Так они и шли все выше и выше на головокружительные высоты по узкой тропке: с одной стороны — каменная стена с острозубыми над нею кряжами, с другой — бездонная, необъятная, беспредельная пустота.
Луна совсем скрылась за этим скверным туманом, и Мило, ухватившись за хвост Тактика, проговорил:
— Я почти ничего не вижу. Может быть, утра подождем?
— Под дождем, не под дождем — все равно вам каюк, — послышалось в ответ откуда-то сверху, а затем раздался отвратительный кашляющий смех, как будто кто-то подавился рыбьей костью.
На одном из скользких камней, почти слившись с ним, сидела большая, взъерошенная и ужасно чумазая птица — больше всего она походила на старую половую тряпку. Однако клюв у нее был весьма внушительный и острый, а единственный открытый глаз глядел пристально и недобро.
— Кажется, вы не поняли, — робко пояснил Мило. — Мы всего лишь хотим провести где-нибудь ночь.
— Этим вы никого не проведете, — прокудахтала птица и вновь захохотала.
— Да нет же! Нам бы только денек… — начал Мило.
— Денег? — перебила его птица. — Ишь ты — у самого нет ни гроша, а туда же.
— Да что ж это такое, — взвыл Мило, — я сейчас запл
— Постой! Куда ты? — кричал Мило, у которого успело-таки накопиться немало вопросов.
— Сам ты кудлатый! — прокричала птица и растворилась во мгле.
Двинулись дальше. Спустя какое-то время Мило заметил:
— Она все равно нам не помогла бы.
— Именно поэтому я и шуганул ее, — вскричал Ляпсус, геройски размахивая тростью. — А подать сюда демонов, да поскорее!
— Будут вам демоны, да скорее, чем вы думаете, — ответил Тактик, оглянувшись через плечо на жучилу, который тут же сник и затрепетал.
А тропа вела их все выше и выше.
Наконец выбрались на перевал высокого хребта — только затем, чтобы увидеть впереди другой, еще выше первого, а за ним — еще и еще хребты, гребни которых тонули в клубящейся тьме.
На перевале тропа расширилась и выровнялась, а впереди — впереди, прислонясь спиной к мертвому дереву, стоял элегантный джентльмен в безупречном костюме, белоснежной, отглаженной сорочке, при галстуке и в начищенных до блеска штиблетах, с чистыми-чистыми ногтями, в хорошенько вычищенной шляпе и с чистейшей белизны платочком в нагрудном кармане. И лицом он тоже был чист. Настолько чист, что не имел ни носа, ни рта, ни глаз.
— Здравствуй, мальчик, — сказал он, дружески пожав Мило руку.
— Ну, а ты как поживаешь, верный пес? — И он дружески похлопал Тактика по спине.
— Вы сегодня необыкновенно элегантны! — отвесил он комплимент довольному Ляпсусу, приподняв шляпу. — Рад вас всех видеть!
«Какая приятная неожиданность, — подумали все, — встретить такого приятного человека, да еще в таком неприятном месте!»
— Простите, не могли бы вы уделить мне немного времени? — учтиво продолжил тот. — Мне требуется помощь кое в каких делах.
— Почему бы и нет? С удовольствием! — бодро ответствовал Ляпсус.
— Мы готовы, — добавил Мило, у которого лишь на мгновенье мелькнул вопрос: как может столь приятная личность быть настолько безликой?
— Прекрасно, — обрадовался джентльмен, — у меня как раз три проблемы. Во-первых, мне хотелось бы перенести этот песочек, — и он указал на огромную кучу великолепного мелкого песка, — с этого места на вон то. Но, к сожалению, у меня не имеется иного инструмента, кроме… — И он подал Мило малюсенький пинцетик.
Мило тут же принялся по зернышку переносить песок с одного места на другое.
— Во-вторых, мне хотелось бы осушить вот этот колодец и наполнить вон тот, только вот воду набирать мне нечем, кроме как этой глазной пипеткой. — Он сунул пипетку Тактику в зубы.
Часовой пес немедленно принялся переносить воду по капле из колодца в колодец.
— И последнее: нужно пробить ход в этой скале с помощью вот этой иголки.
Ляпсус рьяно принялся корябать иголкой гранит.
Работа закипела, а джентльмен, приятный во всех отношениях, вернулся к дереву, прислонился к нему и вновь уставил рассеянный взгляд на тропу. Между тем Мило, Тактик и Ляпсус трудились и трудились — час за часом, час за часом, час за часом, час за часом, час за часом, час за часом, час за часом, час за часом, час за часом, час за часом, час за часом, час за часом…
Глава 17
Неприятная компания
Ляпсус что-то весело насвистывал — ему всегда правилась работа, не требующая размышлений. За день он проковырял в скале дырку, куда целиком мог засунуть свой большой палец. Тактик с пипеткой в зубах упорно ходил туда и обратно, но воды в полном колодце не убавилось, а в пустом почти не прибыло. А уж новую кучу песка, которую наносил Мило, нельзя было назвать даже кучкой.
