Однако когда Изолайн, после того как барсук закончил трапезу, попытался покорно-ласково придвинуться к своему нахлебнику, тот опять щёлкнул зубами. Лис от страха подскочил сразу на всех четырёх лапах и пустился наутёк. А Фридолин снова побрёл в нору, думая только об одном: неужели эти бесконечные тревоги так никогда и не кончатся?
Ни услужливая покорность, ни поднесённый дар ничуть не тронули ворчливого отшельника, и кто угодно тут потерял бы всякую надежду, но только не лиса! Лиса всегда остаётся лисой, даже если её и выкармливали из бутылочки в доме лесничего. И Изолайн после всех неудач вспомнил об одном своём качестве, куда более характерном для него, нежели покорность и смирение, а именно — о наглости.
Ночью, спрятавшись за стволом толстого бука, он дождался, когда барсук выполз из норы и отправился на охоту. Но Изолайну пришлось ещё довольно долго ждать, покуда этот увалень на четырёх лапах не отошел подальше от своего жилья. Видя, как толстяк неловко переворачивает каждый камешек, каждую гнилушку, Изолайн чуть не прыснул со смеху. За то время, какое понадобилось Фридолину, чтобы отойти на сто метров от норы, быстроногий Изолайн успел бы обежать весь Буковый лес.
Но как только Фридолин скрылся из виду, Изолайн юркнул в нору. О, она оказалась устроена ещё лучше, чем он ожидал! Сколько ходов, сколько отнорков, отдушин, а спальня, выстланная сухим камышом, травой и мхом, была просто восхитительна! Но одно лисёнка никак не устраивало в этом прекрасном жилище — в нём ничем не пахло, чистый воздух, и только, да и вообще повсюду было до неприличия чисто!
Будь это настоящая лисья нора, в ней можно было бы «топор вешать», так «приятно» пахло бы протухшим мясом, падалью, лисьим помётом: не ошибёшься — это лисье жильё, а не вольный лес! Ещё наверху у самого входа каждый бы заметил, кто хозяин норы: всюду валялись бы куриные перья, из земли то тут, то там торчали бы гниющие кости — лисий рай, да и только!
Стоило Изолайну так подумать, как он тут же перешёл к действиям. Он поднял хвост, выгнул спину, как кот, — и на мягкой барсучьей постели оказалась визитная карточка лисы.
Бедный Фридолин! Каково ему было вернуться домой после ночного похода! С отвращением вдыхая чужие запахи, Фридолин ещё у входа заподозрил неладное. А в котле он чуть не задохнулся и тут же, конечно, понял, кто ему устроил такую пакость. Но разве этим делу поможешь? Даже если бы барсук прикончил лису на месте, попадись она ему сейчас, от этого отвратительная вонь не сгинула бы. И пришлось Фридолину эту ночь провести под открытым небом. Но сколько он ни бродил по лесу, нигде не мог найти сухого местечка — всюду было сыро, с листьев капало, и поспать без помех ему так и не удалось. И если до этой встречи с Изолайном Фридолин, как и все барсуки, бывал угрюм, сторонился людей и зверей, то теперь он возненавидел весь мир и ничего другого не желал, как поскорей остаться в полном одиночестве.
А Изолайн, лёжа позади большого бука, видел, как Фридолин спустился в нору, но потом вылез из неё. Видел он и как барсук рыскал по лесу, но так и не нашёл тёплого местечка в эту дождливую ночь. Поняв, что добился своего, Изолайн решил и впредь действовать таким же образом.
С того дня у Фридолина не было ни минуты покоя: стоило ему только вычистить и хорошенько проветрить нору, выстлать новой подстилкой котёл и после трудового дня или ночи прилечь отдохнуть, как его опять будила ненавистная вонь. Где-нибудь, в каком-нибудь отнорке бессовестная лиса опять оставила свою визитную карточку!
Всё это делало барсука не только более замкнутым и ворчливым — он и с тела спал. Очаровательное брюшко его исчезло, слой сала под тусклой шубкой стаял. А вот лисёнок Изолайн чувствовал себя превосходно. Зелёные его глазки сверкали, рыжая шерсть так и пылала, а уж пышное прави?ло он носил теперь торжественно приподнятым. Вся робость, какая ещё оставалась у Изолайна, исчезла, и Буковый лес он, словно князь какой, считал своей вотчиной.
