23. Несчастье
И вот всё рухнуло! Всё было кончено! Столько старались, соревновались, добивались неслыханных показателей, и всё рухнуло из-за глупой случайности. Вот уж не повезло так не повезло!
Даже Лисогонов, на что уж явный враг, и тот был потрясён жестокостью, с которой судьба обрушилась на несчастных «Светлячков».
Рыдала Вика — виновница несчастья. Она рыдала оттого, что виновница. Рыдала Нина из солидарности с Викой и ещё от обиды.
Кусали губы и мужественно сдерживали слёзы Митька, Лёшка и Мишка, но в душах их было смятение, и внутри себя они никак не могли примириться с крушением своих надежд. В горе своём они даже унизились до того, что принимали соболезнования и выслушивали всякие утешительные слова.
Все их жалели.
Одна только первая звёздочка «Помогаев», может быть, втихомолку радовалась.
Потому что «Помогаи» заняли в соревновании последнее место и по всем правилам в поход идти не должны были. А теперь, после всего случившегося, они шли, а «Светлячки» оставались дома. И всё из-за этого нелепого случая.
Но надо рассказать по порядку, иначе непонятно.
Всё было прекрасно. Ничто не предвещало беды. «Светлячки» перешли в четвёртый класс без троек, и были они теперь не звёздочка, а пионерское звено.
А как всякому человеку понятно, пионерское звено совсем не то, что малышовая октябрятская звёздочка. Взрослые люди, с них спрос другой.
Это и сказала старшая пионервожатая при директоре школы, когда выносила своё решение о суровом наказании «Светлячков».
И они приняли это решение гордо и мужественно.
Только Вика рыдала, потому что виновница.
Так вот. Ничто не предвещало беды, а, напротив, предвещало одну только радость.
В соревнованиях у них было прочное второе место с отрывом в целых семь очков от «Добрых хозяюшек». Хоть Лисогонов и кричал, что это несправедливо, и ещё слово такое выкопал — «произвол». Он четыре раза пересчитал очки, и всякий раз «Светлячки» были впереди.
Два дня оставалось до конца учебного года. Всего два коротеньких весенних, удивительно тёплых денёчка, потому что было уже почти лето.
И четыре дня до того жданного целый год знаменательного числа, когда двадцать третий пионерский отряд, как теперь называется 3-й «а», а практически уже 4-й «а», должен был отправиться в поход.
В первый пионерский поход, в лес, с ночёвкой и без единого родителя. Уже заготовлены были рюкзаки, полные всем необходимым, пригнаны по фигуре лямки, заряжены свежими батарейками электрические фонарики, свёрнуты по-солдатски, в скатки, байковые одеяла и, самое главное, были улажены все спорные вопросы с родителями, которые никак не могли понять, как это без них можно ночевать в страшном и тёмном лесу.
А родители сопротивлялись до последнего.
Вот примерный перечень того, что должно было обрушиться, по их мнению, на несчастных, беззащитных детей:
1. Железнодорожные катастрофы.
2. Грозы и ливни.
3. Тёмный лес:
а) можно заблудиться,
б) можно провалиться,
в) можно ушибиться,
г) глаза выколоть,
д) попасть в лесной пожар,
е) свалиться с дерева.
4. Разбойники и прочие злые люди.
5. Волки и медведи.
6. Речки и озёра.
7. Сырая земля.
8. Недоброкачественные консервы.
9. Эпидемии:
а) чумы,
б) холеры,
в) энцефалита,
г) сибирской язвы.
10…и т. д. и т. п.
В большинстве случаев только вмешательство Таисии Петровны помогало преодолеть эти непреодолимые препятствия. А тут ещё с Колькой-Николенькой пришлось возиться.
Он решил во что бы то ни стало отправиться со своими друзьями «Светлячками». А его атласная мама решила во что бы то ни стало воспрепятствовать этому. Ни уговоры «Светлячков», ни уговоры Митькиного папы (а Викин и пытаться не стал, знал, ещё хуже будет, если он вмешается) не помогали.
Тогда Колька объявил голодовку и проголодал целых четыре часа, но его мама применила коварный приём: она пустила в ход слёзы — и от голодовки пришлось отказаться.
