И в самом деле, то звучал голос божественного певца. Потому что едва первый луч солнца коснулся синих риз морской богини Амфитриды, Орфей там, на носу корабля, положил пальцы на струны золотой кифары.
В тот же миг, как заворожённые, замерли герои-аргонавты, подняв из воды вёсла. Тяжёлые капли влаги перестали падать с них в море: они застыли на весу, чтобы слушать Орфея. Лёгкий ветер не налегал больше на парус: он боялся звоном снастей помешать дивному Орфею. За кормой подняли плавники бесчисленные пёстрые рыбы, появились скользкие, точно из густого чёрного масла вылитые, дельфины. Как заворожённые, плыли они в пенистых струях и не хотели свернуть в сторону, потому что их околдовал своим пением певец всех певцов — Орфей…
Сладко нам вечное море ударами вёсел тревожить.
Хоть нелегко покидать ближних на милой земле!
Манит отважного призрак далёкой, неведомой славы,
Только трусливого мир тайнами смерти страшит!..
Ройте ж могучими вёслами синюю гладь, аргонавты!
Множество гордых вослед вашим путям поплывёт:
Люди в туманную даль никогда не устанут пускаться,
Как за руном золотым, за золотою мечтой!
Так начался великий поход аргонавтов.
АРГОНАВТЫ У КИЗИКА
Удалившись от знакомых берегов, корабль «Арго» много дней разрезал волны спокойной Пропонтиды, того моря, которое сейчас люди зовут Мраморным.
Наступило уже новолуние, и ночи стали чёрными, как вар, которым смолят корабельные борта, когда зоркий Линкей первый указал товарищам на возвышающуюся впереди гору. Скоро забрезжил в тумане низкий берег, показались рыбачьи сети на берегу, городок у входа в бухту. Решив отдохнуть на пути, Тифий направил судно к городу, и немного спустя аргонавты стояли на твёрдой земле.
Из города бежали навстречу им люди. Здесь жили долионы, народ любимый Посейдоном, богом морей. Юный царь Кизик правил этой страной, охраняя своих подданных от великого страха.
Дело в том, что у самого города поднималась высокая гора, покрытая дремучим лесом. В ущельях этой горы обитали ужасные шестирукие великаны. Нелегко было жить в мире с такими соседями. Только помощь морских богов спасала от их ярости несчастных долионов.
Царь Кизик радушно встретил славных гостей. До глубокой ночи длился пир в веселых покоях дворца при свете многочисленных факелов. Весело гремели струны певцов-рапсодов; музыканты дули в трубы, сделанные из морских раковин. Но поминутно стражи вглядывались в ночную мглу, опасаясь набега шестируких. И аргонавты, качая головами, жалели вечно тревожных долионов.
Утром в тумане «Арго» уже отплывал от гостеприимного берега. Но не успел ещё Тифий в первый раз налечь на верное кормило, как вдруг на ближнем мысу послышался дикий рёв: разводя одними руками верхушки деревьев, подхватывая другими целые скалы с земли, бежали по склону горы вниз многорукие чудовища. Со злобными воплями они начали метать обломки камней в море, стремясь закрыть ими выход из бухты. И «Арго» повернул назад к земле.
Тотчас же поднялся над склонёнными к вёслам гребцами могучий Геракл. Схватив свой верный лук, он осыпал шестируких дождём метких стрел. С воплями упали некоторые из них на прибрежный песок, когда, издав победный клич, аргонавты спрыгнули на берег.
Прикрывшись окованными медью щитами, сверкая бронзовыми наконечниками копий, плечо к плечу пошли они на неуклюжих, хотя и могучих врагов. Братья же Бореады, Калаид и Зет, взлетели ввысь на своих шумных крыльях, чтобы разить шестируких из-за туч. Пыльным облаком окутал место схватки поднятый ногами сражающихся песок. Когда же он рассеялся, на берегу, залитом чёрной кровью великанов, лежали только подобные срубленным ветвистым дубам многорукие тела: сбегались радостные долионы, да, оправляя сбившиеся доспехи, вытирая травой лезвия дротиков, аргонавты беседовали друг с другом о короткой страшной сече.