Мысль о том, чтобы настигнуть коварного врага и одолеть его в открытом бою, барсуку Фридолину не приходила на ум — для этого он был чересчур тяжёл на подъём да и ленив. Потому-то он никогда больше и не видел Изолайна. И однажды ночью, вернувшись из утомительного похода и почуяв, что вся нора его снова загажена, Фридолин поспешил выбраться на чистый ночной воздух, даже не подумав приступить к уборке.
Так-то лис Изолайн выкурил барсука из норы!
Сидя перед когда-то столь милым его сердцу жильём, Фридолин снова предался грустным размышлениям: как же дурно устроен этот мир, если в нём всякое миролюбивое существо беззащитно перед злыми врагами! Ему и в голову не приходило, что сейчас он очутился точно в таком же положении, в какое он так безжалостно поставил родную мать Фридезинхен. Нет, об этом он и не вспомнил. Он ненавидел всё! Он мечтал о таком мире, где не было бы собак, людей, а главное — не было бы лис! А водились бы всякие мелкие твари, которые не портили бы ему жизнь и которых он мог бы поедать — одним словом, Фридолин здесь, на земле, мечтал о барсучьем рае!
Легче всего было бы углубиться в Буковый лес и прогнать матушку Фридезинхен из старой лисьей норы. Но Фридолину разонравился Буковый лес. Не хотел барсук делить его с ненавистной лисой.
Потому-то он и решил покинуть места своего детства, побродить по белу свету и поискать счастья на чужбине. «Где-нибудь да найду я барсучий рай», — думал он.
Глава третья. Удивительная встреча Фридолина с коровой Розой. Первое знакомство с некоторыми представителями семейства Диценов
Грустно опустив хвост, барсук Фридолин брёл по лесу. Да, нелегко покидать любимые места! И такая разобрала его досада, что он разозлился даже на собственный хвост.
Барсук очень хорошо даже разглядел, какой роскошный хвост был у лисы. И сейчас он, бредя по лесу, жаловался создателю.
«И как же он мог, — думал он, лязгнув зубами вслед лягушке, которая спаслась отчаянным прыжком прямо в болото, что, разумеется, никак не улучшило настроения Фридолина, — и как же мог наш создатель, — спрашивал себя барсук, — этому негодяю и бандиту подарить такой прекрасный хвост? Неужели правда, что в этом мире зло вознаграждается, а добро наказывается? Разве не жил я тихо и мирно, скромно добывая себе пропитание, разве не содержал я в чистоте дом свой, а всё остальное время предавался сну, как и положено нашему брату? И нате! Является такой вот бездомный бродяга, выгоняет меня из моей же норы и ещё хвастается, какой у него, видите ли, красно-рыжий хвост, какие тонкие сильные ноги и зелёные, сверкающие огнём глаза?! Будь наш создатель хоть чуточку справедливее, он бы всей лисьей красотой наделил бы меня, а бессовестному нахалу отдал бы мои короткие лапы и мою скромную шкурку. Но нет правды в этом мире! И сколько же горя ещё выпадет на мою долю, пока я найду себе спокойный уголок!»
Так рассуждал барсук Фридолин, покидая родной Буковый лес. При этом он совсем упустил из виду, что если бы создатель всех животных на земле подарил бы барсуку и быстрый бег, и красный мех, и зелёные глаза лисы, то это уже был бы не барсук, а лиса со всеми столь ненавистными Фридолину повадками. Ведь Фридолину очень хотелось в образе лисы вести жизнь барсука, ну, а такого не бывает на свете.
К тому же Фридолин совсем позабыл, что не такой уж он благородный и смирный. Разве не он прогнал родную мать из норы, разве не он в поисках корма лишал жизни тысячи жуков, червей, лягушек, а то и птенцов, выпавших из гнезда? А сколько пчелиных, осиных и шмелиных гнёзд разорил он, прельстившись сладким мёдом? Словом, Фридолин никакого права не имел ругать лисёнка: и барсук и лиса оба жили по законам природы.
