— Подумаешь, к нему! — оскорбился Витя. — И отодвинься, а то ещё придавишь!
И толкнул Никуличева в плечо. Тот, потеряв равновесие, полетел вверх тормашками. Но тут же вскочил:
— Чего толкаешься? Думаешь, я не могу, да?
Через мгновение оба исследователя, сцепившись в драке и забыв об опыте, покатились по земле. Наконец Васёк прочно уселся сверху и спросил:
— Ну как, будешь ещё толкаться?
— Пусти, — сердито сказал Витя. — Я же это сделал для того, чтобы ты не примял цветок.
Вспомнив о цветке, Васёк поспешно вскочил и оглянулся.
Но цветка не было. Только небольшая лужица блестела на солнце. На всякий случай ребята подняли вёдра и посмотрели под ними. Не найдя ничего и там, оторопело уставились друг на друга.
— Куда же это он делся? — спросил Васёк.
А в это самое время одинокий и красивый цветок со всех ног (если только у цветов бывают ноги) улепётывал в лес, подальше от санатория. Остановился он только в глухомани и сразу же превратился в Даваню.
— Вот так история, — ошарашенно пробормотал Даваня, ощупывая бока и стряхивая с себя капли воды. — Ну погодите, я вам… — Но тут же поправился: — Нет, ничего я им не сделаю. Они же не со зла, они для моего здоровья старались. — И он расхохотался: — Они думали, что я самый настоящий цветок! Нет, зря волнуется Барбула. Я встречу детей с большим гостеприимством.
У родника
Лесная речушка начиналась из крошечного родничка.
Тоненьким звенящим ручьём торопливо бежала она по весёлым цветущим полянам, с разбега ныряла под замшелые камни и старые поваленные деревья. И снова, беззаботно журча, торопилась всё дальше и дальше на юг.
Выбежав из родного леса, речушка встречалась с другими такими же речушками и ручейками и становилась глубокой и полноводной рекой, по которой стрелой проносились белоснежные «Ракеты» или с пыхтением проползали трудолюбивые баржи.
И всё же эта великая река начиналась из крошечного родничка, затерянного в самой глубине лесной чащи.
А возле этого родничка с раннего утра старательно трудилась Чара. Она подбирала со дна куски коры, камушки, старые листья. Это была её работа.
Чара приплывала сюда каждое утро. Без неё родничок уж давно засорился бы, заглохли, может быть, не стало бы тогда большой и могучей реки…
Вода в роднике всегда была холодная, прямо-таки ледяная, и пальцы у Чары замерзали очень быстро. Поэтому она часто выходила на берег и прикладывала ладошки к камням, уже прогревшимся под лучами летнего солнца.
Затем снова возвращалась к родничку.
Вместе с Чарой за родником должна была приглядывать и её старшая сестра Омаша. Но Омаша и сама уже не могла припомнить, когда она работала в последний раз.
— Здесь и одной делать нечего, — обычно говорила она младшей сестре и, сладко зевая, ложилась на лужайке перед родником или же надолго уходила по каким-то своим делам.
Вот и сегодня Омаша тоже ушла. Она сказала, что её ждёт не дождётся щука Зубатка.
— Что ж из того, что она охотится на мальков, — сказала Омаша. — Зато с ней весело.
И всё-таки Чара редко работала в одиночестве. Часто к ней приплывал Бухтик, иногда забегал Даваня… А сейчас на кочке перед родником сидела Квакуша Премудрая.
— Ловкие у тебя руки, — хвалила она Чару. — Быстрые, заботливые. — И, подумав, добавила: — И душа у тебя добрая. Не то что у Омаши.
— Откуда ты знаешь, у кого какая душа? — не отрываясь от работы, спросила Чара.
Квакуша Премудрая в задумчивости пожевала губами.
— Это всякому видно. Особенно в праздник полнолуния. Многие водяные жители так и светятся изнутри. Точь-в-точь как этот родник. А у Омаши словно камень темнеет в груди. Значит, у неё злая душа, чёрная. И нет в ней ни жалости, ни сочувствия.
— Ты ошибаешься, — возразила Чара. — Сестра не делает ничего плохого.
Квакуша снова пожевала губами.
— Из-за доверчивости ты не замечаешь, что её побаиваются все, кто живёт в заводи, — наконец ответила она. — Даже Барбула, отец твой, и тот остерегается спорить с ней. А уж мы, лягушки и рыбы, просто дрожим, когда она проплывает мимо. Разбойница она, вот кто. Ни одной икринки не пропустит. Если и не съест, так растопчет.