Ничто не помогало.
И опять же — только вмешательство Таисии Петровны решило Колькину участь.
«Светлячки» поклялись ей, что Колька-Николенька человек достойный, рассказали ей о его геройском поведении во время потопа и в битве с семиклассником, и она поверила своим ученикам, пошла и победила непреклонную Колькину маму.
За что «Светлячки» зауважали Таисию Петровну ещё больше. Хотя больше уже, казалось бы, и нельзя было.
И вот всё рухнуло!
Можете себе представить? И это после того, как были пройдены столь неслыханные испытания, о которых говорилось выше!
А всё из-за шестиклассников.
Это они изобрели и успешно испытали водяные бомбы.
Делалась бомба просто: брался развёрнутый тетрадочный лист, складывался таким особым образом в трёхгранный кулёк, туда заливалась вода, и готово дело!
Когда такую бомбу сбрасывали с третьего этажа, она с восхитительным звуком шмякалась об асфальт и взрывалась брызгами.
Просто какая-то эпидемия началась с этими бомбами!
Но «Светлячков» она не коснулась. Тем обиднее было то, что произошло. Вика даже не сама эту злополучную бомбу сделала. Ей её тот самый Севка из третьего «б» подарил, тот, с загнутыми вперёд ушами, из-за которого Митька попал однажды к директору на расправу.
Просто какая-то зловещая фигура был этот Севка! Одни от него неприятности! Он дал Вике бомбу, и тут уж, конечно, невозможно было удержаться, чтобы не швырнуть её в окно.
Попробуйте удержитесь, если сможете. Вика не удержалась.
И надо же было, чтобы в это время под окном проходил тот самый скандальный старичок, которого Митька окатил из брандспойта.
Просто фантастика какая-то, как везло этому старичку на водные процедуры!
Пять миллионов жителей в Ленинграде, а бомба упала на голову этому старичку.
Если быть точным, не на голову, а на плечо, но это особого значения не имеет, потому что окатило его здорово.
Что тут сделалось!
Старичок поднял такой крик, такой скандал, что и рассказать трудно. А когда всё звено в полном составе, с рыдающей Викой во главе, предстало перед ним в директорском кабинете, он узнал Митьку.
— Я нечаянно, — шепчет Вика сквозь слёзы, — простите меня, я не нарочно.
— Это заговор! — кричит старичок. — Никакого прощения! Требую сурового и примерного наказания.
— Честное пионерское, я не нарочно, — говорит Вика, рыдая.
— Один из брандспойта хлещет, другая из окна обливается! Одна шайка-лейка, — бушует старичок. — Требую сурового наказания!
Директор и старшая пионервожатая извинились от имени школы перед пострадавшим и обещали примерно наказать виновных. И наказали. Примернее уж некуда.
«Светлячков» не взяли в поход.
Один за всех, и все за одного.
24. Костёр в сосновом бору
Когда Митька и Лёшка посвятили в свой план всех остальных, наступила какая-то странная, громкая тишина. Громкая потому, что каждому слышно было, как бухает его сердце.
Всё опальное звено плюс Колька-Николенька стояло в дальнем углу школьного сада, под тем самым тополем, где недавно ещё Мишка тренировался на акробата, и молча таращились друг на друга.
И глаза у всех горели фиолетовым огнём, а у Мишки рыжим.
— А если родители узнают? — шепчет Колька.
— А как? — говорит Лёшка.
— А потом? Потом-то узнают? Со мной мама не знаю даже, что сделает, — шепчет Колька.
— Потом пусть! Потом можно чего хочешь вытерпеть! — говорит Митька. — Главное, понимаешь, чтобы сейчас не узнали.
— Ох и здорово! — шёпотом кричит Нина Королёва.
— Вот это да! Блеск! — криком орёт Мишка.
— Ой, мальчики… — говорит Вика Дробот и, как обычно, начинает капать слезами.
— Что такое? Ты чего это? — спрашивает Лёшка.
— Ой, мальчики… А я уже всё папе рассказала, — плачет Вика, — он обещал в школу пойти, попросить…
— Эх ты! — кричит Мишка. — Опять всё из-за тебя срывается!
Но тут Вика в голос! Лёшка нахмурился, что-то про себя прикинул, рубанул рукой воздух.