— Странное дело, — сказал Мило, ни на мгновенье не отрываясь от дела, — тружусь, тружусь, а ничуть не устал и есть совсем не хочется. Так можно работать до бесконечности.
— Не исключено, что так оно и будет, — зевнул в ответ джентльмен (во всяком случае, по звуку это подозрительно напоминало зевок).
— Послушай, — шепнул Мило Тактику, проходившему мимо, — как бы нам узнать, надолго ли это?
— А на что тебе дан волшебный карандаш? Возьми и узнай, — проворчал Тактик настолько внятно, насколько мог с пипеткой в зубах.
Мило вынул из кармашка сияющий карандаш и быстренько подсчитал, что на все про все им потребуется восемьсот тридцать семь лет.
— Прошу прощения, — он подергал джентльмена за рукав и показал листок с вычислениями, — на эту работу нужно потратить восемьсот тридцать семь лет.
— Вот как? — проговорил тот, даже не повернув головы. — Тем более не следует отвлекаться.
— Мне кажется, это не слишком разумная трата времени, — заметил Мило.
— При чем тут РАЗУМ! — негодующе вскричал джентльмен.
— Я хотел сказать, что это дело не слишком важное, — попытался вежливо объяснить Мило.
— Абсолютно не важное, — сердито фыркнул безликий. — Разве я стал бы просить вас о чем-нибудь другом?
Теперь, когда он вновь повернулся к ним, он уже не казался таким приятным.
— Чего же ради работаем-то? — рявкнул Тактик, и будильник его вдруг зазвенел.
— Того ради, мои юные друзья, — прошипел безликий голосом весьма противным, — что нет ничего важнее, чем потратить время на всякие пустяки. Если у вас накопится их достаточно и вы займетесь ими, то никогда не дойдете туда, куда направляетесь, — и он злодейски расхохотался.
— Так вы, значит, и есть… — догадался Мило.
— Именно! — возопил безликий торжествующе. — Я — Пошлый Примитив, Бес Пощадный, Бес Смысленный и Бес Полезный, пожиратель сил, потраченных впустую, я — исчадье привычки.
Ляпсус, выронив иглу, воззрился на джентльмена, не веря своим ушам, а Мило и Тактик начали медленно пятиться.
— Стоять! Ни с места! — приказал бес. — Вам предстоит немало новых дел, да еще не меньше восьмисот лет понадобится на завершение этого, начатого.
— Кому это нужно, заниматься пустяками? — спросил Мило и тут же вспомнил, сколько времени сам тратил на них ежедневно.
— А ты подумай, от каких забот они могут тебя оградить, — ответил джентльмен, и пустое лицо его как будто исказилось недоброй усмешкой (если только может исказиться то, чего нет). — Занявшись простым и пустяшным, ты даже думать забудешь о важном, но трудном. На это у тебя не останется времени. Потому что всегда найдется уйма всяких дел, кроме тех, которые необходимо сделать. И если бы не твой клятый карандаш, ты бы и не заметил, как пролетело время.
Так шептал он голосом ласковым и лживым, а сам, вытянув руки, приближался к ним на цыпочках шажок за шажком.
— Идите ко мне, не покидайте меня. Давайте вместе повеселимся. Ах, сколько мы пересыплем из пустого в порожнее! Сколько воды переносим ситом! От скольких дел мы не будем бегать и сколько не делать! А кроме того, можно чинить карандаши, ковырять дырки, распрямлять гвозди, стричь купоны и много, много чего еще. Повремените-ка тут немного, и вам никогда, никогда больше не придется думать, потому что вы, попривыкнув, сами станете исчадьями привычки.
Баюкающий голос сковал их по рукам и йогам, но в тот миг, когда холеные пальцы беса уже потянулись к ним, раздался голос:
— БЕГИТЕ! БЕГИТЕ!
Мило подумал, что это кричит Тактик, и, увернувшись, бросился прочь.
— БЕГИТЕ! БЕГИТЕ!
Тактик, подумав, что это кричит Мило, прыгнул следом.
— БЕГИТЕ! БЕГИТЕ!
Теперь уж и Ляпсус, ничего не подумав, припустился, а за ним по пятам — Пошлый Примитив.
— Сюда! Сюда! — звал кто-то, и они бежали на голос, карабкаясь по скользкой каменной осыпи, которая с каждым их шагом вперед оползала на шаг назад. С великим трудом, и только благодаря четырем лапам Тактика, они взобрались на гребень следующего хребта, всего на шаг-два опередив разъяренного Примитива.
