Диву даются радисты.
— Какие трофеи?! Откуда?! Какие пулемёты и пушки?! Откуда, скажите, пленные?!
Перехватывают белые передачу Якира:
— Вот так группа Якира! Берегись этой группы. Сторонись этой группы. Грозная очень группа.
Пугают, сбивают с толка передачи Якира белых.
Сообразили радисты:
— Это ж военный приём! Это ж военная хитрость!
С боями пробилась на север группа Якира. Сокрушила заслоны, смела кордоны, пришла к своим.
Встречают свои отважных бойцов.
Идёт впереди Якир.
Молод совсем Якир.
Двадцать два года всего Якиру.
КОТОВСКИЙ
В группе Якира была бригада, которой командовал Григорий Котовский.
Многое бывало в жизни и боевых делах комбрига Григория Ивановича Котовского. Из царских тюрем бежал. Из ссылок. Даже военным судом был приговорён к смертной казни через повешение. Но такого… Нет, не случалось такого с ним.
Многое бывало в жизни Котовского. Скрываясь от царских ищеек, выдавал себя за чиновника, за помещика, за священника. Даже одно время с огромной серьгой в левом ухе ходил. Скрывался под видом заморского шкипера. Но такого… Нет, не случалось такого с ним.
— Да разве похож я на белого генерала?! — возмущался Котовский.
А надо сказать, люто ненавидел Котовский белых.
Шла на Житомир тогда бригада. Сложной была обстановка вокруг Житомира. Восточнее Житомира находились войска белых. В самом Житомире и западнее города стояли петлюровцы.
Взяли Житомир красные. Посоветовали командиры Котовскому торжественно вступить в город. Обычно Котовский ездил верхом на коне. А тут уговорили комбрига въехать в Житомир в автомобиле. Был в бригаде автомобиль. Большой. Неуклюжий. С открытым верхом.
Построились котовцы. Впереди автомобиль с Котовским. Тронулись. Вот и входят бойцы в Житомир.
Смотрит Котовский — какая-то делегация спешит навстречу. Человек двадцать. Будет приветствие, понимает Котовский. Приосанился. Саблю перед собой поставил.
Поравнялась делегация с автомобилем. И сразу же в двадцать глоток:
— Ваше превосходительство! Ура вашему превосходительству!
И тут же запели: «Боже, царя храни».
Опешил Котовский. Да тут же, в чём дело, понял. Была перед ним делегация от богачей города. Ждали они белых. Решили — в Житомир вступают белые. Приняли Котовского за белого генерала.
Разбушевался Котовский:
— Ах вы такие, сякие, разэтакие! Меня, красного командира и вдруг с беляком, с генералом спутать!
Успокаивают друзья Котовского:
— Так вид солидный!
— Так взгляд орлиный!
— Автомобиль их спутал. Автомобиль.
Долго не мог успокоиться Котовский. Наконец остыл:
— Подать сюда Орлика!
Подвели к Котовскому любимого его коня. Вспрыгнул лихо Котовский на Орлика. Сабля слева. Маузер справа. Гимнастёрка. Фуражка. Звезда на фуражке красная. Не спутать теперь комбрига. Ясно — верхом на коне Котовский. Ясно любому — в Житомир вступают красные.
ВЛЕТЕЛ И ВЫЛЕТЕЛ
Идёт борьба на Востоке, на Западе, на Украине, идёт и на Крайнем Севере.
Иностранными войсками, захватившими советский Север, командовал английский генерал Пуль.
Любил генерал Пуль переписываться с друзьями. Садился за стол. Брал бумагу. Сообщал друзьям в Англию всё до малейших подробностей.
Сразу же написал, что первым в Мурманский порт пришёл английский крейсер «Глори». Точно указал дату. Было это 6 марта 1918 года. Затем написал про английский крейсер «Кокрен». «Кокрен» прибыл в Мурманск 14 марта. Написал про крейсер «Адмирал Об», который привёз французских солдат. Снова число поставил — 18 марта. Следующее письмо генерал Пуль отправил в мае. Писал про американцев. Мол, приплыли сюда и американские солдаты. Прибыли на крейсере «Олимпия». Было это 24 мая.
Любил точность во всём английский генерал.
— Для истории, для истории, — повторял Пуль.
Стали захватчики продвигаться на юг от Мурманска.
«Взяли Кемь», — строчит генерал очередное письмо на родину.
