— У меня кончились гвозди, но я не хочу ждать, пока можно будет съездить в Индепенденс. Построить дом и сделать дверь можно и без гвоздей,— сказал папа.
После завтрака папа запряг в фургон Пэт и Пэтти, взял топор и поехал за бревнами. Лора помогла маме вымыть посуду, а Мэри нянчила Крошку Кэрри. Потом Лора помогала папе делать дверь. Она подавала ему инструменты, а Мэри смотрела, как они работают.
Папа распилил бревна на куски: одни — такой длины, какой должна быть дверь, другие —— покороче, для поперечин. Потом взял топор, расколол эти куски и гладко их обтесал. Получились доски. Длинные доски он уложил на землю, а короткие поместил сверху поперек длинных. Потом просверлил сверлом дырки в поперечных и продольных досках и вместо гвоздя плотно забил в каждую дырку деревянную шпильку.
Получилась крепкая дубовая дверь.
Потом папа вырезал три кожаных ремня для петель. Одна петля будет в верхней части двери, вторая — в нижней, а третья — посередине.
Сначала папа прикрепил петли к двери. Он положил на дверь кусок дерева и просверлил дырку в нем и в двери. Потом обернул деревяшку ремнем и вырезал ножом круглые отверстия на обоих концах ремня. Затем снова положил обернутую ремнем деревяшку на дверь, но так, чтобы все дырки совпали друг с другом и получилось одно сплошное отверстие. Шпилька прошла сквозь ремень, сквозь деревяшку, потом сквозь другой конец ремня и наконец попала в дверь. Теперь ремень крепко держался на двери.
— Вот видишь — можно обойтись и без гвоздей! — сказал папа Лоре.
Прикрепив к двери все три петли, он проверил, входит ли дверь в проем. Она встала точно на место. К тем горбылям, которые были с самого начала приделаны к обеим сторонам проема, он прибил по длинному куску дерева, чтобы дверь не открывалась наружу. После этого папа снова поставил дверь на место, и, пока он прибивал к раме петли. Лора помогала ему поддерживать дверь.
Но еще до того, как папа окончательно закрепил дверь, он приделал к ней задвижку, потому что дверь должна запираться,
Задвижку папа изготовил так: сначала вытесал топором толстую дубовую планку, потом вырезал в ней широкую и глубокую выемку. Планку он прибил выемкой вниз к самому краю внутренней стороны двери, так что между дверью и планкой образовалась щель.
Потом папа вырезал и обстругал ножом палочку потоньше и подлиннее, чтобы она могла легко входить в щель между планкой и дверью. Это и будет задвижка. Один конец задвижки папа прибил к двери деревянной шпилькой. Шпилька плотно вошла в дверь, но отверстие в задвижке было больше шпильки, и поэтому она легко поворачивалась на шпильке, а другой ее конец мог свободно ходить вверх и вниз по щели. Этот свободный конец был достаточно длинным для того, чтобы перекрыть зазор между дверью и стеной, и, когда дверь закрывали, он прижимался к стене.
Когда папа с помощью Лоры вставлял дверь в проем, он отметил на стене то место, до которого доходил конец задвижки. Над этим местом он прибил к стене толстую дубовую деревяшку. Верхняя часть этой деревяшки была вырезана так, чтобы задвижка могла опускаться между нею и стеной.
Теперь Лора закрыла дверь, При этом она подняла конец задвижки, чтобы он попал в выемку, а потом отпустила его, и он лег на свое место за толстой деревяшкой. Задвижка плотно прижалась к стене, и открыть дверь снаружи стало невозможно. Если кто-нибудь попробует залезть в дом, ему придется сломать задвижку, а это будет нелегко — она ведь дубовая и очень крепкая.
Но как войти в дом снаружи, если дверь закрыта? Для этого папа вырезал из крепкой кожи длинный ремешок. Один конец ремешка он привязал к задвижке между шпилькой, на которой она висела, и щелью, в которой она ходила вверх и вниз. В стене над задвижкой он просверлил дырочку и просунул в нее другой конец ремешка.
Лора стояла за дверью, и, когда папа просунул наружу ремешок, она потянула за него, задвижка поднялась, дверь открылась, и девочка смогла войти в дом.