И уж совсем неразумно было обвинять создателя и весь мир, ибо только потому, что мир этот и каждое животное в нём были такими, какими они были, только потому и барсук был барсуком, то есть животным, которому дороже всего мирная жизнь и одиночество, и, по правде говоря, ничем другим он и не хотел бы быть.
Мало-помалу Фридолин выбрался из родного леса и теперь брёл по полю, приближаясь к усадьбе, где жила собака Аста. От пережитых волнений он почувствовал мучительный голод и потому решил проведать знакомый огород. Но ветер, надо сказать, был неблагоприятным — он уже донёс до овчарки запахи барсука и та стала рваться с цепи. Однако в эту ночь Фридолину и собачий лай был нипочём: прежде всего ему надо было утолить голод!
Луна, весело поблёскивая, глядела с неба на одинокую усадьбу, рвущуюся с цепи рыже-чёрную овчарку и уплетающего морковь барсука. Но сегодня Фридолину всё было не по вкусу. Морковь показалась ему деревянной, горошек — горьким и ничуть не сочным. Несколько утешили его две-три улитку, найденные среди листьев давно уже обобранной клубники, но цветная капуста опять была нехороша!
«Даже огорода своего эти двуногие не умеют содержать в порядке! — подумал он. — И зачем только такие твари существуют на свете?»
Миновав одинокую усадьбу, Фридолин топал всё дальше и дальше от Букового леса.
Случилось так, что он напал как раз на ту дорогу, по которой лисёнок Изолайн перебрался в Буковый лес. Правда, лиса куда быстрей подвигалась вперёд, чем неповоротливый и неуклюжий барсук, которому, видите ли, каждый камень надо перевернуть и в каждой ямке покопаться — нет ли там чего-нибудь съестного. Этой ночью ему к тому же не везло, никак ему не удавалось утолить голод.
Зато неподалёку от овсяного поля Фридолин набрёл на огромную лужу, в которой поспешил хорошенько выкупаться, что несколько ободрило его. Ну, а так как подул свежий ветерок и стала выпадать роса, да и луна уже потускнела, а следовательно, близился рассвет, Фридолин решил, что пора приглядеть себе укромное местечко для светлого времени суток.
Он свернул с дороги влево, сперва пробрался через Утнемерские овсы и вышел на пустошь, где стояла сухая трава, на огромных валунах виднелся выгоревший мох да кое-где росли старые-престарые кусты бузины. Здесь нечего было и думать о корме, да и укрыться было негде. Невольно браня столь неприветливый край, Фридолин брёл всё дальше и дальше, покуда не наткнулся на грубо сколоченный забор, ограждавший чей-то выпас. Пробраться под ним было для барсука делом одной минуты.
Теперь он вновь очутился на южном склоне, спускавшемся к Цансенскому озеру. Но здесь не росли красивые буковые деревья, а всё было заплетено ежевикой, дикими розами и бузиной; то там, то тут над этими зарослями поднимался высокий орешник. В прежние времена здесь водилось видимо-невидимо кроликов, но теперь норки их стояли заброшенными. Две суровые зимы да ружьё инспектора Фризике вывели в этих местах и последнего грызуна.
Кое-как Фридолин устроился в одной из пустовавших норок. Близилось утро, и он на скорую лапу расширил одно из кроличьих гнёзд. Потом задом забрался в него и лёг, выставив свою длинную мордочку навстречу новому дню. И хотя здесь было тесновато, но казалось спокойно, а это уже кое-что. Присыпав себе голову землёй, чтобы свет не бил в глаза, Фридолин, уморившись после необыкновенных приключений, крепко заснул.
Однако и тут счастье не сопутствовало ему — поспать спокойно барсуку не дали.
Дело в том, что он попал в такое место, которое крестьяне близлежащей деревни называли выгоном кузнеца Рехлина.
Раздосадованный и утомлённый Фридолин ведь не дал себе труда обойти и обнюхать всё вокруг, а то по многочисленным коровьим лепёшкам он догадался бы, что не будет здесь единственным жильцом.
И в самом деле, днём сюда пригоняли трёх коров и двух телят. Правда, пастбище было это скудное: среди кустов орешника и всевозможных колючек редко попадались отдельные травинки, которые скотина и выщипывала — чем-то ведь надо было кормиться.