Действительно, захватили интервенты Кемь. Весь Кольский полуостров в руках у захватчиков.
«Взяли Сороку», — торопится похвастать друзьям генерал Пуль.
Верно, взяли интервенты Сороку. Ещё дальше спустились к югу.
Снова генерал склоняется над бумагой.
«Взяли Онегу», — летит через океан генеральское донесение.
Верно, захватили интервенты город Онегу. Вышли к южной оконечности Белого моря.
Говорят, аппетит во время еды приходит. Вот и у генерала Пуля.
— Петрозаводск возьму, — уверяет Пуль. — До Петрограда, — грозит, дойду.
Не дошёл Пуль до Петрозаводска, до Петрограда. Остановили интервентов советские бойцы.
Продвинулись захватчики до реки Онда. Пуль отправил очередное своё письмо. В конце приписал: «Тороплюсь, идём дальше». Однако дальше не получилось. Застряли захватчики на реке Онда.
Пишет генерал Пуль свои письма, а в них всё Онда да Онда. Всё Онда да Онда. Дальше ни шагу.
Злиться стал генерал. Даже охота письма писать пропала.
Не получилось у генерала Пуля с Петрозаводском и Петроградом. Отозвали его из России.
— Пулей влетел, пулей и вылетел! — смеялись тогда над Пулем.
ПУГОВИЦА
Смотрел Юшка на пуговицу. И так, и этак разглядывал. Пуговица большая, шинельная. Впервые Юшка такую видит. Львиная морда на пуговице. Уставился лев на Юшку. Морду оскалил.
Вот-вот и бросится.
Как же Юшке досталась пуговица?! Жил Юшка Скрябин недалеко от станции Обозёрской. Это километрах в ста пятидесяти на юг от Архангельска. Пришёл под Обозёрскую слух, что город Архангельск захватили чьи-то войска.
— Англичане пришли в Архангельск, — говорили тогда одни.
— Да где ж англичане, когда — французы, — возражали другие.
— Американцев, американцев в Архангельске видели!
Приехал из Архангельска местный мужик Поликарп Нуда. Полезли к нему крестьяне.
Одни:
— Англичане в Архангельске?
— Ага, англичане, — отвечал Поликарп Нуда.
Вторые:
— Французы в Архангельске?
— Ага, французы.
Третьи:
— Американцы в Архангельске?
— Ага, американцы. И итальянцы, — добавил Поликарп Нуда.
— И итальянцы?!
— И итальянцы, — сказал Поликарп Нуда. — И сербы.
— И сербы?!
— И сербы, — сказал Поликарп Нуда. — И финны.
— И финны?!
— И финны, — подтвердил Поликарп Нуда.
Расширяют свою агрессию иностранные капиталисты. Всё новые и новые войска посылают они в Советскую Россию. Захватив Архангельск, интервенты решили идти из Архангельска на Вологду, на Москву.
Недалеко от станции Обозёрской, в тех местах, где жил Юшка Скрябин, и произошло большое сражение с интервентами.
Самого боя Юшка не видел. Однако знает: жаркой была схватка. Не устояли в бою захватчики. Не пустили их дальше Обозёрской красные бойцы. Разбили. Назад отбросили.
После боя и подобрал Юшка Скрябин необычную пуговицу. От шинели английского солдата она оказалась.
Хвастал Юшка своей находкой. Подружкам, друзьям показывал. Лев на английской пуговице. Морду оскалил. Вот-вот и бросится.
— Потерял английский солдат, — объясняет любому Юшка.
Деду Спиридону Захаровичу тоже пуговицу показал.
— Английский солдат потерял, — начинает Юшка.
Покрутил дед в руках пуговицу. На льва посмотрел внимательно.
— Д-да. Потерял… Потерял… Кабы бы пуговицу, — вдруг произнёс старик. — Совесть они потеряли. В чужой дом, как разбойники, Юшка, лезут…
Не знал Юшка — спасся, погиб солдат. Может, унёс из России ноги. Может, оставил в бою здесь не только пуговицу, но и сложил свою голову.
Сохранилась у Юшки пуговица. Смотрит на Юшку державно английский лев. Морду оскалил. Морщится.
ИЗ ДАЛЁКОГО ШТАТА МЭН
Живой американцы народ, общительный.
— Я из Флориды.
— Я из Техаса.
— Я из Канзаса.
