— Потом я вас не найду.
— Это да, — самодовольно подтвердил бомж. — Широкий человек Витя Галенкин: начнет гулять и сам не знает, где окажется. Витя Галенкин — это я, — объяснил он, хотя и так было ясно. — А ты, может, из дома мне вынесешь для поправки здоровья?
— Вынесу, — пообещала Маша. — Бегом побегу! Только вы уж идите к забору. Придете, а я уже там с водкой. Обещаете?
— Клянусь репутацией Вити Галенкина! — ударил себя в грудь бомж.
Маша бросилась к дому Сергейчика. Конечно, репутация Вити Галенкина — вещь серьезная. Но больше надежд у нее было на то, что бомж не успеет продать рюкзак кому-нибудь еще.
В квартире была только Кэтрин.
— Папа еще ходит по подъездам, а мама побежала колбасу покупать на стрельбы, — доложила она.
Слушая вполуха, Маша носилась по кухне. Завернула два блина с селедкой, нашла в холодильнике бутылку водки, из которой Сергейчик с Дедом едва пригубили, отлила половину в чашку, чтобы бомж не напился сразу… Кэтрин умолкла. А Маша, разыскав непрозрачный пакет, сунула туда бутылку и закуску.
— Ты куда?! — ужаснулась Кэтрин.
— По дороге расскажу. Тащи фонарик. А фотоаппарат у вас есть?
— Тебе какой, "мыльницу" или "Полароид"?
— Давай "Полароид", — обрадовалась Маша. — Сколько там кадров?
— Штук пять осталось.
— Давай! — Маша повесила сумку на плечо. Эдик путался под ногами. — Его тоже бери. Побежали!
Схватив "Полароид", Маша потащила ничего не понимающую Кэтрин из квартиры. Щенок на поводке кубарем катился за ни ми.
В подъезде Кэтрин спохватилась:
— Я в тапочках! Надо вернуться!
— Ничего, здесь недалеко!
Они перебежали через двор, не давая щенку задрать ламу, и выскочили в Тихий тупик. Бомжа не было!
— Зачем ты меня сюда притащила?! — начала заводиться Кэтрин.
— Сейчас, сейчас… — Маша оглядывалась. — Вон он!
Вприпрыжку поспевая за какой-то женщиной, Витя Галенкин протягивал ей рюкзак. До места встречи у забора бомж не дотянул ста шагов. Женщина остановилась и полезла в сумку — за кошельком, конечно. Еще несколько секунд, и рюкзак перешел бы к ней!
— Папочка! — во все горло завопила Маша. — Не продавай! С чем я в школу пойду?! Женщина, не покупайте у него! Папа! А вот что я достала!
Бессвязно крича и размахивая бутылкой, она бежала к Вите и его покупательнице. Бомж все еще пытался всучить женщине рюкзак. Он мотал головой и разводил руками, видно, доказывая, что Маша ему не дочь.
— Папочка! Папуля, за что?! — добавила слезы Маша. За ней бежали Кэтрин и очень довольный игрой Эдик.
Скорее всего, он и решил дело. При виде пса с черной оскаленной мордой женщина стала резво уходить.
Бомж дернулся за ней, но Маша подскочила и вцепилась в его шершавую руку.
— Ты чего?! — взвыл Витя, напуганный то ли псом, то ли появлением "дочки". — Какой я тебе папа!
— Конечно, — сказала Маша, — какой ты мне папа! И сунула ему бутылку.
— "Парламент"! — сразу же успокоился Витя. — Знаем. Но до сих пор не пили.
Сунул горлышко в бороду, запрокинул голову и в два глотка исправил свое упущение.
— Закусывайте, — Маша сунула ему пакет с блинами.
— Блины! Домашние! — растрогался бомж. — Год не ел, честное слово! С селедочкой! Доченька!
— Но-но! Без фамильярностей! — Маша отодвинулась, боясь, как бы пахучий Витя не полез целоваться от полноты чувств.
У Кэтрин было отсутствующее выражение лица, означавшее: "Я ничего не понимаю и уже не надеюсь понять. Но кто-то определенно спятил с ума!"