— Сюда! Сюда! — звал голос, и без всяких колебаний они вошли в лужу липкой грязи сперва по лодыжки, потом по колено, по пояс и в конце концов забарахтались, погрузившись по грудь в маслянистую жижу.
Бес же, взобравшись на груду булыжников (которые, между прочим, требовалось пересчитать), дальше, в топь, не полез, но, стоя на краю, потрясал кулаками, выкрикивал страшные проклятья, обещая призвать на их головы всех демонов Пустопорожни.
— Отвратительный тип, — проговорил Мило, с трудом передвигая ноги. — Надеюсь, я больше никогда с ним не встречусь.
— Похоже, он за нами и не гонится, — заметил жучило, оглядываясь через плечо.
— Этот уже позади, — заметил Тактик, выбравшись из топи, — а я хотел бы знать, что нас ждет впереди.
— Идите прямо-прямо! Никуда не сворачивайте! — посоветовал голос, когда они осторожно двинулись по новой тропе.
— Быстрее! Быстрее! Вверх! Вверх! — опять раздался голос, и не успели они оглянуться, как земля под их ногами расступилась, и все трое рухнули в глубокую темную яму.
— Вот тебе и «вверх», — посетовал Мило, растянувшись на дне.
— Ха-ха, — радостно отозвался голос, — а куда ты думал попасть, доверившись мне?
— Нам отсюда вовек не выбраться, — простонал Ляпсус, глядя на отвесные гладкие стены.
— Вот это верно замечено, — ехидно ответил голос.
— Зачем же вы нам помогли? — рассердился Мило.
— То же самое я сделал бы для любого, — воскликнул тот. — Я — мастер дурных советов. Посмотрите-ка на меня повнимательней: я носатый-глазастый-волосатый-зубастый-плечистый-рукастый-ушастый-головастый-коренастый и самый ужасный — по правде говоря, в наших диких местах не сыщешь исчадья Тьмы ужасней меня. Теперь вы — мои и никуда не денетесь! — И он, склонившись над краем ямы, окинул кровожадным глазом беспомощных пленников.
Тактик с Ляпсусом съежились под демоническим взглядом, но Мило (который уже знал, что не всяк таков, каким представляется) достал подзорную трубу, раздвинул и посмотрел в нее. И там, в круглом глазке, увидел совсем не то, чего ждал: на краю ямы стояло маленькое пушистое существо с испуганными глазами и робкой улыбкой.
— Эй, да ты ведь вовсе не носатый-глазастый-волосатый-зубастый-плечистый-рукастый-ушастый-головастый-коренастый и совсем не ужасный, — возмутился он. — А ну-ка, отвечай, ты демон — чего?
Ошеломленное разоблачением, существо, отпрянув от края ямы, исчезло из поля зрения и захныкало:
— Я — демон Лицемерия: думаю не то, что говорю, говорю не то, что делаю, и представляюсь не тем, кто я есть. Все-все, кто верил мне, заблуждались и попадались, а ты со своим кошмарным телескопом все мне испортил. Так что я пошел домой!
И, плача навзрыд от ярости, демон бросился прочь.
— Очень удобная штука, когда нужно посмотреть правде в глаза, — заметил Мило, пряча подзорную трубу.
— Осталось только выбраться отсюда, — рявкнул часовой пес и, став на задние лапы, передними оперся о стену. — Давайте-ка лезьте на меня.
Мило встал на собачьи плечи, Ляпсус взобрался Мило на голову, но сумел лишь рукояткой трости дотянуться до корня старого кривого дерева. Так он и висел, причитая, но накрепко повиснув на трости, пока остальные двое не взлезли по нему наверх и не вытянули его самого, потрясенного и чуть живого.
— С вашего позволения, — сказал он, придя в себя, — теперь я пойду первым. Следуйте за мной, и с вами ничего не случится!
Он пошел по одной из пяти узких каменных гряд, ведущих к неровному, изрытому оврагами плато. Они добрались до него и остановились передохнуть и посоветоваться, но в этот момент гора вдруг жутко зашевелилась, и не успели они понять, что происходит, как плато, накренившись, взмыло вместе с ними на воздух. А все дело в том, что они случайно наступили на любимую мозоль на ладони Студенистого Великана.
— ЭТО ЧТО ТАКОЕ? — взревел он, с любопытством разглядывая собственную ладонь и крошечные фигурки на ней. При этом он еще и облизывался.
Роста он был неимоверного, даже когда сидел. Он был ужасно пучеглазый, с длинными грязными нечесаными патлами и совершенно невыразимой фигурой. Потому что больше всего он походил на студень, который сначала остудили, потом разогрели, а потом опять остудили.
— КТО ЭТО МЕНЯ РАЗБУДИЛ? — взревел он еще пуще, и вся троица, сбитая с ног его жарким дыханием, покатилась по ладони.