— Пынтиков раньше ветеринаром на птичьем рынке работал, а потом в вора-собачника переквалифицировался, — добавила Лайла.
— Бьюсь об заклад, он прямо-таки горит на работе! — проворчала Юлька.
— Собаку грызут только блохи, а дурного человека и собаки, и блохи, и совесть. Лучше расскажите, как вы сюда угодили?
Подруги переглянулись: сказать правду — не поверят. Начнёшь врать — запутаешься.
— А я знаю, кто это, — проскрипел «спящий» старичок-пудель. — Это те самые девочки, которые Собор сорвали.
— Не может быть!
Узники в недоумении уставились на ничем не примечательных таксу и левретку. Даже малыши перестали играть и навострили уши.
— Точно… Как же я сразу не догадался? — в замешательстве пролепетал Гуся. — Но, господин Юджин, как вам это в голову пришло?
— Элементарно, — кашлянул пудель, — несколько часов назад по собачьему наземному радио передали, что Собор был сорван несанкционированным появлением человека, а именно хозяйки хорошо известного нам Франта фон Маркбиса, который, кстати, стал «Спасателем года», некой Чернышёвой Л. За это её превратили в гладкошёрстую таксу. Из неофициальных источников также стало известно, что на церемонии присутствовала подруга Чернышёвой (её имя не сообщается), впоследствии ставшая левреткой. А теперь у нас появляются эти молодые особы, по описанию вылитые беглянки.
— Браво, господин Юджин! Вы, как всегда, проницательны. Так это правда? — нахмурилась шелти.
— Правда! — отчеканила Лада. — Но мы никому ничего плохого не сделали…
— Мы случайные жертвы роковых обстоятельств! — перебила её Собакевич. — У нас и в мыслях не было шпионить, а уж тем более ставить под угрозу срыва ваше мероприятие.
— «Мероприятие»?! — взволнованно пропищала мисс Фиби. — Тринадцатый Юбилейный Всемирный Собачий Собор ты называешь каким-то «мероприятием»? Это неслыханно! — от гнева мисс Фиби стала похожа на пиранью.
— Нехорошо… — мрачно покачал головой Трезор. — Очень нехорошо!
— Успокойтесь, девочкам и так пришлось несладко, — сказала Лайла. — Им теперь всю жизнь маяться, собачья доля горькая.
— Всю жизнь? — встрепенулась левретка. — О чём это вы? Я не намерена всю жизнь прохлаждаться в этой шкуре! У меня родители, которые уже наверняка волнуются. И мальчик!
Но по сочувствующим взглядам узников было ясно: остаток лет подруги проведут в качестве породистых гладкошёрстых собак.
— Неужели у нас совсем нет выхода?
Шелти покачала головой.
— Не слушай их! — Юлька была преисполнена решимости. — Завтра мы должны попасть к мадам Кортни! Надо бежать, немедленно. У меня есть план.
ГЛАВА 8
Полный провал
— Осторожно! Поворачивай медленно, — прошептала Юлька.
Стоя на задних лапах, собаки сосредоточенно ковыряли гвоздём в замке.
— Заржавел, попробуй другой, потолще.
— Не получается, — вздохнула Лада. — Может, ты попытаешься? У тебя лапы длиннее.
— Я свои ходули вообще не контролирую! Их как будто только что пришили, а инструкцию по применению забыли дать.
Такса зажала гвоздь в зубах и с удвоенным рвением продолжила ковыряние.
— Такой способ побега никогда не приходил нам в голову, — внимательно наблюдая за девочками, сказал Гуся.
В замке вдруг что-то щёлкнуло, и дверца открылась.
— Получилось! — обрадовалась Лада.
— Неужели вышло? — изумилась Лайла. — Да здравствует человеческий интеллект!
— Первый этап моего грандиозного плана выполнен. Приступаем ко второму, — торжественно объявила левретка.
Лада выбралась из клетки и одну за другой стала открывать остальные — замки щёлкали, как орешки. Юлька просеменила к сидящему на цепи Трезору и деловито оглядела его шею:
— Гм-гм, ошейник самый обыкновенный.
Через минуту пёс был свободен. Пленники Пынтикова ликовали.
— Теперь Николай Петрович у нас попляшет… — нехорошо усмехнулся Трезор.