Маша сунула Кэтрин "Полароид" и встала рядом с бомжем, который увлеченно заглатывал блины:
— Щелкни нас.
Кэтрин покрутила пальцем у виска, но щелкнула. Визжа моторчиком, "Полароид" выплюнул готовую карточку.
— Ух ты! — потянулся к ней Витя. — Подаришь?
— Потом, — сказала Маша. — За рюкзак мыв расчете?
— Эх, пропадай моя телега! В расчете. Цени Витю Галенкина: за полбутылки уступил, а тетка обещалась дать на две!
— Будет и на две. — Маша отдала Кэтрин рюкзак, а фотоаппарат взяла и повесила на шею. — Я иду в подвал вот с ним. Если через час не вернусь…
— Вернешься, — заверил бомж, — кто тебя тронет, когда ты с Витей Галенкиным?! Витю весь микрорайон знает.
— Вот я и говорю: я иду в подвал с Витей Галенкиным, и если Витя Галенкин через час не доставит меня на это место, неси его фотку в милицию!
До бомжа дошло, для чего сделана фотокарточка:
— Э, мы так не договаривались!
— А чего ты боишься? — сказала Маша. — Репутация Вити Галенкина тверже гороха. Вернемся, и я тебе эту фотку подарю на память.
— Ну, если подаришь, тогда пошли, — подобрел Витя.
— Я тебя никуда не отпущу! Ты мне объяснишь, в чем дело, или нет?! — закричала Кэтрин.
— Рюкзак Витя нашел в подвале этого дома, — сказала Маша. — Думаю, он связан… — Она покосилась на бомжа: кто знает, не ходит л и он в подручных у вора. — …Сама понимаешь, с кем. Я хочу там поискать.
— Я с тобой! — решительно сказала Кэтрин.
— Тебе нельзя, у тебя фотка — это моя страховка.
— Тогда я хотя бы здесь постою.
— "Из полей доносится: "Налей!" — заплетающимся ком вставил Витя Галенкин.
— Кэт, иди домой! — взмолилась Маша. — Вы с Эдькой ничем не поможете. Лучше дождись пану или Деда — кто первый придет. — и бегите сюда.
— Ладно, — согласилась Кэтрин. — Я быстро! Сейчас папу разыщу. Я знаю, в какой подъезд он пошел! — крикнула она, уже убегая.
А Маша с Витей пошли к заброшенному дому. Бомж заметно тормозил. Сильно пьющим людям нужно немного, чтобы напиться до потери сознания. Маша боялась, что вот-вот он рухнет и уснет. Однако Витя был парень-кремень и решительно доволокся до забора.
— Тебя подсалить? — галантно предложил бомж.
— Вот уж не надо, вы сами залезьте.
Витя долго прыгал и не допрыгивал. Воняло от него за пять шагов. Маша ждала, оттягивая момент, когда придется подсаживать бомжа. Но, к его мужской чести, Витя изловчился и сумел зацепиться за верхушку забора. После ш>го он стал скрести по доскам носками стоптанных ботинок.
— Я так сколько хочешь смогу провисеть, — похвастался Витя. — Рука — железо! Дамская сталь! Греческие орехи двумя пальцами щелкаю!
Маша огляделась, ища, что бы подставить ему под ноги. Ничего подходящего не было. Пришлось бежать за угол, оставив ненадежного Витю одного. Там она разыскала ящик.
Когда Маша вернулась, бомж еще висел на заборе. И похрапывал. Спит, что ли?!
— Я здесь. — Она подсунула ящик.
— Это же совсем другое дело! — обрадовался Витя. Наступил на ящик, подтянулся, перевесился и рухнул головой вниз!
Было слышно, как он со стеклянным звоном шмякнулся по ту сторону забора. Потом настала тишина. "Убила!" — ужаснулась Маша. Беспомощного, засыпающего на ходу человека заставила лезть через этот дурацкий забор! А он…
Витя отчетливо всхрапнул и вдруг завопил, с натугой выводя каждый звук:
Там, на тонких розовых кустах, В зарослях черемухи душистой Соловей российский, славный птах, Начинает песнь свою со свистом!
Маша вздохнула по своему единственному платью и полезла через забор.