— Тихо! — говорит. — И ты, Дробот, не реви! Тут что главное? Быстрота и натиск тут главное! А ну пошли к твоему отцу!
— Зачем? — спрашивает Вика сквозь слёзы.
— Затем. Надо его задержать, чтобы не ходил в школу. Нас всё равно простить невозможно. Только план провалится. Мы придём и скажем, что нас простили и берут в поход.
— Нет, — говорит Вика, — так я не могу. Это будет враньё.
Лёшка задумался. И все задумались. А потом Мишка говорит:
— Правильно — это будет враньё. Только это будет враньё не на всю жизнь, а на один день. Потому что, — говорит, — завтра утром, перед тем как из дому уйти, ты своему папе оставишь на видном месте записку. И там всё расскажешь. Мы тоже подпишемся. И тогда уже вранья не будет, а будет правда.
— Ух ты, — говорят все с облегчением. — Во Мишка! Во голова!
Все засмеялись будто бы радостно, все задвигались, но как-то не слишком весело, а суетливо, потому что в душе каждый был не очень-то уверен, что из вранья так просто сделать правду.
Но так уж хотелось в поход, таким он был долгожданным — целый год о нём мечтали, что каждый немножечко поборолся сам с собой и укоры совести победил. Или сделал вид, что победил. Для самого себя.
Викин папа распахнул дверь, пропустил ребят в комнату и заулыбался. В руках он держал кисть, а штаны его были перепачканы краской — Викин папа работал.
— Ага! Явились, малолетние преступники! — говорит. — Ну ладно уж, можете плясать, потому что я…
— Не надо! Уже не надо никуда ходить! Нас и так простили и берут в поход! Ладно уж, говорят, только чтоб в последний раз обливать прохожих, — перебивает его Лёшка до того неправдивым голосом, что самому ему и всем остальным стало противно.
Викин папа удивлённо вскинул брови и уставился на Лёшку. Потом по очереди поглядел в глаза каждому. И каждый не выдержал, опустил голову.
— Вот оно что, — каким-то странным голосом говорит Викин папа. — Вот оно, выходит, какие дела! Амнистия вам, значит, вышла, прощение то есть…
— Ага, прощение, — говорит Лёшка и делается такого же цвета, как собственный галстук на шее, а глядя на Лёшку, краснеют и все остальные.
— Да-а, — тянет Викин папа, — не знал я, что вы такие…
— Какие? — спрашивает Митька, и сердце у него обмирает.
— Такие… невиновные теперь люди, — усмехается Викин папа и поворачивается к ребятам спиной. — Ну что ж, — говорит он не оглядываясь, — счастливого вам пути. Идите, гуляйте пока, мне работать надо.
И ребята тихонько, на цыпочках вышли. И как-то неловко им было глядеть друг на друга.
Сбор для всего отряда был назначен у подъезда школы в восемь часов. «Светлячки» плюс Колька пришли в половине восьмого. Только не к подъезду, а под арку дома, что напротив школы. Одеты они были по-походному, с рюкзаками за спиной. Правда, вид у них был совсем непраздничный — лица хмурые, невыспавшиеся какие-то.
— Записку оставила? — спрашивает Мишка Хитров.
— Оставила, — отвечает Вика.
— Ну вот что, — деловито говорит Лёшка, — нам нужен связной. Без связного мы пропадём. Он нас должен со всем отрядом незаметно связывать, чтоб никто не догадался. Кто в нашем классе самый хитрый?
— Ясно кто, — говорит Мишка, — Лисогонов, ух какой хитрющий.
— Правильно! А в нашем звене самая незаметная Нина Королёва. Вот и надо, чтоб она с Лисогоновым связалась и всё ему объяснила.
— Это почему же я самая незаметная, — обижается вдруг Нина, — моя мама говорит, что у меня глаза, как фонарики!
— В темноте, что ли, светятся? — деловито спрашивает Лёшка. — Так это не как фонарики, а как у кошки.
— Дурак! — говорит Нина. — Не буду я связной, раз незаметная.