Внезапно Квакуша Премудрая подняла голову и стала прислушиваться.
— Возвращается твоя сестра, — квакнула она и прыгнула в воду. — Поплыву-ка я лучше к своим внучатам. Видеть её не хочу.
Квакуша, как всегда, не ошибалась: не успела Чара выпрямиться, как из-за поворота показалась Омаша. Что она умела хорошо делать — так это плавать.
— Посмотри, что я раздобыла! — ещё издали закричала она. — Вот, видишь? Правда, прелесть?
На Омашином пальце красовалось кольцо с блестящим синим камушком.
— Это очень ценная вещь, — похвасталась Омаша. — Кто-то из людей уронил её в воду, а Зубатка нашла и подарила мне. А я ей за это…
Зубатка просила, чтобы Омаша сообщала ей, куда и на какое время отправляется Барбула. А уж она, Зубатка, знает, чем заняться в отсутствие хозяина заводи: она сразу же поплывёт к садику мальков… Но нет, Чаре они об этом не скажут!
— В общем, это подарок, — как можно небрежнее произнесла старшая сестра. — А ещё Зубатка обещала мне подарить блестящую белую палочку. Краска для ресниц называется. Её тоже уронили в воду… Стоит только подвести глаза, и ты мгновенно становишься настоящей красавицей! Я ей за это… В общем, это тоже подарок.
Омаша ещё раз полюбовалась кольцом. Затем придирчиво осмотрела родник и перевела взгляд на солнце.
— Пожалуй, пора нам с тобой кончать работу, — решила она. — А то скоро задохнёмся от жары.
Но совершенно не было похоже, чтобы она задыхалась от жары.
Старшая сестра первой вошла в воду и поплыла вниз по течению. Плыла она так быстро, что уставшая Чара еле поспевала за ней.
— Покажу подарок Бухтику, — говорила Омаша. — И отцу покажу. Пусть полюбуются, что дарят мне совершенно посторонние существа! Пусть полюбуются…
На одном из поворотов речушка замедлила свой бег, и показалась заводь, где жили водяные. Мелкие волны неслышно тыкались в мягкие песчаные берега. Над глубиной чуть покачивались кувшинки, и Омаша направилась туда.
Под этими кувшинками, на светлом, чистом пригорке, стоял домик сестёр.
Вокруг заводи было тихо и спокойно. Всё будто уснуло. Даже вечно неугомонные листья осин и те окунулись в неподвижную и сладкую полдневную дрёму.
На берегу, в той стороне, где стояла старая ива, прогуливалось несколько ребятишек. Увидев их, Омаша поморщилась.
— Не нравятся мне эти дети, — сказала она. — Одни неприятности от них! Да и Зубатка тоже так говорит. А тех двоих, что забрались в мой огород, я прямо-таки ненавижу… Ух, попадись они мне!..
И на мгновение лицо у неё стало таким, что Чара невольно вздрогнула. Оно напоминало выражение щучьей морды, настигающей добычу.
Неожиданно со стороны рыбьего садика послышался многоголосый писк мальков.
— Что там ещё? — недовольно спросила Омаша. — Никогда из-за этих писков не отдохнёшь спокойно!
— Кажется, что-то случилось с Зубаткой, — прислушавшись, ответила Чара. — Слышишь, как они кричат: «Зубатка… так ей и надо…»?
— О, моя блестящая палочка для ресниц! — вскрикнула Омаша и бросилась в ту сторону, где пищали мальки.
— Серёжа, а ты видел Чару или Омашу? — перебила вдруг Оля. — Как бы хотелось посмотреть на них.
— Я знаком только с Бухтиком, — ответил Серёжа. — А сестёр можно увидеть только в полнолуние. Бухтик говорит, что…
— Серёжа, подожди, сначала про Зубатку…
Рыболовы
Барбула уже целый час сидел перед зеркалом и любовался собственным отражением. Очень хорошее было отражение у хозяина заводи и, главное, ужас какое прыткое! Не успеешь показать ему язык, как оно в ответ тут же высовывало свой. Не успеешь улыбнуться — а у отражения уже рот до ушей растягивался от смеха.
Век бы любовался им!
Потому Барбула не сразу услышал какой-то стук и возню у дверей.