Дверь была готова. Она была сделана из крепких дубовых досок с такими же дубовыми поперечинами, они были скреплены деревянными шпильками. Ремешок от задвижки висел снаружи. Если кто-нибудь захочет войти, ему надо только дернуть ремешок, и дверь откроется. Но если кто-то сидит в доме и не хочет никого туда пускать, он втянет ремешок внутрь, и никто к нему войти не сможет. На двери не было ни ручки, ни замка с ключом. Но это была очень надежная дверь.
— Славно я сегодня поработал! — воскликнул папа. — И помощница у меня была славная!
Он потрепал Лору по макушке, собрал инструменты, положил на место, отвязал Пэт и Пэтти и, насвистывая, повел их на водопой. Солнце уже клонилось к закату, ветерок стал прохладнее. На костре варился ужин, а запах от него шел самый вкусный на свете.
На ужин мама приготовила последний кусок солонины. Мяса в доме больше не было, и поэтому на следующий день папа отправился на охоту. А еще через день они с Лорой сделали дверь для конюшни. Она была точно такая же, как и в доме, только без задвижки. Пэт и Пэтти не разбираются в задвижках и не могут по ночам втаскивать в конюшню ремешок. Поэтому вместо задвижки папа просверлил в двери конюшни дырку и продел в нее цепь.
На ночь он просовывал второй конец цепи в щель между бревнами в стене и запирал цепь висячим замком, чтобы в конюшню никто не мог войти.
— Теперь нам всем будет тепло и уютно! — сказал папа.
Когда начинают приезжать соседи, на ночь лошадей лучше запирать, потому что там, где есть олени, будут волки, а там, где есть лошади, будут конокрады.
В этот вечер за ужином папа сказал маме
— Как только мы закончим дом для Эдвардса, я сложу тебе очаг, Каролина. Ты сможешь стряпать в доме, и ни ветры, ни бури тебе не помешают. Правда, я никогда еще не видел такого солнечного края, но наверняка когда-нибудь пойдет дождь.
— Конечно, Чарльз, — согласилась мама.— Хорошая погода не может длиться вечно на этом свете.
Огонь в очаге
Возле стены дома, расположенной напротив двери, папа срезал траву и разровнял землю. Он готовил место для очага.
Потом они с мамой поставили кузов фургона обратно на колеса, и папа запряг в него Пэт и Пэтти.
Всходило солнце, и тени становились короче. Из травы выпорхнули стаи жаворонков. Все выше и выше взмывая в большое ясное небо, они пели свою песню, и ее мелодичные звуки, словно капли дождя, падали на землю. По всей прерии, где, колыхаясь под ветром, шептались травы, тысячи крохотных пичужек распевали тысячи песенок, цепко держась коготками за цветущие травинки.
Пэт и Пэтти потянули носами воздух и радостно заржали. Выгнув шеи, они нетерпеливо скребли копытами землю — им хотелось поскорее пуститься рысью. Папа, посвистывая, взобрался на сиденье, взял в руки вожжи, потом глянул на Лору, перестал свистеть и сказал:
— Хочешь, поедем со мной? И Мэри с собой возьмем.
Мама разрешила девочкам ехать. Цепляясь пальцами босых ног за спицы колес. они залезли в фургон и уселись рядом с папой. Пэт и Пэтти рывком тронулись с места, и фургон затрясся по дороге, ведущей к ручью.
Он быстро катился вниз между голыми рыжими глинистыми утесами. Давно забытые дожди когда-то избороздили их трещинами и морщинами. Пойма ручья была холмистой. Невысокие округлые холмы поросли лесом. Кое-где среди деревьев зеленели большие лужайки. Олени отдыхали в тени деревьев или паслись на траве под солнцем. Завидев фургон, они поднимали головы, поводили ушами и, продолжая жевать, следили за ним большими добрыми глазами.
Трава пестрела голубыми, белыми и розовыми цветами дикого шпорника, на желтых кистях золотарника качались птицы, вокруг порхали стаи бабочек. Под деревьями сверкали звездочки маргариток, высоко в ветвях лопотали белки, вдоль дороги скакали белохвостые зайцы, а змеи, заслышав стук колес, старались переползти колею, суетливо извиваясь.
Ручей протекал на дне самой глубокой лощины в тени глинистых утесов. Когда Лора смотрела вверх, травы над утесами совсем не было видно. На крутых склонах, в тех местах, где еще сохранилась земля, росли деревья, а там, где утесы поднимались еще круче, деревьев уже не было и за остатки почвы отчаянно цеплялись кусты, Их наполовину голые корни торчали прямо над головой у Лоры.