— Из Арканзаса.
— Из Каролины.
— Из Колорадо.
— Из Невады.
— Из штата Мэн.
В январе 1919 года на советском Севере завязались упорные бои за Шенкурск. Хоть и не равняй его по размерам с Архангельском, с Мурманском, однако на важном месте стоял Шенкурск. Рвались здесь интервенты на Котлас, на Вятку (теперь это город Киров). Образовался Шенкурский выступ.
Шенкурск и прилегающие к нему сёла захватили американцы.
Места — северные, нелюдные. Морозы стояли трескучие. Доходили без малого до сорока градусов.
Разместились американские солдаты в крестьянских избах. Хороши здесь, надёжны крестьянские избы. Брёвна чуть ли не в три обхвата. Паклей проложены. Просмолены. Проконопачены. Венцы с венцами надёжно схвачены.
Идёт от избы к избе:
— Как там у вас?
— Тепло.
Конечно, тепло. Приятно с мороза в дом. То ли дело — из дома сейчас на улицу.
Самая близкая к Шенкурску деревня называлась Высокая Гора.
— Как там у вас в Высокой Горе?
— Тепло.
— Как там у вас в Шенкурске?
— Тепло.
Конечно, тепло. Приятно с лихого мороза в дом. То ли дело, если вдруг скажут тебе: на улицу!
Расположились американцы в Шенкурске, в соседних сёлах. Замело всё кругом снегами. Морозы в январской силе. Сидят солдаты в избах, в тепле, в уюте. Пережидают морозы. Спокойны захватчики. Кто же в такие снега, в такие морозы к Шенкурску двинется.
Однако Красная Армия шла к Шенкурску. Пришла, обрушивалась неожиданно на интервентов, выбивала на холод из тёплых сёл.
У деревни Высокая Гора разгорелся с интервентами главный бой. Гремели пушки. Взвивалось «ура!» в атаках. Не удержались. Бежали из Высокой Горы захватчики. Вступили наши войска в Шенкурск.
Бежали американцы назад к Архангельску. Однако не все. Меньше ушло, чем прибыло.
Полегли на советской земле захватчики. Спят вечным сном солдаты.
Кто из Флориды.
Кто из Техаса.
Из Канзаса.
Из Арканзаса.
Из Каролины.
Из Колорадо.
Из Невады.
Из далёкого штата Мэн.
Спят вечным сном солдаты. В далёкой стране России их кости в снегах лежат.
«ЖДУ СКОРОГО ОТВЕТА»
Одним из красных командиров, возглавлявших советские войска на Севере, был бывший царский генерал Самойло.
Узнал красноармеец Степан Бессонов, что старший над ними бывший царский генерал, ушам своим не поверил.
— Генерал?
— Генерал, — отвечают Бессонову.
— За Советскую власть?
— За Советскую власть.
— Против буржуев?
— Выходит, против.
— Не может быть, не может быть, — твердил Бессонов. — Царский генерал — и за Советскую власть!
Решил поначалу Бессонов, что шутят над ним товарищи. А когда понял, что это вовсе не шутка, стал возмущаться и бушевать:
— Генерал — и над нами командует! Над красными бойцами! К стенке его! К стенке! Расстрелять!
Потом чуть поостыл.
— Как же так… Как же так… — повторял Бессонов. — Не знает об этом товарищ Ленин.
Владел он немного грамотой. Решил написать письмо в Москву Владимиру Ильичу Ленину. Достал бумагу, перо. Вывел: «Дорогой товарищ Ульянов-Ленин». И далее стал писать о том, что вот, мол, у них здесь, на Северном фронте, пробрался на командную должность классовый враг — бывший царский генерал. «Его бы поставить к стенке, — писал Бессонов, — а он командует целой советской армией». И все от него, от Ульянова-Ленина, про это, видать, скрывают. А он, красноармеец Степан Бессонов, решил открыть товарищу Ульянову-Ленину глаза, потому и пишет. «Жду скорого ответа», закончил письмо Бессонов.