— Кто там ещё? — спросил он.
— Это мы, карасики, — пропищало несколько тоненьких голосков. — Спасите нас!
Барбула поспешно прислонил зеркало к старому сапогу и вышел из жилища.
На мгновение он зажмурился от яркого солнечного света, пронизывающего заводь до дна. А когда снова открыл глаза, то увидел, что на лужайке перед его домом собралась целая толпа перепуганных мальков.
— Что случилось? — спросил он. — Снова Зубатка приплыла?
— Нет, — пропищал самый маленький из собравшихся. — Но это страшнее Зубатки! Так и дёргается, так и извивается! Может, оно тоже хочет поймать нас?
— Сейчас посмотрим, — коротко ответил Барбула.
По дороге мальки наперебой рассказывали ему о том, что на берегу уселись двое людей и начали забрасывать в воду извивающиеся чудовища на ниточках. У них, мальков, прямо душа ушла в хвостики, когда они увидели это. Барбула заторопился. Он-то сразу понял, зачем пришли сюда люди и как называются те извивающиеся чудовища.
«Не могли себе выбрать другого места, — с досадой подумал Барбула о рыболовах, — хотя бы там, где живёт Зубатка… Только мальков распугают…»
Но, увидев сидящих на берегу Серёжу и Витю, хозяин заводи хитро улыбнулся. Что же, тем лучше — сейчас он докажет им, что не только люди умеют играть в разные игры.
«Сейчас я рассчитаюсь за верёвку», — обрадовался он и даже руки потёр от предстоящего удовольствия.
Возле рыболовных крючков уже собрались все мальки заводи. Они с опаской жались к камышам и не сводили круглых глазёнок с чудовищ, которые на самом деле были безобидными дождевыми червями. Перед мальками, горделиво расправив плавники, остановился карась постарше.
— Эх, вы, — свысока проговорил он, — мелюзга зелёная. Тоже мне, нашли, кого бояться!
Совсем недавно этот карасик был таким же мальком, как и все, что собрались здесь. И поэтому он смотрел сейчас на своих младших братиков и сестричек, как первоклассник на приготовишек.
— Сколько морей и океанов я переплыл — даже не сосчитать! — безудержно хвастал он, хотя ни разу не покидал маленькую речушку. — В каких только бурях я не бывал!
Малыши, на минуту забыв о чудовищах, восхищёнными глазами смотрели на старшего братца.
— Я даже с Зубаткой однажды чуть не подрался! — врал карасик дальше. — А это мне — тьфу! Смотрите, как я сейчас разделаюсь с этими вашими чудовищами!
— Стой! — крикнул Барбула, но было уже поздно. Карасик бросился на червячка…
Удочку слегка дёрнуло.
— Клюёт! — завопил Витя. — Тяни!
Серёжа поспешно дёрнул удилище.
Описав в воздухе серебристую дугу, рядом с ним на траву шлёпнулся небольшой карасик величиной с мизинец.
— Вот так акула! — насмешливо проговорил Витя, хотя в душе позавидовал своему товарищу. — Я бы из-за неё и дёргать не стал.
— У тебя и такой нет, — ответил Серёжа и снова забросил удочку в реку.
От неожиданности мальки оцепенели. Куда же девался братец?
Пока они раздумывали над этим, снова появился крючок с червячком. Но карасика на нём уже не было.
— Дяденька Барбула, вы не знаете, куда исчез наш братец? — наперебой запищали мальки.
— Может, он гоняется за другими чудовищами?
— Он у нас очень-очень храбрый, правда?
— Мы тоже будем такими, верно?
— Ваш братец глупый хвастунишка, а не храбрец, — ответил Барбула. — Сейчас он поплатился за то, что убегал с моих уроков.
Неподалёку от собравшихся слегка шевельнулись водоросли, и показалась хищная пасть Зубатки. Горящие глаза злодейки не могли оторваться от червячков, извивающихся на крючке…
— Я уже говорил вам, что люди очень любят лакомиться рыбой, — продолжал Барбула, не замечая Зубатки. — Вот и пускаются на всякие хитрости. Насаживают, например, на острый крючок что-нибудь вкусное и забрасывают в воду. И глупыши, вроде вашего братца, обязательно попадаются на эту приманку. Смотрите, что сейчас получится…
Барбула поднял со дна веточку и толкнул извивающегося червячка. Тот покачнулся, и…
— Клюёт! — крикнул Серёжа. — Тяни!