— Папа, а где же стоянки индейцев? — спросила Лора.
Папа видел среди утесов брошенные стоянки, но сейчас ему было не до них. Нужно набрать камней для очага.
— Можете поиграть,— сказал он девочкам,— но так, чтобы я вас видел, и в воду не заходите. Не трогайте змей, здесь попадаются ядовитые.
Мэри с Лорой стали играть у ручья, а папа выкапывал камни и складывал их в фургон.
Девочки наблюдали, как по гладкой прозрачной воде скользили длинноногие водяные жуки; потом носились по берегу, распугивая зеленых лягушек с белыми манишками и со смехом смотрели, как они плюхаются в воду. В деревьях кричали лесные голуби и пели коричневые дрозды. На мелких местах плавали стайки крошечных рыбешек. В искрящейся воде они казались тонкими серыми тенями, и лишь изредка какая-нибудь рыбка поблескивала на солнце серебристым брюшком.
Возле ручья ветра не было. Неподвижный теплый воздух навевал дрему. Пахло илом и сырыми корнями, слышался тихий шелест листьев да журчанье быстрой воды.
Над илистым берегом, где все было истоптало оленями и в следе каждого копыта стояла лужица, роились тучи пронзительно жужжащих комаров. Пытаясь их отогнать, девочки шлепали себя по лицу, по голым ногам и рукам. Им хотелось побродить по воде. Было так жарко, а вода казалась такой прохладной. Лора подумала, что, если чуть-чуть окунуть одну ногу, ничего дурного не случится, но не успела она ступить в ручеек, как ее позвал папа, и ей пришлось быстро отдернуть непослушную ногу.
— Если хотите, можете побродить по воде на мелком месте‚— сказал папа.— Но выше щиколотки не заходите.
Мэри совсем немножко побродила по воде. Она сказала, что ей больно ходить по камням, уселась на корягу и принялась терпеливо отгонять комаров. Лора тоже их отгоняла. Когда она делала шаг, камешки больно впивались ей в ноги, но стоило остановиться, как мелкие рыбешки щекотали ей пальцы. Сколько она ни старалась поймать хоть одну рыбку, ничего из этого не вышло, и она только замочила себе платье.
Наконец папа уложил камни в фургон, позвал девочек, они залезли на сиденье, и фургон стал выбираться через леса по холмам наверх в прерию, где всегда дуют ветры, где поют, шепчутся и смеются травы.
Девочкам было очень весело в пойме ручья. Но Лоре больше нравилась прерия. Она была такая просторная, чистая и свежая.
После обеда мама уселась в тени дома с шитьем. Крошка Кэрри играла на одеяле рядом с ней, а Лора и Мэри стали смотреть, как папа складывает очаг.
Сначала он замешал глину с водой в бадье, из которой поил лошадей, Лоре он позволил размешивать глину, а сам стал укладывать камни с трех сторон площадки, которую накануне расчистил возле стены дома. Потом взял деревянную лопатку, покрыл камни слоем глины, уложил на нее еще один ряд камней, а потом обмазал их сверху и изнутри глиной.
Вплотную к дому, прямо на земле, у папы получился каменный ящик. Три его стенки были сделаны из обмазанных глиной камней, а четвертой служила бревенчатая стена дома.
Из нескольких рядов камней и глины постепенно выросли стенки, которые доходили Лоре до подбородка. Потом папа положил на них бревно так, чтобы оно плотно прилегало к стене дома, и со всех сторон обмазал его глиной.
После этого он стал накладывать на это бревно обмазанные глиной камни, чтобы получилась труба. Кверху труба постепенно сужалась.
Ему пришлось еще раз съездить за камнями к ручью. Девочек мама с ним не пустила. Она сказала, что от сырости они могут заболеть лихорадкой, Мэри уселась рядом с мамой и начала сшивать новый квадрат для своего лоскутного одеяла, а Лора размешивала в бадье новую порцию глины.
На следующий день папа довел трубу до крыши. После этого он постоял, посмотрел на трубу и взъерошил себе волосы,
— Ты похож на дикаря, Чарльз,— заметила мама. — У тебя все волосы стоят торчком.