Немного времени прошло, и, снова сев на дубовые скамьи, налегли пловцы на упругие вёсла. Полуостров Кизика скрылся вдали.
Однако тёмная судьба не сулила на этот раз удачи путникам.
К вечеру, когда семизвёздная Колесница[7] опустилась к самым волнам моря, вдруг переменился ветер. Гонимый им «Арго» побежал вспять, и скоро снова забрезжили в ночной тьме слабые огни недавно покинутого путниками города долионов. В глубоком мраке пристали аргонавты к берегу, но ещё не успели высадиться на землю, как из полной темноты ударило на них неведомое войско. Было так темно, что никто не мог понять, с кем на этот раз пришлось сражаться: то ли избежавшие смерти великаны явились отомстить за погибших братьев, то ли морские разбойники подстерегли в засаде мирных пловцов?
Долго кипела ночная битва. Звенели мечи, сгибались копья. Враг не видел врага и победитель поражённого. Наконец Язон острым копьём случайно пронзил грудь самого яростного противника. Дрогнули ряды неприятелей и, смешавшись, побежали. В это время первые лучи утренней зари окрасили небо над морем, и тотчас раздался стоустый крик горя.
Нет, не с великанами бились в ночи аргонавты! Не вождя разбойников убил Язон! Это жители города долионов во главе с юным царём напали на пришельцев, потому что приняли их за пиратов. Друзья не узнали друзей. Мирные гости пролили кровь своих радушных хозяев.
Язон убил Кизика.
Скорбь обуяла и аргонавтов, и долионов. Пышную тризну справили они совместно над прахом убитых, трое суток оплакивали несчастного юношу царя. А молодая супруга Кизика, дочь Меропа, не перенеся страшного горя, пронзила себе сердце острым мечом.
КАК АРГОНАВТЫ РАССТАЛИСЬ С ВЕЛИКИМ ГЕРАКЛОМ
Всё дальше и дальше уносит крутогрудый «Арго» горсточку плывущих в нём героев.
В тумане проходят мимо него неведомые рыжие, точно львиная шкура, острова. День за днём великий Гелиос-солнце, выходя из морских волн поутру, к вечеру снова опускается в море на своей огнесветной колеснице. День за днём текут волны, убегая за корму, и всё дальше назад уходят берега милой Греции.
Великая скорбь ожидала аргонавтов у берега каменистой Мизии. Незадолго до их прибытия сюда сломалось одно из прочных вёсел корабля. Тотчас двое из путников, Геракл и ещё один воин, отправились в прибрежный лес, чтобы сделать новое весло. Все видели, как они вышли на берег, но, сколько ни ждали их возвращения, обратно никто не пришёл. Бросились искать пропавших, но чуждая земля была пуста и безмолвна. Гнев и отчаяние охватили дружину. Все заметались по берегу, Язон же впал в такое горе, что, опустив голову, сел неподвижно на корме и не проговорил ни слова, даже когда Тифий, видя, что дело безнадёжно, направил судно в открытое море.
Заметив это, друг Геракла Теламон пришёл в ярость.
— Стыд и позор тебе, сын Эсона! — воскликнул он, сжимая кулаки. — Я понял теперь: чёрное сердце твоё полно радости. Все рыдают, а ты молчишь. И неудивительно. Ведь теперь ты избавился от того, кто мог соперничать с тобой в силе и славе. Ты нарочно покинул в беде Геракла. Но если так, — я не спутник тебе. Немедленно возвращайся обратно, Тифий, или я силой заставлю тебя сделать это.
Напрасно уговаривал безумного вещий Мопс, тщетно убеждали братья Бореады. И неизвестно, что случилось бы, если бы внезапно в этот миг из зелёных волн не поднялась со влажным шумом покрытая морской тиной, усеянная ракушками голова водяного бога Главка. Одной рукой Главк остановил стремительный бег судна и, выжимая пену из зелёной бороды, сказал голосом шумным, как рокот прибоя:
— Не тревожьтесь, славные воины! Успокойся и ты, верный друг Геракла Теламон. Сын Зевса не погиб. По воле богов ему назначен иной жребий. Он должен вернуться в Грецию и там на службе у царя Эврисфея совершить двенадцать великих подвигов, слава которых переживёт века. Вы же плывите своим путём. Да пребудет с вами благословение тучегонителя Зевса!
