— Эх вы, — говорит, — а ещё мальчишки! Нам с Викой за вас стыдно.
— Мы за вас краснеем, — говорит Вика.
— Ха-ха! — кричит Лисогонов. — Теперь всегда так будет! Петушиное слово знаю! Пора на первое место перебираться.
— Слыхали? — спрашивает Митька. — Слово какое-то знает.
— Петушиное, — говорит Вика.
— Тут что-то не так. Что-то мне подозрительно это дело, — говорит Мишка Хитров.
А командир Лёшка Ребров ничего не сказал. Он только зубы сцепил крепче и желваки на скулах стал перекатывать.
И вот снова объявили сбор макулатуры. Митька весь дом обегал, но почти в каждой квартире жили мальчишки или девчонки, которым бумага нужна была самим.
И всё-таки худо-бедно, а семь килограммов он собрал.
А Мишка Хитров добыл целых двенадцать.
В общем, «Светлячки» превзошли самих себя.
Лёшка потирал руки и говорил:
— Эх, поглядим-посмотрим, какое у этой «Доброй хозяюшки» Лисогонова лицо станет.
— Оно у него вытянется, — говорит Мишка.
— И позеленеет, — говорит Нина.
— Оно у него станет, как огурец, — говорит Вика.
— Скорее бы наступало завтра! — говорит Митька.
И вот завтра наступило.
Как обычно, дежурные старшеклассники взвешивали бумажные тючки, как обычно, к ним тянулась очередь, а родители норовили сдать без очереди — они спешили на работу.
Как всегда, выдавали талончики с цифрами, которые показывали, сколько ты сдал бумаги.
Когда «Светлячки» сложили свои талончики вместе, получилось у них аж сорок два килограмма. До звонка было ещё целых полчаса, и Митька с друзьями стали поджидать Лисогонова.
— Послушаем, что у него за такое петушиное слово, — говорит Митька.
— Ой, мальчики, а вдруг правда? — пугается Нина.
— Ещё чего! Никаких таких слов не бывает, — говорит Мишка.
— А жалко, — говорит Вика.
— Внимание! — кричит Лёшка. — На горизонте появились «Хозяюшки»!
Лисогонов шёл во главе своих отличниц, и уже издали было видно, что бумаги у них немного.
Но дальше произошло удивительное дело, которое положило несмываемое пятно позора на голову Лисогонова и отбросило «Добрых хозяюшек» на самое последнее место в соревновании.
Лисогонов не пошёл сразу сдавать свою макулатуру.
Он сделал тайный знак остальным «Хозяюшкам» и повёл их под арку и дальше в соседний двор.
— Куда это они направились? — удивлённо спрашивает Лёшка.
— Не знаю, — растерянно отвечает Мишка, — может, у них там тайный склад?
— Ох как интересно! — говорит Вика.
— Не вижу ничего интересного, — говорит Митька. — Пошли, посмотрим, что это они там делают.
— Только осторожно! — говорит Лёшка. — Как охотники.
— Или как разведчики, — говорит Нина.
«Светлячки» осторожно, на цыпочках пробрались в соседний двор и увидели там такую картину, что не поверили своим глазам.
Они смотрели, и справедливый гнев постепенно переполнял их сердца и души.
Потому что Лисогонов делал вот что.
Он развязывал тючки с макулатурой, брал кирпич, целая куча которых валялась рядом с ним, оборачивал его газетой, засовывал в середину пакета и вновь обвязывал пакет верёвкой.
Но мало этого!
После того как кирпичи были уложены, Лисогонов стал по очереди макать тючки в лужу!
— Ай да молодец! — говорит на весь двор Вика.
— Вот так умница! — кричит Нина.
Лисогонов от неожиданности вздрогнул и уронил пакет с кирпичом себе на ногу. Он завопил и хотел, прихрамывая, убежать, но ничего не вышло: Митька с Лёшкой вцепились в него намертво.
— Значит, вот какое у тебя петушиное слово, — говорит Митька, — ты просто нечестный человек, Лисогонов. Первый раз в жизни такого нечестного человека вижу.
— Давайте надаём ему по шее как следует, — предлагает Мишка.
— Трое на одного, да?! Трое на одного?! — вопит Лисогонов и вырывается, а все остальные «Хозяюшки» плачут от стыда, а может быть, от предстоящего позора.