— Чудачка, — объясняет Лёшка, — а кто же будет? Митьке нельзя — он Лисогонова вареньем обкормил и фельетон на него написал. У Вики, гляди, свитер какой полосатый, в глазах рябит. А у Мишки на голове будто костёр разложили. Они же заметные очень, поняла?
— А ты?
— Я?! — возмущается Лёшка. — Звеньевой я или не звеньевой? А командир командовать должен.
— Всё равно ты самая красивая, — выпаливает вдруг Митька, и сам пугается своих слов, и пятится, и прячется за Мишкину спину.
Нина вдруг заулыбалась во весь рот, тряхнула головой так, что волосы разлетелись, и говорит:
— Ладно! Я согласна! Я пойду! Сейчас же!
— Сейчас ещё рано, — говорит Лёшка и важно отдёргивает рукав свитера, будто у него там часы.
Ох и обрадовался же Лисогонов, когда узнал об оказанном ему доверии!
То есть это он сперва обрадовался, а потом так расстроился, что даже слёзы на глазах выступили.
— Эх, — говорит, — живут же люди! Таинственной жизнью. А я тут иди со всеми, как баран, безо всякой загадочности!
— Зато ты будто бы лазутчик, будто бы связной, как у партизан, — утешает его Вика.
Тут Лисогонов снова обрадовался и напустил на себя такой таинственный вид, какой ему полагалось по новому званию.
Сперва всё шло как по маслу. Только Таисия Петровна вела себя странно. Она задержала выступление отряда на целых двадцать минут и всё время нервно поглядывала на часы. Потом вздохнула тяжело и сказала:
— Обиделись, наверное. Ну что ж, ребята, двинулись в путь!
А кто обиделся и на кого, Лисогонов и все остальные так и не поняли. И весь отряд зашагал к станции метро «Площадь Восстания».
А вслед за отрядом, осторожно лавируя среди прохожих, на некотором расстоянии кралось наказанное звено «Светлячков».
Отряд в метро — и звено в метро. Отряд на Финляндский вокзал — и звено за ним. Отряд в электричку — и звено в электричку, только в другой вагон. А перед этим подбежал таинственный Лисогонов и загадочно сообщил, что билеты надо брать до станции Зеленогорск.
Всё шло хорошо. Только когда ещё спускались по эскалатору, Кольке показалось вдруг, что далеко позади мелькнула долговязая фигура Викиного отца.
Он тут же сказал об этом, все с испугом оглянулись — никого нет, стоят стеной незнакомые люди.
— Эх ты, — говорит Лёшка, — что ж он, под эскалатор провалился?
— Значит, ошибся, — с недоумением пожимает плечами Колька.
— Паника на корабле, — говорит Митька.
Все засмеялись, одна Вика притихла и всё оглядывалась — уж она-то своего отца знала получше других — как-никак десять лет знакомы.
Но и она ничего подозрительного не заметила.
Когда электричка тронулась, через каждые несколько минут стал появляться взволнованный Лисогонов и шёпотом сообщать новости, «держать в курсе», как он говорил. Но никаких особых новостей не было, потому что всю дорогу отряд распевал песни.
Лисогонов сообщил: пионервожатая не смогла поехать, потому что в этот день выходила замуж. И это была единственная стоящая новость. Раньше все думали, что из-за болезни не поехала.
Бегал Лисогонов, бегал и чуть не добегался до беды.
Его Таисия Петровна хватилась. Зная беспокойный лисогоновский характер, кинулась по вагонам искать.
Еле-еле успели присесть, спрятаться за высокие спинки сидений.
Таисия Петровна осмотрела близорукими глазами вагон, никого не увидела и пошла по проходу.
Тут, правда, у Лисогонова хватило ума вскочить и броситься ей навстречу.
Он заработал выволочку и больше не появлялся.
Самое неприятное началось на станции Зеленогорск.
Вышли из электрички, благополучно прошли подземным переходом под платформами к автобусным остановкам. И тут выяснилось, что к озеру Красавица, куда направлялся отряд, ходит только один автобус № 415 и ходит редко.
Только Мишка успел это разузнать — подходит этот самый автобус и туда с шумом и гамом начинает садиться весь отряд.
Что делать? Ждать следующего? А если потом не найти будет ребят на этой самой Красавице, на которой никто из звена не был? А если заблудятся? А если…