— Посидите пока, как договаривались, — напомнила Юлька.
— Конечно, конечно, — пёс покорно вернулся на место, сделав вид, что, как и прежде, сидит на цепи.
— Все готовы? — левретка обвела присутствующих вопросительным взглядом. — Тогда начнём!
Как заправский дирижёр, она взмахнула лапами, и тут же раздался оглушительный лай. То была прелюдия к освобождению четвероногих узников!
— Что здесь происходит?! — в сарай как ошпаренный влетел Николай Петрович.
Из-под тулупа торчала пижама в полосочку, несимпатичное лицо его сделалось ещё несимпатичнее. Картину довершал крахмальный ночной колпак на макушке.
— Я спрашиваю, что здесь… — он осёкся, ошарашенно уставившись на новеньких. — Неужели я забыл запереть дверцу? А ну полезайте обратно! — Пынтиков достал из кармана ключи и двинулся на девочек.
— Трезор, фас! — вдруг завопила левретка.
Сидевшая на цепи овчарка сорвалась с места и всей мощью обрушилась на спину Николаю Петровичу. Вцепившись зубами в тулуп, Трезор повалил Пынтикова на землю и для верности придавил сверху передними лапами. Николай Петрович выронил ключи, и те со звоном отлетели прямо в лапы таксы. Не мешкая, одну за другой Лада принялась отпирать клетки.
— Назад! Убью! — пылко завизжал Николай Петрович, но Трезор сильнее вжал его в пол.
— Бегите, беру его на себя!
Гуся, Лайла, мисс Фиби и господин Юджин с заливистым лаем — гимном свободе — кинулись вон из постылого сарая. Каждый тащил в зубах по щенку. Драгоценные разбойники — Кадошка, Барбоска, Чирипчик и Жужа — пытались вырваться и спасаться самостоятельно.
— Трезор, бросай его! Бежим! — Лада оглянулась на беззвучно трепыхавшегося под верзилой-псом Пынтикова. На мгновение ей стало жаль Николая Петровича. Но лишь на мгновение. Колючая струя свежего ветра вздыбила шерсть на спине.
— Бегите, девочки! У меня с ним свои счёты. Это тебе за Костика! — пёс впился зубами в толстую босую ногу.
— Береги себя, Трезор! — оглядевшись напоследок: не осталось ли кого, — Чернышёва и Собакевич бросились к выходу.
И вдруг на их пути будто из-под земли вырос чёрный кот. Он ощерился, выгнул спину дугой и угрожающе зашипел. Собаки замерли в нерешительности.
— По-моему, этот чернявый с усами намерен разодрать нас в клочья, — прошептала Юлька. — Вот уж не думала, что мне суждено погибнуть от лап кота. О’кей, попробуем установить контакт. Эй, товарищ, ты по-нашему сечёшь? — развязно обратилась она к коту.
— Сейчас как глаза повыцарапаю, поглядим тогда, какой я тебе товарищ… — бедным интонациями, бесцветным голосом прошипел брюнет.
— Значит, сечёшь, — удостоверилась Собакевич. — Слушай, я тебя как женщина мужчину прошу, отойди в сторонку. Не мешай порядочным собакам правосудие вершить.
— Кузьма! Помоги! — увидав любимца, завопил Николай Петрович и бодро задрыгал правой ножкой.
С улыбкой меланхолика котяра двинулся на собак.
— А он не шутит, — Юлька пошла на попятную. — Похоже, нам потребуются крепкие мышцы ног… Котик, а котик, брысь!
Но котик и не думал отступать, вместо этого он издал боевой мяв и вцепился Собакевич прямо в морду.
— Спасите, хулиганы зрения лишают!
Одним прыжком Лада подскочила к беснующемуся коту, ухватила его зубами за хвост и рванула что было сил. Кузьма заорал, но хватку не ослабил.
— Кусай его! Оторви ему хвост! Сделай хоть что-нибудь! — левретка усиленно мотала головой, пытаясь сбросить с себя Кузьму Никифоровича.
Собрав всю волю в кулак, такса с размаху двинула коту прямо в ухо. Удар получился точным и мощным — Кузьма кубарем отлетел в сторону и, ударившись головой о стену, замер.
— Сдох, — констатировала Юлька. — Гад всю красоту мне испортил!