— Нет, Мишка! Мы не будем лупить этого нечестного человека по шее! — говорит командир Лёшка Ребров. — Слишком это для него лёгкое наказание. Эка невидаль — по шее! Мы его накажем презрением! Иди, Гошенька, сдавай свою нечестную макулатуру, иди.
— Ну уж фига с два! — кричит Мишка Хитров. — А ну-ка вынимай свои кирпичи и выбрасывай мокрую бумагу!
— Правильно! — кричит Вика. — А ещё лучше — накажем его и презрением и по шее!
В тот же день в стенной газете появился грозный фельетон Д.Огородникова под названием «Чёрные дела «Добрых хозяюшек».
Справедливость восторжествовала.
А «Хозяюшки» взбунтовались и прогнали Лисогонова из командиров.
9. Английский язык
Школа, в которой учится Митька, английская. То есть вообще-то она школа как школа, только английский язык начинают преподавать со второго класса, а в старших классах некоторые предметы учителя тоже объясняют на этом языке.
Митьке-то было просто — мама с ним ещё до школы занималась. Вернее даже, не занималась, а просто иногда разговаривала по-английски, а он запоминал. Это было как игра — весело и нетрудно.
А вот Лёшке Реброву английский никак не давался, да он ещё и не больно-то старался, не любил он этот предмет, и всё тут.
И потому Митьке поручили ему помогать.
— Смотри, — говорит Митька, — видишь, это «ручка», которой мы пишем. По-английски — э пэн.
— Понятно, — говорит Лёшка, — э пень.
— Какой ещё «пень»! Э пэн, а не «пень»! Неужели трудно?
— Чего уж тут трудного, — говорит Лёшка, — просто у меня воображение страшно сильно развитое. Знаю, что «ручка», а перед глазами поляна в лесу, а на ней здоровенный пень и вокруг него опята и муравьи по нему ползают. Язык сам и выговаривает про пень.
— Здорово, — говорит Митька с уважением, — у тебя воображение развито. Я так не могу. Я только тогда пень вижу, когда говорю «пень», а когда «э пэн», — ручку.
— Ничего, ты не расстраивайся, ты его развивай.
— Воображение?
— Ага! Ты воображай побольше, — советует Лёшка. — Человеческим возможностям практически нету никаких пределов.
— Ну да, скажешь! Попробуй вот подними этот шкаф. Есть у тебя такая возможность?
— Нету, — спокойно говорит Лёшка. — Но если я всю жизнь стану поднимать шкафы, то будет.
Митька вдруг захохотал.
— Ты чего хохочешь? — обижается Лёшка.
— Да я представил, как ты всю жизнь только и делаешь, что шкафы поднимаешь. Поешь — и за шкаф, поспишь — и снова за него.
— Чудак, — говорит Лёшка, — это ж я только для примера про шкаф. Человек что угодно может сделать, если крепко захочет. Так мой батя говорит.
— Это хорошо бы! — Митька на минуту задумывается, потом спохватывается. — Ну ладно, давай дальше, а то мы ничего не успели.
— Давай, — нехотя говорит Лёшка, и на лице его появляется такое скорбное выражение: давай, чего уж там! Начнём.
— Читай здесь, — говорит Митька и тычет пальцем в строчку.
— Здесь? Это просто: ТХЕ ТАБЛЕ!
— Что, что-о-о?! — Митька изумлённо вытаращивается. — ТХЕ ТАБЛЕ?! А здесь что написано?
— Здесь? Погоди-ка… Здесь: ВЕРУ, ВЕРУ МУХ!
— Ну знаешь! — взрывается Митька. — Ты что это, смеёшься надо мной?! Веру, веру мух! Это надо же! Вэри, вэри мач! Очень, очень хорошо — по-английски. И не тхе табле, а зе тэйбл! Стол, значит. Как тебе, Лёшка, не стыдно? Ты же ничегошеньки не учил! Будет тебе наверняка пара.
— Подумаешь! Когда мы вырастем, никаких языков не надо будет знать.
— Почему это? — удивляется Митька.
— А потому! У каждого человека будет такой крохотный коробочек. Электронный. Ты мне говоришь хоть по-турецки, а я коробочек к уху, а он мне по-русски всё, что ты сказал. Я про это в одной книжке читал. Коробочек этот называется: электронный переводчик.
