Ревякин взял Первыша за руку и потащил на середину зала. Отстегнул от куртки «Олимпийскую Снежинку», подпрыгнул и булавкой «Снежинки» проколол шар. Хлынул поток круглых весёлых бумажек.
Первыш громко засмеялся.
Тогда кто-то бросил в Первыша длинную весёлую бумажку — одну, вторую…
Первыш ещё громче засмеялся.
Ревякин проколол ещё один шар и ещё… Первыш стоял весь в конфетти, словно в дожде, и обкрученный, словно люстра, серпантином.
Гм… Мужчина украсил себя больше, чем женщина.
Но мама не передумала. И как только Светка поднялась с пола, объяснила ей, что она ещё несамостоятельная и брать её нельзя.
Но Светка всё равно долго не успокаивалась. Папа принёс электрический вентилятор, поставил его перед Светкой и включил. Вентилятор, во-первых, заглушал Светку, а во-вторых, сушил ей слёзы. Недаром папа инженер.
Когда Света наконец успокоилась, она всё равно дулась и не разговаривала с Колей.
Разве она что-нибудь подтвердит?
Ни за что!
И тут вдруг Первыш сказал друзьям: — Я еду в командировку. Вот. Мама едет в командировку, и я еду.
* * *
Прилетели скворцы, выгнали из скворечен воробьёв и заняли свои квартиры. Грачи свили гнёзда на большом старом тополе. Не было никакого снега и никакой зимы. И вместо прошлогодних листьев и прошлогодней травы выросли новые свежие листья и трава. Было совсем тепло.
Первыш закончил первый класс и перешёл во второй. Это было событие!
Тамара Григорьевна объявила ребятам, что они закончили первый в своей жизни учебный год.
И директор школы Серафима Павловна их поздравила. И нянечка тётя Клава.
Нянечка тётя Клава сказала, что теперь, на будущий год, они самостоятельно будут ходить в буфет. Но что вообще до взрослого человека им ещё хлебать и хлебать киселя.
Вот как сказала тётя Клава.
И школьное радио их поздравило, и Глеб Глебыч поздравил — сыграл на рояле марш.
И коллективные вожатые поздравили, каждую октябрятскую звёздочку отдельно.
Ребята разъедутся кто куда. А Коля поедет в командировку. И даже не поедет, а полетит. На самолёте.
Коля очень ждал этого часа командировки и наконец дождался, хотя мама и называла это для него не командировкой, а отдыхом, чтобы он потом учился дальше отдохнувший.
* * *
Автобус едет через всю Москву. Улицы широкие, улицы узкие. Переходы «зебра» и переходы с кнопками. Жёлтый свет, зелёный свет…
Коля уезжает из родного города. Ему немножко и грустно и боязно: он оставил друзей, школу, двор, где ему всё известно и привычно. Как говорит тётя Клава, «каждая кошка и собака».
А кто их во дворе не знает — кошек и собак? Их все знают. И в школе знают, потому что кошки и собаки приходят смотреть, как ребята играют в шайбу. Теперь в шайбе все разбираются.
Эпоха.
На аэродроме говорило радио — объявляло о самолётах, которые прилетели в Москву, и о самолётах, которые вот-вот улетят из Москвы. Радио говорило гораздо громче, чем школьное.
Пассажиры сидели в больших залах в креслах, разговаривали, курили, читали газеты или журналы, слушали, что объявляет радио.
Мама и Коля тоже сели в кресла.
Стены залов из стекла, и поэтому хорошо видны самолёты на аэродроме, трава, облака.
Графика природы, графика прекрасного.
Коля сидит в кресле на Внуковском аэродроме. Скоро по радио пригласят в самолёт. Коля может взять и почитать газету или журнал (он умеет читать газеты и журналы). Пройти в буфет и выпить чашку кофе (он умеет пить чашку кофе). Просто помолчать (он знает, что такое учреждение).
Первыш почувствовал себя смелым. Перестал грустить. Что там кошки и собаки! Давайте сюда самолёт — техническое средство!
И самолёт дали: объявили посадку. Коля с мамой пошли к дверям аэровокзала. Двери тоже были стеклянными.