Перечитал Бессонов письмо. Остался доволен. Хотел отправлять, да заминка случилась с конвертом. А пока искал, а затем мастерил конверт, произошло очень важное событие. В Москве состоялся партийный съезд. На съезде обсуждался вопрос о Красной Армии. Выступал Ленин. И вот тут долго затем над этим Бессонов думал — Ленин стал говорить о том, что для того, чтобы побить сильных врагов, нам нужна армия дисциплинированная, хорошо обученная. Что должны мы привлекать в Красную Армию людей, знающих военное дело. Говорил о бывших царских офицерах и генералах. Не спорил Ленин — многие из них оказались среди врагов Советской власти. Но есть и такие, которые готовы служить трудовому народу. Служить искренно, честно. Красная Армия должна привлекать таких людей. Ленин назвал несколько фамилий. В том числе и фамилию генерала Самойло.
Потрясён был Бессонов:
— Выходит, про Самойло известно Ленину…
Думал, думал в ту ночь боец. Потом встал. Вынул своё письмо. Ещё раз пробежал глазами. Незаметно от всех порвал.
Честно служил Советской власти генерал Александр Александрович Самойло. Даже орденом Красного Знамени был награждён. Это под его командованием под Шенкурском одержали наши войска победу.
— Вот видишь, — друзья к Бессонову. — А ты его к стенке, Степан, хотел.
Смущался, краснел Бессонов:
— Было. Так ведь царский, так ведь бывший… Что было, то было. Было, да с талой водой ушло.
ПОДАРОК ЛЕНИНУ
Не любил Владимир Ильич Ленин подарков. Отказывался. А тут принял. Принял и даже благодарил.
Продолжают иностранные захватчики терзать Советскую Россию. Особенно страдали земли, лежащие у берегов Чёрного моря. Раньше здесь бесчинствовали немецкие оккупанты. Теперь в порты Чёрного моря вошли английские и французские корабли. Французские войска захватили Одессу и стали продвигаться на север. Навстречу интервентам выступили красные полки.
Французские солдаты были хорошо вооружены. Пулемёты в войсках, орудия. Танки. Танки новенькие. Марки «Рено».
Ходили красные бойцы в разведку. Вернулись, докладывают:
— Пулемёты у французов, орудия. Танки. Танки новенькие, только что с завода. Марки «Рено».
Были уверены французские захватчики, что неприступны их позиции для Красной Армии.
— Пулемёты у нас, орудия. Танки новенькие. Марки «Рено». Только что с завода. Прибыли для испытаний.
В марте 1919 года севернее Одессы, недалеко от станции Берёзовка, между частями Красной Армии и французскими войсками произошёл бой.
Упорным был бой под Берёзовкой. От станции остались одни развалины.
Собрали красные свои силы в мощный кулак. Ударили, прорвали оборону захватчиков. Взяли Берёзовку, пошли вперёд.
Много трофеев красным в бою досталось. Попали и французские танки. Считают красноармейцы:
— Раз.
— Два.
— Три.
— Четыре.
— Пять.
Раздаются весёлые голоса:
— Новенькие.
— Только что с завода.
— Исправные.
— Марки «Рено».
— Были французские. Теперь наши.
Решили бойцы один из танков послать в подарок Владимиру Ильичу Ленину. Долго не раздумывали. Пригнали танк на станцию. Погрузили на платформу. Загудел паровоз. Поехал трофей в Москву.
Принял подарок Ленин. Благодарил. Письмо специальное даже бойцам направил. Писал в письме о геройстве красных полков, о растущей силе Красной Армии.
Многие из москвичей видели этот танк. В день 1 мая 1919 года его показывали в Москве на Красной площади.
Смотрят в Москве на танк:
— Новенький.
— Марки «Рено».
— С Южного фронта.
— Подарок Ленину.
Покрасовался «Рено» в Москве. Погрелся стальными боками на майском солнце. Поехал опять на фронт. За Советскую власть сражаться.
НЕДОБРАЯ СИЛА
Крестилась бабка Степанида, крестилась. Била земные поклоны, била. Представьте — чертовщина привиделась бабке. Торопилась утром она к соседке. Понадобилась срочно зачем-то соседка бабке. Только на улицу вышла… Как тут! Шёл навстречу ей человек. Вроде солдат. Глянула. Ахнула. Застыла, как суслик на поле, бабка. В женской юбке шагал солдат.
— Привиделось. Сила нечистая! — током прошибло бабку.
Бросилась старая в церковь. Била земные поклоны, била. Свечку богу поставила. Во всех грехах своих трижды покаялась. И в том, что сварлива. И в том, что скупа. И в том, что Фалалейку — своего непутёвого внука нещадно дерёт за ухо.