Разве только самому себе. Когда человек протягивает руку, гораздо умнее укусить его, чем позволить себя ударить.
— Бэрримор, мне всё известно! Отпусти нас и давай поговорим начистоту, — Гарри попытался встать.
— Что же такое ужасное тебе известно? — повёл бровью Альбинос.
— Всё! И в частности, твой маленький секрет. Сознайся, ты ведь обманом убедил сэра Николаса составить дарственную?
— О чём это ты?
— Дарственную, по которой в день своего тринадцатилетия, а именно сегодня, ровно в двенадцать часов ночи, Кристофер станет владельцем всего состояния Стивенсонов! — на одном дыхании выпалил Гарри.
— Неужели? — наигранно удивился Бэрримор. — И зачем это мне, интересно?
— Сэр Николас давно планировал отойти от дел и посвятить себя науке. Разумеется, Кристофер слишком молод, чтобы заниматься делами, поэтому его попечителем и наставником становишься ты, Бэрримор. Когда хозяин принял это решение, Кристофер был абсолютно здоров. Однако сразу после подписания дарственной Крис тяжело заболел. Какое любопытное совпадение, не так ли? — Гарри не скрывал от Бэрримора своего презрения. Казалось, даже теперь мальчик совершенно его не боялся. — Я абсолютно уверен, болезнь Кристофера — это твоих рук дело. Одного не могу понять, чем ты изводил Криса? Яд? Но как тогда убедил доктора в том, что он болен раком? Неужели Герценштубе с тобой заодно?
— Ну допустим, всё, что ты сейчас сказал, правда, — медленно, взвешивая каждое слово, проговорил Бэрримор. — Хотя это ещё нужно доказать. Но прости, какие у меня резоны? Если Кристофер умрёт, все деньги снова перейдут Николасу.
— В том-то и дело! После смерти Криса ты планировал извести всё семейство Стивенсонов. Сначала Элизабет, затем и самого сэра Николаса. Зная характер хозяина, ты был уверен, он не станет заниматься дарственной сразу после смерти сына. Тем более, если заболеет Элизабет.
— К чему же такие сложности? Не проще ли убить всех и сразу? — Альбинос усмехнулся.
— Ты люто ненавидишь хозяина. Ты хотел бы не просто сделать его нищим, но насладиться его страданиями, — Гарри перевёл дыхание. — И знаешь, на эти догадки меня навела Бисти. Не отличаясь большим умом, она все уши нам прожужжала о том, что ты строишь какие-то коварные планы…