Витя с силой дёрнул удочку. Но на крючке, кроме червячка, ничего не было.
— Зачем кричать? — проворчал Витя. — Надо было дать ей вцепиться… Эх, такая рыба была, такая рыба! Чуть удочку из рук не вырвала.
Барбула ухмыльнулся, глядя на разочарованное лицо Вити Капустина.
— Вот видите, — сказал он малькам, после того как крючок Вити снова опустился в воду. — Стоит червячку только покачнуться — и рыболовы моментально вытаскивают его на берег. Если вам очень уж хочется полакомиться, нужно осторожно откусывать приманку маленькими кусочками… Ну-ка, ты и ты, — Барбула указал на двух мальков, — сделайте так, как я вас только что учил.
Подталкивая друг друга, мальки робко приблизились к крючкам и откусили по крошечному кусочку.
Крючки не шелохнулись. Вместо этого всколыхнулись водоросли за спиной Барбулы. Но сейчас все смотрели только на крючки.
— Молодцы, — похвалил Барбула мальков. — Итак, вы убедились, что из любого положения можно найти выход. Однако нужно всегда соблюдать осторожность. Да, главное — осторожность! Повторите, что я сказал.
— Главное — осторожность, — хором ответили мальки.
— Ещё раз…
— Главное — осторожность!
— А теперь, — сказал Барбула, — можете полакомиться этими вкусными червячками.
И тут Зубатка не выдержала.
— Нет, это моё! — закричала она и метнулась из зарослей. — Моё!..
От сильного рывка удочка чуть не вылетела из Витиных рук.
— Клюёт! — завопил Витя. — Серёжа, помоги!
Через минуту на траве, щёлкая острыми, как бритва, зубами, прыгала огромная щука и косила на друзей злыми глазами.
— Вот это да! — восторженно выдохнул Витя.
Навстречу рыболовам высыпал почти весь санаторий. Даже Оля, которой уже разрешили подниматься с постели, подошла к окну.
А Витя, надувшись от гордости, медленно шествовал по двору со щукой в руках.
Когда Серёжа через полчаса заглянул к Оле, она спросила:
— Это Зубатка?
— Она, — ответил Серёжа. — Правда, здоровая?
— Очень, — сказала Оля. — Теперь в заводи будет спокойно. — Помолчав, добавила: — И всё же, мне кажется, Витя немного… воображала.
Серёжа улыбнулся: когда-то Витя говорил об Оле то же самбе.
— Ты ошибаешься, — сказал он. — Я тебе потом всё-всё объясню.
Бухтик переводит стихи
Как всегда, Бухтика дома не было.
Барбула присел на камень, лежащий возле порога, и стал ждать сына.
Он сидел и любовался подводной жизнью, которую охранял он, старый Барбула.
В водорослях играли в прятки неугомонные солнечные зайчики. По поверхности воды лихо скользили жуки-плавунцы. Во все стороны с деловитым видом сновали паучки, личинки и прочая, милая сердцу, мелюзга.
Выставив из ила хвостики, неторопливо и основательно завтракали будущие караси.
«Это же чудо, а не жизнь», — с умилением подумал Барбула, чувствуя, что и ему не мешало бы позавтракать. Пусть и второй раз, но какое это имеет значение, когда у тебя на душе светло и прекрасно!
Он сладко потянулся и хотел было присоединиться к карасикам. Но неожиданно закачались заросли перед домиком, и во двор вошёл Бухтик. Едва взглянув на него, Барбула сразу понял: опять что-то произошло.
Бухтик шёл слегка раскачиваясь, его губы шевелились, а полузакрытые глаза, казалось, ничего не видели перед собой.
«Уж не заболел ли мой сын?» — с тревогой подумал хозяин заводи и посторонился, потому что Бухтик шёл прямо на него. И всё-таки Бухтик столкнулся. Правда, не с отцом, а со стеной собственного жилища. Стена пошатнулась, а Бухтик, потирая лоб, в изумлении уставился на неё, соображая, откуда она взялась.
Бухтик ошибался, когда говорил, что со стихами, прочитанными Серёжей, жители заводи познакомятся на следующий же день. Дело в том, что Бухтик старался сделать так, чтобы стихи эти выглядели не только как человеческие, но и ещё как водяные.
И поэтому срочно пришлось изобрести перевод.