Глава XV
В КОМПАНИИ С БОМЖЕМ
Земля по ту сторону забора была усыпана всем, что смогли докинуть прохожие. Срубленные наискось пеньки от кустов торчали как пики. Среди мусора лежал целехонький Витя Галенкин. Один пенек-пика прорвал бок его женского пальто.
Сидя на заборе, Маша высматривала, куда спрыгнуть. Бомж тем временем исполнил куплет про соловья и завел "Ой, мороз, мороз, не морозь меня!". У Маши было муторно на душе. Сейчас ей стало видно то, что скрывал забор: среди забитых досками окон первого этажа — одно черное, без досок и без стекол. В него и влез ночью водитель бордового "жигуленка". А утром выбрался, шатаясь, потеряв свой рюкзак. Теперь в это окно полезет Маша с ненадежным, а то и опасным Витей Галенкиным…
— "Напою жену, накормлю коня!" — вопил бомж. Маша спрыгнула, прижимая подол руками.
— Мы петь будем или пойдем?
— Песня в пути не помеха! — Витя поднялся на четвереньки, на колени и встал, шатаясь. — Штормит! — объявил он с удовольствием, как старый морской волк. — "А волны и стонут, и плачут"… Эх, красавица, встретить бы тебя лет пятнадцать назад, когда Витя Галенкин служил на дважды Краснознаменном Балтийском флоте!
Выписывая кренделя шаткими ногами, Витя пошел к разбитому окну. С каждым шагом его веселое настроение улетучивалось.
— Где ты была пятнадцать лет назад, я тебя спрашиваю?! — Бомж попытался ткнуть Машу в грудь серым от грязи пальцем, промахнулся и стал падать. Маша не помогала. Восстановив равновесие, бомж повторил, на этот раз печально: — Ну, где, где ты была?
— Меня еще на свете не было, — ответила Маша.
— Все так говорят. Никого не было, я один за всех отдувался! Не было ни земли, ни неба, ни тьмы, ни света, и только я носился… Гордый…
Лишь волны морские прославят одни
Геройскую гибель "Варяга"!
Маша не понимала, в самом ли деле Витя уже ничего не соображает или только куражится. Скорее бы пришел Сергейчик, а еще лучше — Дед!
Бомж без заминки нырнул в окно, а Маша задержалась, осматривая раму. Еще, чего доброго, попадется осколочек стекла — и прощайте, вторые за день колготки… Нет, все чисто. В окно столько лазили, что протерли дорожку на подоконнике.
— Ты чего? Греби сюда, — поторопил Витя Галенкин. По локоть запустив руку в прорванный карман, он копался за подкладкой пальто. Вынул свечной огарок и стал искать зажигалку или спички.
— У меня фонарик, — сказала Маша, влезая в окно.
— Ну так пошли!
Идти оказалось недалеко: с кухни в коридор, потом в прихожую; вышли из квартиры, спустились к заколоченной двери подъезда. Витя Галенкин был вдвое трезвее и впятеро серьезнее, чем полминуты назад. Боится, что ли? И петь перестал, славный птах…
Бомж зашел под лестницу, показал:
— Здесь он и валялся. Ну, давай деньги!
— Погоди. — Маша посветила фонариком. В углу, где лестница под наклоном сходилась с полом, остались четкие следы в пыли: две подошвы, овал и отпечаток ладони. Человек сидел, забившись в самое узкое место, подтянув колени к груди. А после оперся ладонью, встал и ушел. Или скорее убежал, раз не вспомнил о своем рюкзаке.
— Где лежал рюкзак? — переспросила Маша.
— Да вот где я стою, — Витя Галенкин ткнул пальцем себе под ноги.
Отпечаток в пыли он затоптал, и оставалось полагаться на Витину репутацию. Если верить бомжу, то рюкзак лежал в пяти шагах от места, где прятался человек.
Маша щелкнула "Полароидом" отпечатки подошв и ладони, отошла и общим планом сняла все пространство под лестницей. Еще одна лестница в четыре ступеньки вела к двери в подвал.
— Ты платить будешь? — зло спросил Витя, щуря ослепшие от фотовспышки глаза.