— Не знаю, что там будет, когда мы вырастем, — кричит Митька, — а в поход мы из-за тебя не пойдём! Ещё называется командир! У балбеса Лисогонова и то четвёрка! А у нас из-за тебя никаких итогов не получится!
— Ах так!! — кричит Лёшка. — Из-за меня!!! Это мы ещё посмотрим! Человеческим возможностям практически никаких пределов нету! — кричит. — Я этот твой дурацкий английский — во! Пух от него полетит! Сам! И никакой мне помощи не надо!
В общем, в тот день чуть-чуть не поссорились закадычные друзья.
Ужасно Лёшка расстроился.
И Митька рассердился.
Но потом они остыли и перестали сердиться.
А на английский Лёшка налёг с таким остервенением, что трудный этот предмет поколебался немножко и сдался перед Лёшкой Ребровым. Лишнее доказательство, что человек чего угодно может добиться, если крепко пожелает.
10. День рождения
Странно всё-таки получается…
В первом классе Митька и не думал дружить с Мишкой Хитровым, с Ниной Королёвой и тем более с Викой Дробот.
Он только с Лёшкой Ребровым сразу подружился, потому что на Лёшку как поглядишь, так сразу понятно: парень он замечательный. Молчаливый такой, суровый и верный человек. Лёшка маленького роста, но упругий и плотный, как теннисный мячик. И что-то есть в нём такое, из-за чего любой самый отпетый драчун и задира десять раз задумывается, прежде чем пристать.
Может быть, это из-за Лёшкиных глаз: они у него серые, очень спокойные, даже какие-то холодноватые. Особенно когда Лёшка сердится.
Вот Митька вечно в разные истории попадает. То нос ему поцарапают, то шишку набьют, он бы и рад иной раз не ввязываться, но это никак невозможно.
А рядом с Лёшкой целый клубок тел может кататься на перемене, целая куча мала, а ему хоть бы что, будто его это и не касается.
Лёшка никого не боится.
Митька тоже не боится, но ему приходится это доказывать, а Лёшке не приходится, все и так верят. Большая разница.
Мишка Хитров — тот иногда просто бешеным бывает. Если его обидят, да если ещё ни за что ни про что, тогда держись!
Он будет до тех пор бросаться на обидчика, пока тот не убежит, — одно от Мишки спасение.
Нина Королёва девчонка спокойная, не стрекотуха, не визгуха, но всё время кажется, будто она не рядом с вами, а где-то далеко-далеко. Чему-то улыбается сама себе, о чём-то мечтает.
Спросишь её о чём-нибудь, она не сразу расслышит, рассеянно переспросит, будто возвращаясь издалека.
Митьку это очень сперва раздражало.
А Вика — та совсем другая. Она похожа на шуструю белку — прыгает всё время, бегает, во всё вмешивается, всё знает. Ей и с мальчишкой подраться — пара пустяков.
Когда её Митька дёрнул однажды за косичку, она не задумываясь так его портфелем по голове стукнула, что в ушах звенело.
Одно только плохо — поплакать любит. И что удивительно, плачет обычно безо всякой причины, просто так. Когда причина есть, когда её кто-нибудь обидит, тогда не плачет, а просто так — плачет.
Вот какие разные люди собрались во второй звёздочке «Светлячков». И неизвестно ещё, как бы пошли дела в звёздочке, как скоро сдружились бы все эти разные люди, если б не одно происшествие. Дело было вот как.
В ноябре Вике исполнилось девять лет, и она пригласила всю свою звёздочку на день рождения.
Кроме них в гости пришли две девочки, с которыми Вика ещё в детском саду дружила, и мальчишка из соседней квартиры.
Такой прилизанный воображала.
А уж хвастун — слушать тошно. Он и на скрипке играет, и в бассейне занимается, и гантели по утрам поднимает, и отличник он, и то и сё.
Говорит Вике:
— Я, — говорит, — удивительной силы и отваги человек. Я иногда сам себе поражаюсь. Я, — говорит, — с моими качествами, наверное, стану охотником на диких зверей в дебрях Африки. На львов, наверное.
— На мышей и лягушек, — говорит ему Мишка Хитров.
— Фи, как глупо! — говорит мальчишка. — Я с грубиянами, тем более с рыжими, не разговариваю.
— Что ты сказал, — кричит Мишка, — а ну-ка повтори?!
И рыжие его глаза загораются рыжим огнём.