— Ты уверена?
— Сама погляди! Слава Богу, нос не оттяпал!
— Да нет, ты уверена, что он… того? — Лада недоверчиво покосилась на лежащего ничком Кузьму Никифоровича.
— Кузьма! На кого ты меня поки-ину-ул? — плаксиво заголосил Пынтиков.
Собаки с опаской приблизились к коту. Юлька брезгливо тронула лапой бездыханное тело:
— Мертвее не бывает.
— Мя-ау-у! — взревел «мёртвый» кот, вскочил на задние лапы и, как настоящий ниндзя, провернув в воздухе немыслимый кульбит, снова атаковал левретку.
Завязалась нешуточная потасовка. Трое собак и бесноватый кот сплелись в клубок и остервенело катались по земле. Шерсть и усы летели в разные стороны.
— Вот вы и попались, голубчики!
Сверху на зверьё упала шёлковая сетка. Драчуны запутались и трепыхались в ней, как пойманные в сачок коллекционера бабочки. Пынтиков довольно потирал руки.
— Молодец, Кузьма Никифорович! — за шкирку он вытащил любимца из кучи-малы.
Собаки беспомощно возились в сети.
С нескрываемым торжеством кот глянул на изрядно потрепавших его собак и сунул голову под руку хозяина, требуя похвалы.
— От Пынтикова ещё никто не убегал! — прогремел Николай Петрович, но тут же осёкся, заметив опустевшие клетки. Лицо его медленно вытянулось и приобрело сиреневатый оттенок.
— Меня разорили! Что я скажу заказчикам? Мои кане корсо!
Пынтиков страшно затопал ногами, скинул колпак и стал методично рвать на себе волосы. По природе Николай Петрович был натурой вспыльчивой, но приземлённой. Он быстро погасил в себе приступ гнева и вернул собак в клетки.
— Ладно, завтра будем разбираться. А ты, — он обратился к Трезору, — хозяев не увидишь как своих ушей. Ни завтра, ни послезавтра, ни вообще никогда, — на шее овчарки щёлкнул шипованный ошейник. — Пойдём, Кузьма, ты заслужил свою порцию жареных мышей!
Одарив несостоявшихся беглецов взглядом триумфатора, кот вильнул хвостом и вышел вслед за хозяином.
— Полный провал, — с отчаянием выдохнула левретка.
ГЛАВА 9
Распродажа
Всю ночь Николай Петрович Пынтиков не сомкнул глаз. Ворочаясь с бока на бок, кряхтя и всхлипывая, он думал одному ему ведомую горькую думу. Кане корсо сбежали — одна из его лучших сделок сорвалась. Мечты, розовые и заветные, лопались, как мыльные пузыри. Внутри Николая Петровича вели неистовую борьбу два чувства: жажда мести и жажда наживы. В три утра ему отчаянно захотелось застрелиться, но бесплатно не поднялась рука. О нет! Николай Петрович в грязь себя уронить не мог! Когда часы пробили шесть, с явным отрывом победила жадность.
— Просыпайтесь!
На сонных собак пахнуло стужей.
— Безобразие! Я только что уснула, — проворчала левретка, широко зевнув.
Лада открыла глаза и тут же вспомнила про жуткий сон № 1, который приснился ей накануне. Сон был таким неприятным, что она не могла припомнить, о чём именно.
— Пошевеливайтесь! — Пынтиков отпирал замки. — На рынок едем. Советую молиться вашему собачьему богу, чтобы я вас сегодня продал. Ещё одну ночь я вас держать не намерен — утопить дешевле.
Левретка и такса оказались в уже знакомой клетке.
— А ты благодари хозяев, — обернулся Николай Петрович к Трезору. — Выкуп сегодня, считай, в три раза против обыкновенного увеличил, скажи спасибо своим «освободительницам». А эти на всё согласны, лишь бы собаку свою вернуть! Поедешь домой сегодня, если не передумаю.
Уже утративший надежду на спасение Трезор не верил собственным ушам.
— Я же говорила, всё будет хорошо! — обрадованно тявкнула Лада.
— А как же вы? — вид у пса был растерянным.
— Не волнуйся, вдвоём нам никакие пынтиковы не страшны!
— Чего разлаялись? — Николай Петрович вытащил клетку на улицу. — Эх, не слишком-то у вас товарный вид!
