— Борька! — орали и Ванька, и Фантик. — Борька!
Я резко присел в испуге — что у них случилось? Они подбежали ко мне и некоторое время стояли совсем запыхавшиеся.
— Ну? — спросил я. — Что стряслось?
— Мы нашли крест! — сообщил Ванька.
— И стоило из-за этого так орать? — осведомился я.
— Ты не понимаешь! — выпалила Фантик. — Мы нашли крест, точнее, то, что от него осталось! И знаешь, из чего он был сделан? Вот, смотри, мы подсобрали мелкие осколки!
Ванька и Фантик одновременно протянули мне руки. На их ладонях поблескивали осколки креста — темные камни с глянцево-металлическим отливом!
Глава седьмая
Бесценный мусор
Я выскочил из спального мешка, сна как не бывало.
— Выходит, внук Никитишны рыбачил возле острова Буяна? И, выходит, где-то здесь, на острове, они сделали привал? И здесь он нашел «красивые камушки»? И то, что «охотник» купил у Никитишны — это обломки креста?
— Выходит, все так! — Ванька просто сиял. — Есть о чем поговорить! Но мы опять проголодались! Может, мы устроим перекусон — и за едой все обсудим?
— Да, есть хочется, — поддержала его Фантик. — Интересно, сколько мы ходили?
Я поглядел на часы, потом на уменьшившийся штабель дров.
— Чуть больше часа. Этот очаг дрова жрет — просто ужас! Надо будет сделать основательную вылазку по окрестностям, если мы не хотим остаться на ночь без дров. Но сначала, и правда, стоит перекусить.
Я поставил на плиту котелок, и на раскаленном докрасна чугуне он закипел в две минуты. Мы тем временем доставали бутерброды и другие быстрые закуски.
— Предлагаю поесть не за столом, а прямо перед очагом, расстелив скатерть, — предложила Фантик. — Чтобы ещё и греться. Снаружи холодает просто ужас!
— Да, — кивнул я. — Вон какая тяга в очаге. Известно ведь, что печи лучше тянут, когда холодает. По тому, как пашет наша печь — холод идет ещё тот!.. Но я согласен, давайте расстелим скатерть.
Среди прочего мы захватили и старую клеенчатую скатерть — рассчитывая, что мы будем есть на открытом воздухе. Хотелось устроиться с удобствами, не раскладываясь на голой земле, и клеенчатая скатерть подходила лучше всего, потому что она легко моется.
Мы расстелили эту скатерть прямо перед очагом, уселись за ней с трех сторон, на свернутых спальных мешках, и принялись закусывать и обсуждать потрясающее открытие Ваньки и Фантика.
— Хоть один утешительный вывод мы можем теперь сделать, — сказал я. Это не урановая руда. Да, крест был из странной породы камня — но, во всяком случае, не радиоактивной. Иначе бы ещё несколько веков назад обратили внимание, что люди, которые подолгу общаются с ним — или паломники, которые его целуют, как это принято — мрут как мухи. Но ведь массовой смертности не было. Наоборот, крест считался чудотворным, исцеляющим.
— По-твоему, он действительно исцелял? — спросила Фантик.
— В данном случае, я полагаюсь на мнение отца Василия. А вообще, почему бы ему не исцелять? Скорей всего, этот металлический блеск оттого, что в камне есть примесь металла, то есть, крест обладал магнитными свойствами. А ведь давно известно, что магниты лечат. Вон, сколько людей носит и магнитные браслеты, и магнитные обручи на лбу… Говорят, помогает не только от головной боли, но и от серьезных болезней.
— Ну да, выравнивание собственного магнитного биополя за счет воздействия слабых магнитных токов, помогающих устранить слабые места, — с важным видом проговорил Ванька — произнеся эту фразу так, как будто он понимал, о чем говорит. Я спорить был готов, что он вычитал эту фразу в газете — скорей всего, в одной из тех рекламных статей, где вам предлагают приобрести «известное древней китайской медицине и недавно пришедшее в Россию» чудо-средство, которое навеки избавит вас от всех болезней.
Фантик захлопала на него глазами, будто невесть что увидела, потом сказала:
— Как бы то ни было, версия про шпиона отпадает.
— Да, к сожалению, — вздохнул Ванька. — А такая была красивая версия!
— Она с самого начала была сомнительной, — попыталась успокоить его Фантик. — Ведь шпионов сейчас почти нет, не то, что раньше. Я как-то набрела на чердаке на старые детские книжки, ещё папины и мамины, а может даже, дедушкины и бабушкины, так там почти в каждой книжке дети шпионов ловят! Но папа сказал, что все это чушь, и очень вредная, и что книжки эти надо выкинуть, чтобы я не травилась ими так, как они с мамой травились в детстве. Что эти книжки воспитывают шпиономанию, а это очень вредно для психики. Я все-таки подумала, что, наверно, в прошлые времена шпионы водились, раз про них столько написано, а потом почти перевелись. Все эти шпионы в книжках — они из Англии и Германии, иногда из Америки, а у нас ведь с этими странами совсем другие отношения, чем раньше. Хорошие, а не плохие. Вот шпионы и перестали к нам ездить.
— Ну, это тебе только кажется! — убежденно заявил мой братец. Шпионов и сейчас хватает. И потом, сейчас ведь полно психов, которые мечтают украсть все атомные секреты, чтобы сделать собственную атомную бомбу и весь мир ей пугать. Всякие там арабские террористы и другие помешанные — вон сколько про них и в телевизоре говорят, и в газетах пишут! Так что вполне была нормальная версия, «для этой жизни», как говорят в рекламе.
— Но ведь она все равно не подтверждается, — напомнила Фантик.
— Конечно, не подтверждается, — сказал Ванька. — Так я ведь говорю только о том, что если бы она подтвердилась, в этом не было бы ничего удивительного… Передай мне, пожалуйста, бутерброд с форелью, ты ближе к ним сидишь.
Пока Ванька с Фантиком обсуждали эту захватывающую шпионскую тему, я напряженно думал, стараясь выстроить все, что нам известно, в аккуратном порядке. Кое-что вырисовывалось…
— Давайте рассортируем все, что у нас есть, — сказал я. — Во-первых, мы убеждены, что внук Никитишны подобрал именно осколки креста, и ничто иное. Согласны?
— Согласны! — хором ответили Ванька и Фантик.
— Во-вторых, наш псих и фальшивомонетчик приехал в наши края с какой-то определенной целью, прикинувшись охотником, чтобы об его истинной цели никто не догадался.
— Мы ведь считаем, что он прячется от кого-то… ну, от подельщиков своих, — сказал Ванька.
— Правильно! Но не исключено, что он, к тому же, что-то ищет. Увидев «красивые камешки», он так в них и вцепился! И ещё вопрос, почему он попросился в гости к единственной старухе на всю округу, у которой были эти камешки. Что это, совпадение? В такие совпадения как-то мало верится…
— Ну да, — кивнула Фантик. — Получается, человек прямиком идет за тем, что искал, к единственному человеку, у которого это есть.
— Вот именно! Поэтому просто логично допустить: он заранее знал, что у Никитишны есть эти камешки. Откуда он мог это знать? Учитывая, что он житель какого-то далекого города, в котором сам выговор слов сильно отличается от нашего, и что в наших краях он прежде не бывал, это и слепому ежику очевидно!
— Тогда, получается, — сказал Ванька, — узнать про эти камешки он мог только от внука Никитишны. Или от его родителей.
— Верно. Но тогда почему он не знал про крест? Что ему мешало приплыть сюда и набрать целый мешок этих камешков, все остатки креста расколоть и сложить в мешок, вместо того, чтобы выкупать у Никитишны крохотные кусочки за безумные деньги? То есть, за безумные — если бы они были настоящими? — я взвесил на ладони несколько камешков, принесенных Ванькой и Фантиком. Если считать, что у старухи было четыре камешка, и что он платил по сотне за штуку, то у нас их здесь на десятки тысяч, если не на миллион! Я имею в виду, если толкать их по одному!
Ванька и Фантик обалдело пялились на камешки, и вдруг Фантик расхохоталась.
— Так в том-то все и дело! По одному они стоят намного дороже, чем все вместе, понимаете? — она обвела нас взглядом. — Ну, сами посудите. Чем больше чего-то, тем меньше это стоит. Скажем, у нас в классе все родители скидываются и едут на какой-то склад или торговую базу всяких школьных принадлежностей, где все намного дешевле, чем в магазинах, но где все надо брать помногу. Тетрадок — не меньше ста, один и тот же учебник — не меньше пачки в двадцать штук и так далее. Ну, понятно, что одному человеку двадцать одинаковых учебников не нужно, а на класс как раз оказывается достаточно. И точно так же папа покупает сигареты блоками, в оптовом магазине, потому что блоком они выходят намного дешевле, чем брать по пачке! А вот потом, когда в магазинах все делят и выставляют в продажу по одному — один учебник, одна тетрадка, одна пачка — то цена сразу поднимается! И здесь было приблизительно то же самое! Я уверена, что у внука Никитишны этих камешков больше нет, и что, когда милиционеры приедут к нему, он им расскажет, что повстречался с каким-то «дурным дядькой», готовым уплатить безумные деньги за каждый камешек, и продал ему все камешки, и рассказал, что ещё несколько камешков есть у его бабки, но про остров умолчал, решив, что лучше он сам туда съездит, когда опять будет в гостях у бабки, и наберет ещё камешков на продажу этому «дурному дядьке», а вот если «дурной дядька» узнает про расколотый крест и съездит на остров сам, и наберет камешков, сколько ему надо, то внук Никитишны больше ничего не выручит! Обесценятся эти камешки, понимаете? Вот он и соврал мужику, будто нашел их на берегу возле деревни! Ну, а выведать у мальчика, в какой деревне живет его бабка и как её зовут — это для взрослого труда не составит! Может, внук Никитишны сам и рассказал все это «дурному дядьке» чтобы и бабка могла подзаработать! Вот!
Выпалив все это на едином дыхании, со скоростью, которой и Брюс бы позавидовал, Фантик осела, словно сдутый воздушный шарик, и потянулась к чаю и бутербродам, чтобы накачать себя по новой, а мы с Ванькой восхищенно глядели на нее. Действительно, все было яснее ясного! Любой мальчишка, поняв, что обладает сокровищами, скрыл бы от всех то место, в котором он черпает эти сокровища — от покупателя сокровищ скрыл бы наверняка! И как мы сами до этого не додумались?
— Ты права, — сказал я. — Теперь осталось понять, как внук Никитишны пересекся с «охотником», и как у них дошло до купли-продажи камешков…
— Ну, ты, Борька, даешь! — возмутился Ванька. — Ты ведь всегда был самым умным из всех нас, так чего ж ты вдруг отупел, ни фига не соображаешь! Это ж яснее ясного — на толкучке они познакомились, вот где!
Да, конечно. На меня словно затмение нашло, а Ванька был прав. На наших толкучках продают все, что угодно — мы сами раза два видели выставленные на перевернутых ящиках, среди прочего хлама, кусочки кварца, горного хрусталя, мрамора или просто камней с красивыми прожилками, которые и симпатичным пресс-папье могут служить, и для украшения аквариума очень хороши, и ещё резчики по камню их берут — стачивают основание, чтобы оно было ровным, сверху делают овальное углубление, и получаются красивые маленькие пепельницы, которые продают в десять раз дороже необработанных камней. Если внуку Никитишны захотелось, например, жвачку или наклейки-«липучки», а в кармане шаром покати, то, разумеется, он бы первым делом поперся на толкучку, со своими «красивыми камушками».
— Тогда другой вопрос — зачем этот мужик вообще приехал в наши края? сказал я, подумав как следует. — Ведь не для того, чтобы побродить по толкучкам наших городков.
— Как зачем? — Ванька все больше изумлялся моей тупости. — Сбывать фальшивые деньги! Ведь их всегда сбывают подальше от тех мест, где они изготовлены!
И это тоже было правильно.
— Во всяком случае, с внуком Никитишны он расплатился настоящими деньгами, — сказал я. — Если бы он всучил ему фальшивки, то шум бы уже давно поднялся. Впрочем, понятно. Сколько надо на жвачку или на лейблы? Рублей десять…
— На десять рублей можно много чего поиметь, — заметил Ванька. — Вон, у нас вход в дискотеку — пять рублей.
Сами мы в дискотеке ещё ни разу не были, но проходили мимо неё почти каждый день, по пути в школу и из школы, поэтому все её афиши и объявления знали наизусть.
— Угу, — кивнул я. — Допустим даже, он отстегнул парню целых пятьдесят рублей или больше. Все равно он отсчитал их мелочью, ведь понятно, что у мальчишки сдачи с сотенной не будет. И потом, если бы «охотник» дал парню фальшивку, то путь к его бабке был бы «охотнику» заказан: парень уже погорел бы с этой фальшивкой, и его родители уже предупредили бы Никитишну, что, если явится такой-то человек, с ним никаких дел иметь нельзя. Возможно, его бы у Никитишны и милицейская засада уже ждала. А ему позарез надо было получить эти камешки! И вот следующий вопрос: зачем? Ведь наверняка он разглядел в них какую-то большую ценность, иначе бы не гонялся так за ними! А опытному жулику, фальшивомонетчику можно доверять, когда он чует большой навар!
— Эх! — вздохнул Ванька. — Вот бы нам сейчас тот том детской энциклопедии, где про строение земли рассказано и про все минералы! Глядишь бы, нашли, что нам надо. А так мы как без рук…
Да, минералы, в отличие от живой природы, мы знали плохо.
— И ещё один вопрос — почему он угрожал нам, — вставила Фантик. — Ведь спокойно можно было попросить: ребята, возьмите меня на буксир и довезите до такого-то места. Разве бы мы не взяли?
— Да и вообще этот мужик ведет себя так, как будто впервые в жизни попал за город! — сказал Ванька. — Ведет себя, как будто боевиков о погонях насмотрелся! Платит фальшивыми деньгами, угрожает ружьем там, где можно просто попросить — словом, я говорю, ведет себя как в кино, а не как в жизни. Знаете, что мне это напоминает? «Последний герой боевика» со Шварценеггером — ну, этот самый, где киногерой-супермен попал с экрана в настоящую жизнь и начал все время влипать хуже маленького, потому что реальная жизнь оказалась совсем не похожей на киношную!
Мы с Фантиком рассмеялись.
— Да, очень похоже, — сказал я. — Но давайте не будем терять времени. Покажите мне крест, а заодно подсоберем дровишек. А то скоро смеркаться начнет. И по пути, на свежем воздухе, ещё раз все обмозгуем.
— Пошли! — подскочил Ванька.
— Только я надену теплый свитер, — сказала Фантик. — На улице становится все холодней, и сейчас, после того, как мы отогрелись у очага, там можно будет совсем закоченеть.
Я тоже предпочел надеть свитер, прихватил топорик, самый большой рюкзак и крепкие веревки, и мы вышли на улицу.
Такое было ощущение, что начинается настоящий мороз. Щеки и кончик носа сразу защипало так, что у меня слезы на глаза навернулись. И землю уже подергивало инеем — не серебристым, а седым, того тусклого оттенка, которым иней отсвечивает перед ненастьем.
— Как хорошо, что у нас не просто палатка, а крепкие стены и крыша и жаркий очаг! — сказал я. — В палатке мы бы уже дуба давали.
Ванька и Фантик согласились со мной и повели меня за ворота, к неровному возвышению над берегом чуть поодаль подворья. Между взгорками имелась впадинка — или ложбинка, как хотите — и в этой впадинке высилось то, что оставалось от креста. По форме это было больше всего похоже на букву «Т» с одной наполовину обломанной перекладиной и с нахлобучкой вроде шляпки гриба над центром буквы.
И даже сейчас, когда от него было отколото множество кусков — да что там, целые части от него отбиты — он выглядел на удивление гладким, будто оплавленным. В каком-то смысле, он был похож на полупрогоревшую свечу, если вы можете представить себе черные свечи с металлическим отливом и с намеком на поперечную перекладину. Не знаю, как ещё это описать, мне трудно передать в словах, то грандиозное впечатление, которое он производил. Хотя, возможно, это только на нас он так действовал, потому что мы знали его историю.
— Вот это да! — я опустился на колени и стал тщательно осматривать землю вокруг креста, перебирая в руках его мелкие осколки. — Интересно, чем его так долбали? Ведь камень такой твердый, что просто так его не расколешь!
— Он, наверно, мощно гляделся, когда был целым, — сказала Фантик.
— Еще как мощно! — поддакнул Ванька. — И ещё интересно, откуда он тут взялся, если его, по преданию, не люди сделали.
— По-моему, его все-таки сделали люди, — сказал я. — Только в какие-то совсем незапамятные времена. Сделали, доставили сюда, откуда-то издалека, ведь таких пород здесь нет. На струге, наверно, везли. А потом прошло несколько веков, все забылось. И, когда архиепископ причалил к острову во время бури, то принял его за причудливое творение природы.
— Но и отец Василий убежден, что этот крест — творение природы, напомнила Фантик. — А он, надо полагать, осматривал его не раз, судя по тому, сколько времени он уделяет изучению местной истории.
— Выходит, надо будет у него расспросить, почему он так уверен, что этот крест не люди сделали, — заметил я. — Но это потом. Мне вот что интересно…
— Что? — в один голос спросили Ванька и Фантик, увидев, что я потянулся за чем-то, валявшимся неподалеку на земле.
— Смотрите! — я показал им пустую черную коробку из-под фотопленки один из этих, знаете ведь, маленьких цилиндриков. — Кто-то фотографировал крест. Интересно, когда? Пластмасса почти не поддается воздействию погоды и времени, но, все равно, я бы сказал, что это было достаточно недавно. Потому что если бы её выбросили до того, как прошел последний дождь — а это было месяца два назад — на ней бы остались грязные подтеки от воды, и внутрь неё немного земли намыло бы. А она абсолютно чистая изнутри, да и снаружи не слишком запачкана. То есть, её бросили здесь, вынув из неё новую пленку, чтобы вставить в фотоаппарат, не больше двух месяцев назад. И я бы рискнул сказать — в пределах месяца, если не последних двух недель!