— Буду, буду. Выпить не терпится? — огрызнулась Маша.
— А хоть бы и выпить. Обещала на бутылку — гони монету!
— Еще минуточку! — Маша не собиралась обманывать бомжа. Но ведь он ждать не станет, а как только получит деньги, зажжет свою свечку и уйдет.
Торопясь, она сфотографировала дверь в подвал. Освещенная вспышкой плиточная мозаика на полу показалась необычно яркой. Не понимая, в чем дело. Маша посветила фонариком. Плитки на полу не истерлись, потому что здесь мало ходили. Недавно по ним проволокли какой-то мешок, собравший на себя всю пыль, и пол засверкал как новенький.
Присев на корточки и низко держа фонарик. Маша стала обследовать плитку за плиткой. Бурое пятнышко, затертое ногой… И еще одно… Кровь! Теперь ясно, какой "мешок" тащили не то в подвал, не то из подвала.
— Я ухожу! — решительно объявил Витя, роясь за подкладкой пальто. Сейчас найдет свой огарок…
— Тогда денег не получишь! — отрезала Маша. — Мы договаривались, что ты меня доставишь к забору.
— Испугала! Думаешь, Витя Галенкин себе на бутылку не наскребет? У меня еще ложечки.
— Какие ложечки?
Сжав губы так, что рта не стало видно в бороде, Витя копался за подкладкой. Было ясно, что рядом с Машей его держит только свет фонарика.
— Какие ложечки? — Повторила Маша. — Ты меня боишься, что ли?
— Чего мне бояться, стану я тебя бояться, — забормочи бомж. — У Вити Галенкина все по-честному: покупала рюкзак и получила рюкзак. А только в нем, в рюкзаке, были еще ложечки.
— Серебряные? — догадалась Маша. — Покажи!
Почувствовав ее интерес, бомж сразу начал командовать:
— Идем на улицу, там покажу. Шагай, а то у меня времени нет с тобой чикаться!
— А ложечки, может, ворованные… — Маша тянула время, торопясь все рассмотреть. Вот еще одно затертое пятнышко крови, хвостатое, как головастик. По направлению хвостика видно, что человека тащили из подвала.
— А мне какое дело? Я эти ложечки нашел — и все.
— Это ты в милиции скажешь.
Бомж сбросил с себя пальто. "Драться хочет!" — испугалась Маша. Но нет, Витя Галенкин искал свечку. Он встряхнул пальто так, что все набитое за подкладку барахло собралось в один угол. Пола пальто раздулась, как наволочка небольшой подушки. Витя запустил руку в дырявый карман. Сейчас найдет свечку… "Он пойдет, и я за ним", — решила Маша.
Поиски в заброшенном доме не дали ответа на главный вопрос: связан ли водитель бордового "жигуленка" с кражами во дворе. Наоборот, вопросов стало еще больше. От кого он прятался под лестницей? Почему, убегая, не просто забыл рюкзак, а отбросил его в угол, как будто хотел избавиться от чего-то опасного… Да от ложечек, подумала Маша. Если водитель бордового "жигуленка" — вор и убегал от погони, то, конечно, первым делом избавился от ворованных ложечек… Нет, не может он быть вором! Алиби у него жуткое, зато бесспорное: когда вор залез в кабинет Сергейчика, водителя выпиливали из сплющенной машины…
— Я ж на кухне свечку оставил! — вспомнил Витя. — А ну, дай-ка фонарик.
Бомж сказал это безразлично, как будто семечек просил. А сам боком скользнул в сторону, закрывая Маше выход из-под лестницы. На улице, среди людей, он был жалкий, всех боящийся и никому не нужный. А здесь перед Машей стоял еще крепкий человек без паспорта и без дома. Такой сделает с тобой все, что взбредет в мутную от водки голову, и пропадет. Кто знает, где он вынырнет, в Петербурге или в Туле, кем назовется, Витей Галенкиным или Петей Пупкиным?.. Оставленная у Кэтрин фотокарточка бомжа больше не казалась Маше надежной страховкой.
— Ну ты чё? Фонарик, говорю, дай! — с напором по-5овал бомж и шагнул к ней.