Трудовой день на птичьем рынке начинался рано. Когда Николай Петрович появился на базаре, торговля уже кипела вовсю.
— Никак вчерашних найдёнышей принёс? — удивился коллега по цеху Сашка. — Вроде ты собирался их хозяевам вернуть?
Сашка торговал декоративными крысами. На гигантской клетке, полной упитанных крысят, было написано: «Пальцы не совать. Штраф — один палец».
— Планы изменились, — буркнул Николай Петрович. — Сидеть! Только попробуйте фокусничать, живо в речке с камнем на шее окажетесь!
Пынтиков надел собакам ошейники, а поводки привязал к прилавку. Вооружившись железной расчёской, больше напоминавшей огородные грабли, он принялся расчёсывать короткую шерсть таксы. Лада морщилась, но деваться было некуда. Бежать невозможно, а погибать как в повести Тургенева «Му-Му» не хотелось. Оставалось надеяться, что кто-нибудь их купит…
— Ты чего такой злой? Выпил, что ли? — участливо поинтересовался Сашка.
— В моей ситуации алкоголь — единственный источник мужества, — отрезал Николай Петрович.
— Покормил бы ты их.
Вид у собак был далеко не товарный. Уставшие после ночного побоища и не евшие со вчерашнего утра, Чернышёва и Собакевич еле держались на лапах. В животах громко урчало. Левретка пыталась ловить мух:
— Ещё 8926 мух — и я, пожалуй, заморю червячка. Учтите, я что попало не ем, у меня гастрит!
Пынтиков поставил перед девочками миску с сухим собачьим кормом.
— Что ЭТО такое? — возмутилась Юлька. — Я категорически отказываюсь питаться ЭТИМ!
— Брось, это съедобно, — возразила Лада. — Я Фране такой всегда покупала, пробовала как-то ради интереса.
— Ты ела эти сухие коричневые кругляшки? Хотя… пахнет вкусно. На что только не пойдёшь ради желудка! — Собакевич скуксилась и осторожно стала жевать. Её морда тут же просветлела, и она с жадностью накинулась на еду. Ладе пришлось довольствоваться малым. Вскоре вылизанная миска сияла, как начищенный самовар.
— Добавки! — требовательно уставившись на Николая Петровича, Юлька склонила голову набок и отчаянно завиляла хвостом. — Повторяй за мной! — шепнула она подруге. — Я видела, как собаки это проделывают — действует безотказно.
— Мам, смотри какие собачки! Давай купим!
— Они, сынок, взрослые уже. А нам щеночек нужен, — женщина потянула сынишку в сторону.
— Такие собаки — всю жизнь щенки. Возьмите, не пожалеете, — принялся нахваливать товар Николай Петрович.
Юлька вытянулась на животе и заскулила тихо и жалобно. Хитрюга состроила тоскливую мину и затрясла подбородком, вот-вот готовая расплакаться.
— Мам, собачка плачет! Почему она плачет?
— Бедняжка наступила на колючку, — на ходу сочинила мамаша.
— Сама ты на колючку наступила! — фыркнула Юлька. — Вот на окурок или битое стекло, да. Этого добра тут навалом.
Лада зарылась мордочкой в лапы и погрузилась в скорбные думы.
— Неходовой у тебя товар, Петрович, — улыбнулся Сашка.
— Зато твои крысы — настоящая золотая жила!
— Если так и дальше пойдёт, ночевать мы будем в собачьем раю, — вздохнула Юлька. — Придётся брать всё в свои лапы. Займёмся саморекламой, — левретка отряхнулась и с грациозностью павлина стала прохаживаться вдоль прилавка.
Вскоре вокруг Николая Петровича образовалась толпа. Такой удивительной и смехотворной картины не видели и здешние завсегдатаи. Такса и левретка вели себя, мягко сказать, странно. Стоя на задних лапах и держа для равновесия по резиновой косточке в зубах, подруги заунывно пели «Как упоительны в России вечера». Вернее, им только казалось, что они поют. Из пастей доносился обыкновенный фальшивый собачий вой.
— Обратите внимание, настоящие дрессированные псы! — суетился Пынтиков. — Артисты всемирно известного корейского театра собак!
Юльке ужасно льстило всеобщее внимание: