ЧТО Я ВИДЕЛ В ТАНЗАНИИ
Наш самолёт летел над Африкой.
Внизу была степь: зелёная — там, где ещё росла трава, и жёлтая — там, где траву уже сожгло беспощадное африканское солнце.
Вдруг под крылом появилось, задрожало белое пятно. Я присмотрелся и понял — это лежит на вершине одинокой большой горы снег. Гора отодвигалась, становилась всё меньше и меньше.
Снег на вершине огромной горы Килиманджаро.
Снег в Африке!
ДАР-ЭС-САЛАМ
Мы прилетели в столицу Танзании, в город Дар-эс-Салам. Он стоит на берегу океана, в нём всегда влажно и душно. Утро здесь начинается рано. Едва небо над океаном начинает светлеть, на улицах раздаётся урчание грузовиков и скрип повозок — едут на базар жители окрестных деревень. Плывут по улицам горы кокосовых орехов, бананы в бумажных мешках, бидоны с молоком. Распахиваются железные двери магазинов. По тротуарам шаркают веники, журчит вода — слуги подметают у витрин. За ними зорко наблюдают хозяева.
А в порту работа не утихала и ночью — и сейчас скрипят лебёдки, гремят цепи. Красным облачком проплыл над причалом алый флаг — наш пароход привёз танзанийцам тракторы и комбайны.
ОКЕАН
На север и на юг от Дар-эс-Салама — низкие песчаные берега. У самой воды растут вечнозелёные пальмы, гремят на ветру их длинные жёсткие листья. Ветер клонит пальмы, гонит к берегу серые волны. Не добежав до берега, волны опрокидываются: под водой каменная гряда — риф. Здесь всегда полно рыбаков. С плеском падают в воду сети. Навстречу им со дна поднимаются красные, жёлтые, голубые деревья. Это кораллы — причудливые каменные постройки, их возвели крошечные морские животные.
В коралловых лесах, под днищами рыбачьих лодок, хороводят яркие, как птицы, рыбы.
Берегитесь, рыбы, — идёт сеть!
АКУЛА
Как-то два рыбака ловили на рифе макрель. Эта золотистая красивая рыба очень капризна и, бывает, в течение целого дня не берёт приманку.
Рыбакам не везло, они уже хотели собирать снасти, как вдруг леску дёрнуло. Рыбак потянул, леска напряглась и сама поволокла лодку. Из воды медленно всплыл чёрный плавник.
— Акула! — крикнул второй рыбак. — Режь леску! Скорее!
Но его товарищ продолжал то подтягивать, то отпускать снасть. Он понимал, что ничего не сможет поделать с такой рыбищей, — да крючков-то жаль!
Вдруг акула нырнула и… попала в чью-то сеть. Подоспели хозяева сети, вместе вытащили хищницу. Она еле поместилась в лодке!
На берегу рыбаки разделали рыбу. Акулье мясо они отдали собакам, акульи челюсти с треугольными, как ножи, зубами продали туристам, а кожу поделили между собой.
На акульей коже ловко точить ножи, а маленькими её кусочками рыбачки чистят котлы и сковородки.
ДЕРЕВЯННЫЕ ЧЕЛОВЕЧКИ
Однажды мы поехали на машине в глубь страны. Дорога была длинная, и я задремал. Проснулся от скрипа тормозов. На обочине дороги сидели старик и мальчик. Перед ними был расстелен пустой мешок, а на нём стояли деревянные статуэтки.
Я выпрыгнул из автомобиля и подошёл к ним. Старик протянул мне статуэтку, а мальчик продолжал работать. Подняв к глазам остро заточенный топорик, он прицеливался и наносил удар. Ломкая стружка отделялась от куска чёрного дерева, уступала пальцам, ломалась. В дело пошёл нож — и появилась скуластая курчавая голова… Я взял в руки статуэтку. Чёрные человечки стояли один на другом. Их ноги и руки переплетались. «Мы — на плечах друг у друга, мы — люди — одна семья!»
ТРАКТОР
Вдоль дороги тянется пашня. На ней работают быки. Большерогие животные, таща за собой плуги, бредут по красной земле. Следом идут женщины и бросают в борозду семена бобов. Быки идут медленно, пока они дойдут до конца поля, женщины успевают вдосталь наговориться.