Услыхав такие вести, аргонавты примирились с неизбежным. Теламон, прощённый великим Язоном, сел на своё место. И снова понёсся вдаль стремительный «Арго».
АРГОНАВТЫ ПОСЕЩАЮТ НЕСЧАСТНОГО ФИГЕЯ
Много злоключений ожидало в дороге смелых путников, но из всех им было суждено выходить со славой.
В Вифинии, стране бебриков, задержал их непобедимый кулачный боец, царь Амик, страшный убийца; без жалости и стыда он повергал ударом кулака на землю каждого чужеземца. Вызвал он на бой и этих новых пришельцев, но юный Полидевк, брат Кастора, сын Леды, сразил могучего, проломив ему висок в честной схватке.
Яростная буря однажды носила корабль по волнам и чуть не сокрушила его о скалы, но встал Орфей и божественным пением успокоил бешеные волны.
Наконец Линкей завидел далеко перед собою в лиловатой мгле освещённые солнцем берега Фракии. Мореплаватели двинулись к ним, чтобы, вытащив на берег корабль, осмотреть повреждённое волнами днище, добыть припасов и свежей воды.
Подплыв к берегу, путники разглядели недалеко от воды белый каменный дом. Он был красив и обширен, но печать запустения лежала на нём. Не было видно снующих во дворе рабов, никто не собирал виноградных гроздьев, висящих на лозах, даже тропинка к колодцу заросла от конца до начала колючими травами — остролистом и акантом.
В недоумении приблизились аргонавты к дому. И вот навстречу им вышел, опираясь на посох, слепой старик. Он торопился к гостям, но был так худ и слаб, что еле держался на ногах.
Едва выйдя из дверей, он опустился на траву, окончательно изнемогая.
Люди смелые и благородные всегда с великим почтением и любовью взирают на стариков. Кто знает, может быть, годы назад этот человек, который теперь слабее ребёнка, был великим воином или славным героем? Может быть, спустя немного лет тому, кто теперь молод и могуч, самому понадобится помощь юноши?
Братья Бореады могучими руками бережно подняли с земли несчастного старика.
— Что с тобою, отец многих? — ласково спросил его Язон. — Поведай нам о своём несчастье. Не сумеем ли мы пособить тебе в беде?
— Горе мне, горе, чужестранцы! — плача заговорил тогда старик, и руки его затряслись. — Горе мне, ибо я — Финей, много лет бывший царём Фракии. Великие боги были милостивы ко мне: они открывали мне свои тайны, и я мог предсказывать будущее. Но я совершил великии грех: из жалости я начал предвещать людям и то, что боги хотели скрыть от них навеки. Тогда отец наш Зевс вместе с сыном своим Аполлоном страшно меня покарали. Аполлон ослепил меня. Зевс же повелел ежедневно, как только я сяду за трапезу, прилетать в мой дом страшным гарпиям. Им дозволил он съедать мою пищу всю без остатка. Я знаю, освободить меня от нестерпимых мук голода могут только смелые люди, которые приплывут сюда на корабле «Арго». Среди них будет два сына Борея — суровый Калаид и непоколебимый Зет. Не вы ли это, благородные путники? Если так, то спасите меня!
— Утешься, вещий старец! — ответил ему Язон. — Мы моряки с «Арго», а эти воины, что держат тебя под руки, — Калаид и Зет: ощупай их крылья. Мы накормим и напоим тебя: старость всегда почтенна для нас. Но расскажи нам, кто такие гарпии?
— Дети мои, дети мои! — еле слышно сказал Финей. — Не спрашивайте у меня ничего. Приготовьте пищу, и вы сами увидите, что случится…
Так и сделали аргонавты. В полуразрушенном доме Финея они уставили богатыми яствами длинный стол и уже подвели было к нему злосчастного царя, как вдруг всё вокруг наполнилось шумом и свистом крыльев. Страшные существа с прекрасными головами девушек, но с птичьими туловищами и крыльями, хрипло крича, налетели со всех сторон. От их чёрных с мертвенно-сизым отливом перьев веяло нестерпимым могильным смрадом. Жадные когти их хватали все, что стояло на столе, белые зубы терзали мясо, красные губы прильнули к сосудам. Напрасно пытались отогнать их прочь растерявшиеся аргонавты. Мгновенно покончив своё дело, девы-птицы с хохотом и визгом взвились над домом.