Коля и мама сели в электрический автомобиль, и он повёз их к самолёту.
Электрический автомобиль был красным, трава — зелёной, самолёт — белым, совсем таким, какими бывают облака. Первыш на всё теперь смотрит внимательно, как учил художник.
Если не забывает, конечно, смотреть внимательно.
Первыш, Боря и Серёжа и вся их октябрятская звёздочка часто летала в классе на самолёте. Это при условии хороших отметок и хорошего поведения. А на самолёте настоящем никто из них ещё не летал. И Первыш должен был полететь первым.
Он храбро поднялся по крутой высокой лестнице в кабину самолёта. Но когда вошёл в самолёт, понял: храбрости особенной даже и не надо, потому что он вроде бы оказался в длинном уютном коридоре аэровокзала, где стояли большие кресла.
Пассажиров встретила стюардесса. Показывала места.
Она и Коле показала его место.
Коля, конечно, сидел у окна — круглого, с белой шторкой. Так было задумано сразу, и такой билет был куплен.
Иначе и быть не могло.
Когда все пассажиры заняли свои места, стюардесса сказала, что они будут лететь до Крыма час сорок минут. Сказала, как зовут командира корабля и как её зовут. И что если у пассажиров будут какие-нибудь просьбы или вопросы, чтобы обращались к ней.
В круглое окно было видно, как к самолёту подъехал автомобиль-тягач. Коля знал, что этот автомобиль-тягач потянет самолёт на взлётную дорожку. А потом самолёт включит реактивные моторы и быстро взлетит до облаков, а потом и ещё выше.
Автомобиль-тягач потянул самолёт на взлётную дорожку.
Стюардесса прошла по проходу между креслами и велела пассажирам пристегнуться. У кресел есть пояса. Это чтобы плотно сидеть, когда самолёт будет взлетать к облакам и выше облаков.
И ещё она выдавала пассажирам, у которых были самопишущие ручки, непромокаемые чехольчики. В эти чехольчики надо было убрать ручки, а то в полёте из ручек иногда вытекают чернила и пачкают карманы пиджаков. Как понял Коля, получаются кляксы.
Пассажиры начали пристёгиваться, прятать в чехольчики самопишущие ручки.
Стюардесса подошла к Первышу.
Мама сказала, что она уже пристегнула Колю как могла: Коля маленький (мама сказала — «худенький») и пристегнуть его поясом очень крепко невозможно.
Стюардесса проверила и ответила:
— Ничего. Достаточно. Коля спросил:
— Мёртвых петель не будет? (Это Первыш пошутил.)
— Нет, — улыбнулась стюардесса (она оценила его шутку). — Не будет, — и хотела отойти.
Но Коля закричал:
— А чехольчик!
— Тебе-то зачем? — удивилась стюардесса.
— У меня ручка самопишущая.
— Извини,— серьёзно ответила стюардесса и протянула Коле чехольчик.
Коля подумал, что его ручка и валялась, и дралась, так что вряд ли потечёт в самолёте. Но чехольчик он всё-таки надел и убрал ручку в карман.
Автомобиль-тягач начал разворачивать самолёт, чтобы его поставить на взлётную дорожку. Скорее включайте моторы. Человек хочет подняться к облакам! И даже выше облаков!
Он почти пристёгнут, и ручка у него спрятана в чехольчик.
Коля поднялся к облакам. И даже выше облаков. Пролетел над страной и снова опустился на землю в Крыму, где Чёрное море, где пионерский лагерь Прибрежный.
Вместе с ним опустилась и самопишущая ручка.
На почтовом ящике была нарисована Земля (круглая форма шара), и вдоль и поперёк земли было написано:
АДРЕСА ТВОИХ ДРУЗЕЙ.
Очень приятное сообщение. Там, где Москва, — адреса Бори и Серёжи.
Подошла девочка и спросила, кто он и откуда. Не желает отправить письмо? Купить почтовую марку или конверт?
— А ты Кристина? — Он ведь уже прочитал про неё объявление.
— Да, — ответила девочка. — Начальник почтамта. Я из Болгарии.