Но около одной деревни нам попался трактор — новенький, блестящий. Волоча за собой плуг, он весело катился по полю. За трактором бежали люди, они нагибались и проверяли: не пашет ли машина хуже быков? Это была деревня уджамаа. Люди в такой деревне работают сообща.
МУЗЕЙ В БАГАМОЙО
В городке Багамойо на берегу океана в большом старинном каменном здании — музей. В нём собраны щиты, копья, мотыги — с ними африканцы когда-то охотились, воевали, возделывали землю. И ещё я увидел там цепи. Много цепей. Когда-то купцы из Европы и Азии покупали у местных царьков людей. Закованных в цепи рабов гнали через всю страну к океану. В Багамойо был большой невольничий рынок. Купленных рабов увозили за океан. «Багамойо» на языке африканцев значит: «оставь здесь своё сердце».
Кроме цепей в музее стоят жерди — к ним привязывали женщин и детей, и лежат колодки — в них забивали непокорных.
ВОССТАНИЕ НА КОРАБЛЕ
В музее мне рассказали такую историю.
Однажды у африканского берега стал на якорь корабль. Купцы сторговали у местного царька пятьсот человек: за мужчину давали ружьё, за женщину — горсть патронов.
Рабов привезли на парусник и заперли в трюм. Там было так тесно, что люди спали стоя. Еду им давали раз в день.
— Лучше смерть! — решили узники.
Они затащили к себе через люк солдата и отняли у него ружьё. Стреляя, вырвались на палубу. Купцы и команда бежали.
Теперь корабль был в руках восставших. Но как поднять якорь? Как управлять парусами? Этого они не знали.
На кораблях, которые стояли неподалёку, уже сыграли тревогу. Лодки с солдатами окружили мятежный парусник.
И тогда рабы подожгли свой корабль. Огонь выбился на палубу. Охватил борта. Подошёл к пороховому погребу… Прогремел взрыв.
Гордые люди не смирились с потерей свободы.
ШКОЛА
На полпути между Багамойо и Дар-эс-Саламом стоит новый двухэтажный дом с верандой. Перед ним растёт дерево баньян, а за домом раскинулся огород.
Этот дом — школа для девочек. После учёбы они сменяют белые блузки и зелёные юбки на пёстрые лёгкие платья, начинают копать и поливать грядки.
В гости к ним приходят мальчики. Дерево баньян такое большое, что под ним можно играть в футбол. Девочки считают забитые голы и кричат:
— Ки-до-га!
— Ки-до-га!
«Кидога» — это значит «мало».
В школе я услыхал разговор двух девочек.
— Что ты получила сегодня по английскому, Джоанна?
— «Шестьдесят».
— Всего-то?
Я удивился:
— Это что, у вас такие отметки? Я тоже учился в школе. Так у меня по английскому было «пять»!
Девочки захохотали. Их чёрные щёки дрожали, тугие короткие косички подпрыгивали.
— У нас самая лучшая отметка «сто», — сказала Джоанна. — «Шестьдесят» — это так себе. А ваша «пятёрка»…
Девочки снова засмеялись и весело закричали:
— Кидога!
ОГОРОД
На школьном огороде чёрные бобы вьются по колышкам, а жёлтые тыквы лежат, уткнувшись в землю, как поросята.
При мне случилась такая история. Посмотрели девочки в окно — а тыквы шевелятся! Одна даже приподнялась и вприпрыжку помчалась по огороду.
— Обезьяны! Обезьяны! — закричали девочки.
В огороде было полно обезьян. Серо-зелёные бабуины сидели между грядками, набивали себе защёчные мешки сладкими бобами, рвали тыквы и с хрустом надкусывали их. Увидев бегущих девочек, обезьяны нехотя поднялись.
— Зелёные воры, как вам не стыдно? Разве это вы копали землю?! — кричали девочки. — Разве это вы поливали грядки?.. Не ходите больше сюда!
Обезьяны брели прочь. Впереди шли мамы, на них верхом сидели детёныши. Позади ковылял большой, гривастый, как лев, папа-бабуин.