Но час расплаты настал.
Тотчас же следом за гарпиями ринулись в небо Калаид и Зет, дети ветра.
Вот, словно хищные орлы, они несутся вдаль за крикливой стаей. Вот настигают её… Блеснули бронзовые мечи…
В тот же миг, однако, всё вокруг засверкало многоцветным блеском. Красные, синие, зелёные лучи перепутались в небе и отразились на облаках.
Это богиня радуги Ирида примчалась с Олимпа на своих пёстрых крыльях. Она принесла гарпиям повеление Зевса никогда больше не возвращаться к Финею. Муки несчастного кончились.
Мгновенно повернули обратно буйные крылатые Бореады и прилетели во Фракию, в тот дом, где впервые за много лет старец Финей спокойно вкушал приготовленную путниками пищу. Со слезами благодарности на глазах старик прорицатель уже предсказывал Язону многое из того, что ожидало аргонавтов в будущем. Мудрые и вещие советы давал он смелым странникам, а пуще всего заклинал их, прибыв в Колхиду, обратиться с мольбами к златокудрой, рождённой морской пеной богине любви и красоты Афродите.
— Только она одна, — сказал Финей, — властна помочь тебе сын Эсона, в трудном и славном деле твоём!..
Вскоре простились с фракийским царём аргонавты, и снова тёмные волны начали, шипя, рассыпаться перед острым носом «Арго». Старец же долго стоял на берегу, впивая полной грудью чистое дыхание моря, слушая, как постепенно замирают вдали невыразимо прекрасные звуки струн Орфея.
СИМПОЕНАДЫ
День, другой, третий скользил над просторами Пропонтиды белый парус «Арго». К исходу третьего дня услышали герои впереди тяжёлый шум и плеск. То доносился до них как бы гул мощного прибоя, то словно ревела буря или падал в пропасть гигантский водопад, то раздавались короткие страшные удары грома.
Встав во весь рост на носу, сдвинув брови, зорко вглядывался в волны дальнозоркий Линкей. Вдруг, словно увидев нечто небывало страшное, он закрыл глаза руками. Что же открылось ему вдали?
Там впереди, как раз на пути легкокрылого судна, море кипело, бурлило и пенилось. Две огромные скалы возвышались там в тумане, но то были не простые скалы, а плавучие страшные Симплегады. Эти скалы ни минуты не пребывали в покое. Они то отходили одна от другой, и тогда море между ними становилось обманчиво гладким и спокойным. То внезапно страшные утёсы начинали стремиться друг к другу. Всё быстрее и быстрее неслись они, раскачиваясь на яростных волнах, всё сильнее ревела и клокотала пучина вокруг них. Наконец с неистовым грохотом, в облаке водяной пыли, вздымая до неба пенистые космы чёрной воды, они сшибались вместе. Казалось, весь мир содрогается вокруг. Но в этот миг плавучие горы снова начинали удаляться в разные стороны. Страшно было издали глядеть на это чудо; между тем нельзя было проплыть на восток, не пройдя меж ними.
Замедлили аргонавты бег судна и стали держать совет.
— Вспомните, что сказал нам вещий Финей! — заговорили некоторые из них. — Прежде чем пытаться проскользнуть между роковыми утёсами, должно пустить в эту теснину белого голубя, любимую птицу Афродиты. Пролетит голубь — промчится вслед за ним и «Арго». Погибнет крылатый разведчик — лучше выждать тогда иного, благоприятного времени.
Гребцы налегли на тяжёлые весла. Тифий вцепился в кормило, и жилы на лбу у него надулись от тревожного напряжения. Вот Линкей выпустил из клетки серебристо-белого голубка. Снежной пушинкой проскользнула птица в воздухе, ринулась в чёрную бездну между разошедшихся в стороны скал и в тот же самый миг, когда они уже мчались друг на друга, молнией пронеслась меж них. С тяжким грохотом сшиблись утёсы. Но голубь уже опередил их.