— Да они же у меня вечно стоят торчком, Каролина,— ответил ей папа.— Когда я за тобой ухаживал, сколько я их медвежьим салом ни мазал, все равно никак пригладить не мог.
Он растянулся на траве возле мамы и сказал:
— Я до смерти устал, поднимая наверх камни.
— Ты хорошо поработал — один сложил такую высокую трубу,— сказала мама. Она пригладила папе волосы, но от этого они еще больше взъерошились. - Почему бы тебе не сделать верхушку трубы из прутьев?
— Да, пожалуй, я так и сделаю,— согласился папа и тут же вскочил.
— Полежи в тени, отдохни немножко,— сказала мама, но папа только головой покачал.
— Нечего бездельничать. Дело не ждет. Чем скорее я сложу очаг, тем скорей ты сможешь стряпать в доме, а не на холодном ветру.
Он съездил в лес за жердями, напилил их, вырезал в них выемки, сложил точно так же. как складывал стены дома, и закрепил на верхушке каменной кладки. Каждую жердь он хорошенько обмазал глиной, и труба была готова.
Потом папа пошел в дом, топором прорубил в стене, примыкавшей к трубе, проем и вынул куски бревен, чтобы нижняя часть трубы соединилась с комнатой. Получился очаг.
Очаг был такой большой, что в нем могли сидеть Мэри, Лора и Крошка Кэрри, Дном очага была земляная площадка, очищенная от травы, а верхом — обмазанное глиной толстое бревно.
С боков по обе стороны проема папа прибил к торцам бревен дубовые доски. В верхних углах очага он приделал к стене толстые дубовые чурбаки, уложил на них еще одну дубовую доску и крепко ее прибил. Получилась каминная полка.
Как только папа закончил работу, мама поставила на середину полки маленькую фарфоровую пастушку, которую она привезла из Больших Лесов. Пастушка проделала с ними весь далекий путь и не разбилась. А ведь вся она была фарфоровая. Ее туфельки, широкая юбка, корсаж, розовые щеки, голубые глаза и золотистые волосы — все было сделано из фарфора.
Папа, мама, Мэри и Лора постояли и полюбовались новым очагом. Одной только Крошке Кэрри не было до него дела. Она показывала пальчиком на пастушку, а когда Мэри и Лора сказали, что трогать ее можно только маме, громко заплакала.
— Будь осторожна с огнем, Каролина - предупредил папа.— Следи, чтобы в трубу не попали искры. От них может загореться крыша. Парусина очень хорошо горит. Я постараюсь поскорей нарезать досок и сделать деревянную крышу. Тогда ты сможешь не беспокоиться.
Мама осторожно развела в новом очаге огонь и поджарила степную куропатку. В этот вечер они ужинали дома.
Все уселись за стол под окном, выходившим на запад. Стол папа наскоро сколотил из двух дубовых досок. Одним концом он засунул их в щель между бревнами стены, а другой укрепил на коротких чурбаках. Доски он обтесал топором, и, когда мама накрыла стол скатертью, получилось очень красиво.
Стульями служили чурбаки из толстых бревен. Земляной пол мама чисто вымела ивовой метлой. Постели, уложенные по углам на полу, были аккуратно застелены лоскутными одеялами. Лучи заходящего солнца лились в окно и наполняли дом золотистым светом.
Далеко-далеко у алого края неба колыхались под ветром дикие травы.
В доме было уютно. Лицо и руки у Лоры были чисто вымыты, волосы причесаны, на шее повязана салфетка. Она сидела прямо и старательно управляясь с ножом и вилкой, как учила ее мама, с удовольствием ела сочную жареную куропатку. Она ничего не говорила, потому что за столом дети должны молчать, пока взрослые к ним не обратятся. Но Лора смотрела на папу и маму, на Мэри и Крошку Кэрри, сидевшую на коленях у мамы, и радовалась. Это чудесно — снова жить в доме!
Пол и крыша
Лора и Мэри Целыми днями были заняты. Когда посуда была вымыта и постели застелены, всегда находилось чем заняться, на что посмотреть и к чему прислушаться.
Пробираясь по густым зарослям травы, они часто находили птичьи гнезда. Стоило девочкам легонько коснуться гнезда, как из пуха, который его устилал, вдруг с пронзительным писком высовывались широко раскрытые голодные клювики. Птица-мама сердито бранила Мэри и Лору, и они тихонько уходили, чтобы она успокоилась.