— Не надо, мальчики! — говорит Вика. — У меня день рождения, а вы…
— Пусть скажет спасибо твоему дню рождения, — говорит Мишка, — я б ему сейчас показал рыжего грубияна.
— И вам не страшно? — удивляется мальчишка. — Вы меня не боитесь?
— Ещё чего! — говорит Мишка.
— Странно, — пожимает мальчишка плечами, — очень, очень странно! Я ведь и с гантелями, и в бассейне…
И он отошёл в сторонку. Сел, задумался и только иногда головой качает — удивляется.
Вика живёт с папой. Мама её уже год в заграничной командировке.
А папа — театральный художник, высоченный такой, в круглых очках и очень весёлый. Только это потом уже понимаешь, что он весёлый, а сперва кажется жутко сердитым. У них странная квартира, двухэтажная. На второй этаж ведёт винтовая лестница, там у Викиного папы мастерская, там он рисует.
И вот только все ребята собрались, показывается на этой лестнице Викин папа да как закричит басом.
— Ага! — кричит. — Собралась орда татаро-монгольская! — Протягивает руку и откуда-то достаёт диковинное ружьё — с таким раструбом-воронкой на конце, как на старинных картинках. — Вот я вас сейчас из мушкета! — кричит. — Кто из вас «Три мушкетёра» читал?
Оказалось, один Лёшка читал.
— Эх вы, варвары, — говорит Викин папа. — Да я в ваши годы наизусть знал эту великую книгу! Или нет… не в ваши… чуть позже. Ну да ладно, чего скуксились? Вот вам, держите мушкет, развлекайтесь.
Потом он спустился вниз, и стало очень весело.
А вначале было, как всегда на днях рождения бывает, — все стеснялись, мялись, не знали, что делать.
Викин папа взял здоровенный лист фанеры и мгновенно нарисовал всех присутствующих. Да так смешно и похоже, что просто удивительно.
А Викин папа уже борьбу затеял. Прямо на полу, на толстом пушистом ковре.
Эх, куча мала!
Хохот, визг! Викин папа ворочался, как медведь, под мальчишками и девчонками и рычал страшным рыком.
Никого из родителей больше не было — полная свобода!
А когда передохнули — начался пир.
Пили лимонад и квас из старинных глиняных и оловянных кружек и закусывали пирожками с капустой. Все надели разные диковинные шляпы с перьями, Лёшка натянул громадные сапоги с отворотами, которые были почти с него ростом.
Всё было хорошо, пока Мишка Хитров не полез разглядывать старинный пистолет, висевший на стенке. Он стал ногами на батарею парового отопления, ухватился рукой за трубу-стояк и потянулся к этому длинноствольному пистолету.
Видно, батарея эта держалась очень непрочно, видно, у неё резьба, которой она к стояку укреплялась, совсем проржавела, потому что неожиданно она хрустнула, Мишка заорал благим матом, зашипела струя горячей воды, и вся комната окуталась паром.
Тонкая струя хлестала под напором и упиралась в стеллаж с книгами.
После того как Мишка заорал, прошло несколько секунд. Все растерялись и молча таращились на это безобразие.
Вдруг Викин папа вскрикнул, замахал руками и бросился к стеллажу.
— Книги, — кричит, — книги!
Он закрыл собою книги, и теперь струя упиралась ему в живот.
— Горячо, — кричит Викин папа, — уф, горячо! Варварство! А ещё двадцатый век! Горячо!
Мальчишки и девчонки перепугались, заметались совершенно бессмысленно.
А Викин папа пританцовывает на месте и кричит.
— Не слабо! — кричит. — Уф, горячо!
Первым пришёл в себя Лёшка Ребров.
Он вдруг схватил большущую ковровую подушку, пригнулся и бросился с подушкой на струю.
Как на амбразуру дота, на пулемётную очередь.
Он прижал подушку к трубе, навалился на неё, и струя исчезла — вода просто стала литься на пол.
Лёшка сразу стал мокрый и закричал:
— Уф, горячо! Вёдра тащите, — кричит, — тазы, кастрюли. Всё сюда тащите, а то будет потоп.
А пол уже здорово залило водой. Девчонки принесли из ванной два эмалированных таза, и они очень быстро наполнились.
Мишка Хитров и мальчишка-сосед их выносили и выливали прямо в ванну.