В ЗАПОВЕДНИКЕ
Наш автомобиль катит по дороге. Пассажиры, как по команде, поворачивают головы направо. В густой жёлтой траве — слониха со слонёнком. Мать опускает хобот в траву, берёт сына поперёк живота, ставит головой от дороги и идёт прочь. Слонёнку очень интересно: что делают эти странные белые существа в железном урчащем ящике? Он оборачивается, вытягивает хоботок в нашу сторону и нюхает воздух. Мы поднимаем фотоаппараты и снимаем их.
В заповеднике звери не боятся людей.
Однажды автомобиль с туристами слишком близко подъехал к дереву, под которым отдыхали львы. Львы очень удивились. Самый большой встал, подошёл к автомобилю и понюхал его. Автомобиль как автомобиль! Тогда лев поднял голову и увидел на ветровом стекле игрушку. Это что-то новое! Он вспрыгнул на капот и поскрёб лапой стекло. Люди в машине замерли от ужаса. Льву этого показалось мало — он прыгнул на крышу, та рухнула — раздался людской вопль! Испуганный лев, как бомба, взлетел в воздух и бросился наутёк. Шофёр включил самую большую скорость… Они неслись по степи в разные стороны: испуганные туристы и ещё более испуганный зверь.
ЗАСУХА
К концу лета травы в заповеднике желтеют, дно пересохших озёр покрывается, как паутиной, сетью трещин, хищные птицы — грифы висят в небе, словно чернильные пятна, они высматривают трупы павших животных.
И тогда над степью поднимается коричневое облако. Слышится отдалённый, похожий на рокот моря гул. На равнине показываются стада антилоп. Плотными рядами идут иссиня-чёрные гну, ручейками бегут коричневые импала, маршируют зебры. Живой поток катится по равнине: засуха гонит обитателей степи к берегам далёкого озера Виктория.
ДОЖДЬ
Лето кончается так.
Однажды в белёсом небе появилось облачко. Оно приплыло со стороны океана. Звери, утомлённые жарой и жаждой, с надеждой поднимали головы, чтобы получше разглядеть его.
За первым облачком появилось второе. Небо покрыла облачная пелена. Слоны, которые до этого прятались в тени, вышли из-под деревьев и, подняв кверху хоботы, стали ждать.
На дорогу упали первые капли. Они звонко щёлкали о сухую землю, поднимая фонтанчики пыли. Хлынул дождь. Белая стена поднялась от земли до неба.
Мы медленно ехали по дороге, а рядом так же медленно, скрытые пеленой дождя, плыли какие-то коричневые пятна. Это шли к водопою слоны.
«РАЗЛИНОВАННЫЙ ОСЛИК»
Перед отъездом я решил снова побывать в школе. На этот раз я пошёл в школу к мальчикам. У них был урок рисования.
— Мне бы очень хотелось, ребята, отвезти в подарок школьникам моей страны какой-нибудь ваш рисунок, — сказал я.
Курчавые головы, как по команде, склонились над тетрадками. Я посмотрел, что выводят карандаши и фломастеры.
— Стоп, стоп! Футболистов, автомобили и самолёты рисовать не надо — их и у нас хватает. Нарисуйте что-нибудь такое, чего в нашей стране нет. Ну кто, например, из вас хорошо знает животных?
— Петер Косма! — выдохнули разом ученики. — Он жил в деревне около самого Килиманджаро. Он видел зверей каждый день.
— Я нарисую вам ослика! — сказал, подумав, Петер.
— Зачем? Ослики есть и у нас!
Но Петер уже быстро водил оранжевым и чёрным фломастерами по бумаге. Закончив, он протянул мне рисунок. Это была зебра.
— Пунда мелиа — «разлинованный ослик», так мы называем её, — сказал он. — Сойдёт?
— Конечно!
Мы улетали из Дар-эс-Салама в тёплый дождливый день. Ветер гнал с океана тучи.
Дождь поливал кокосовые пальмы, кукурузные поля, которыми окружён аэродром.
Самолёт взлетел, прошёл над Багамойо, над плоской равниной заповедника. Никаких зверей я сверху не разглядел.
Зато когда мы пролетали над Килиманджаро, я прижался носом к стеклу и посмотрел вниз. Около огромной горы, ниже её снежной вершины, ниже поросших густыми лесами склонов, по равнине бродили серые точки. Это паслись стада пунда мелиа.
Прощай, «разлинованный ослик»!
Прощай, Танзания!
1973