— А я из Москвы. Первыш. — Но тут же подумал, а почему должны знать, что он Первыш. У него здесь новая жизнь начинается. — Собственно, я Коля Мухин.
— А ты в каком отряде?,
— Ни в каком. Я гость.
— Гость?
— Гость в командировке, — быстро добавил он.— Живу в гостевом корпусе. — И ещё раз сказал: — Мухин Николай Николаевич.
Уже многие знали, что по лагерю ходит мальчик, гость из гостевого корпуса. А Коле так хотелось сказать, что он не гость.
Вот бы жить в корпусе с ребятами вместе!
А то ходишь один, объявления читаешь. Скучно. Даже устаёшь немного. Может быть, потому, что лето, жарко.
Мама с утра уходит к иностранной делегации. В делегации — дети, откуда-то из Аравии. И среди них девочка с нянькой.
Имя у девочки длинное — Мада Селина Амина и ещё чего-то.
Девочку он ещё не видел, потому что она заболела и её положили в лазарет. От мороженого заболела. Ей очень понравилось русское мороженое. Она ела его по пути в лагерь без перерыва и вот теперь кашляет.
Простудилась.
Об этом знали все в лагере. Ходили навещать. А он не ходил: он ведь так, неизвестно кто в лагере, — гость из гостевого корпуса.
Нянька очень напугалась, что девочка простудилась. Послала письмо родным и всё сообщила про мороженое.
Это мама сказала Коле, что нянька сообщила всё про мороженое, потому что письмо нянька показала маме, просила надписать обратный адрес по-русски.
И ещё об этом письме узнала Кристина.
Нянька пришла на почтамт отправлять письмо и тоже пожаловалась Кристине на свою Маду, что она объелась мороженым и вот теперь будут волноваться родные.
А лагерный доктор Наталия Ивановна сказала няньке, чтобы она не поднимала панику: все дети в таком возрасте объедаются мороженым — и ничего, выздоравливают. Мада уже почти здорова — прыгает на кровати, поёт песни. И ещё Наталия Ивановна сказала, что скоро её выпишут из лазарета и она поступит в отряд.
Мама перевела это няньке.
И когда нянька услышала об отряде, она опять напугалась и побежала к Кристине на почтамт. Отправила ещё одно письмо — можно ли девочке жить в отряде или она должна жить в гостевом корпусе с нянькой? Выздоравливать и вообще…
Другие аравийские дети давно уже путешествуют с отрядами по всему Крыму — кто гостит в Севастополе у моряков, кто в совхозе «Горное солнце», где выращивают персики и виноград, кто у керченских рыбаков…
Мама тоже была с ними, ведь это её делегация. И девочка её делегация. И нянька.
Нянька начала у мамы всё выспрашивать о лагере. Поднимала руки к небу и опускала низко-низко. Очень смешно было на неё смотреть.
Коля жалел, что нет здесь Бори. Он бы всё показал про эту няньку, которая неизвестно чего боится.
Каменный век!
Мама позвала старшую пионервожатую Людмилу Фёдоровну, чтобы она помогла ей бороться с нянькой. А потом набежали ещё и ребята. Много! Это Коля их позвал. Вышел из гостевого корпуса и давай ребят останавливать, звать на помощь. Зашумели все, заговорили!
Мама едва успевала переводить. Ребята кричат, и нянька не сдаётся, тоже кричит. Совсем распалилась, надувает щёки, закатывает глаза.
Коля вдруг подумал, а что, если сбегать в лазарет и повидать девочку. Может быть, она и мороженым объелась с отчаяния. Впала в отчаяние от подобной няньки.
Коля всё ей расскажет.
Ну, не всё, потому что по-арабски не очень ещё разговаривает, но вот нянькины слова запомнил, которыми она кричала на ребят, уничтожала их.
Пусть узнает, о чём говорит нянька. И если она тоже испугается — скатертью дорожка!
А что?
Разве надо уговаривать людей, если они пугаются и не хотят оставаться?.. Мама говорила, что в лагере много зарубежных гостей бывало — и ничего, довольны остались.