И в то утро сюда пригнали коров и задвинули слегами выход — пусть, мол, теперь сами глядят, как убить длинный летний день, как утолить неутихающий голод. Поначалу маленькое стадо отправилось к водоёму и насосалось вдоволь — воды тут и впрямь хватало да и свежего воздуха, разумеется.
Погрузившись в размышления о том, что вряд ли здесь удастся набрать хотя бы охапку травы из подросшей за ночь, коровы так и остались стоять в воде, лениво похлопывая по бокам грязными хвостами и грустно глядя прямо перед собой, в то время как маленькие окуньки и краснопёрки, словно серебряные стрелки, метались вокруг их ног.
Так прошло не меньше часа, и этот час Фридолин проспал в полное своё удовольствие. И снилось ему, что спит он в своей старой норе и что у него теперь шелковистый лисий хвост — прави?ло, как его называют, — и стройные лапы, а негодный Изолайн упал в Цансенское озеро и утонул. «Так ему и надо, злодею!»
Фридолин чихнул, должно быть, песчинка попала в нос, и продолжал сладко спать.
Наконец самая старая из коров, по кличке Роза, надумала поднять голову — тихо звякнул колокольчик, болтавшийся у неё на шее, — и, окинув своим мутно-голубым взглядом весь склон, решила прекратить ножную ванну. Медленно стала выбираться она из воды, и ещё медленней за ней поплелись все остальные, и старые и малые. Отряхивая воду, Роза поднималась вверх по крутому склону, осторожно обходя колючий кустарник и выдёргивая изредка попадавшиеся сорняки; при этом она возводила свои голубые очи горе, словно моля о сострадании. Жалобно позвякивал колокольчик.
Другие коровы и телята разбрелись по склону, жалобное позвякивание неслось со всех сторон.
В голове Розы пробудилось воспоминание о глубокой низине почти в самом конце выгона. Там-то, где не росло кустов, хотя низинку и вытоптали сотни раз, за ночь и могло вырасти немного травки. Добравшись до верхней ограды, Роза стала пробираться вдоль неё, огибая ненавистный кустарник и стараясь первой достичь заветной низинки.
В непривычной для себя спешке она и не заметила, как ступила на выброшенный барсуком холмик земли. При этом Роза вывихнула себе ногу, а Фридолин, получив весьма чувствительный удар по голове, был самым непочтительнейшим образом разбужен. Перепугавшись не на шутку, он выскочил из своего ненадёжного укрытия и на всякий случай оскалил зубы навстречу неизвестной опасности, издавая при этом грозное фырчание.
Роза, тоже перепугавшись, поначалу и не вспомнила о вывихнутой ноге. Ничего не понимая, она уставилась на маленькое разгневанное животное, непостижимым образом явившееся так внезапно из-под земли. Какое-то время они, ничего не предпринимая, таращили друг на друга глаза. Постепенно фырчание Фридолина делалось тише и даже оскал зубов сделался меньше — ведь эта чудовищная чёрно-белая гора не проявляла никаких признаков враждебности. Но тут Роза грустно покачала головой — жалобно звякнул колокольчик — и решила опустить на землю четвёртую ногу. Резкая боль заставила Розу вновь поднять её. Не очень-то умственно развитая особа, Роза как-то связала эту боль с маленьким сероватым существом с бело-серой головкой. Одолеваемая любопытством, потянулась она к нему носом, громко втягивая воздух. А Фридолин, испугавшись, что эта чёрно-белая гора сейчас проглотит его, всеми зубами вцепился в чёрную влажную морду…
Натерпелась тут Роза страху, как никогда в жизни!
Взвив хвост трубой, она галопом понеслась вниз к водоёму, откуда, выбравшись на сушу, стала карабкаться по противоположному склону всё выше и выше; со всего маху в дикой скачке помчалась через Капитанскую горку к деревне, где добрые люди, может быть, и выручат её из беды.
А барсук Фридолин, тоже поглупевший от страха, висел у нее на морде.
Крестьяне в поле видели, как старая корова кузнеца Рехлина с поднятым к небу хвостом промчалась галопом к деревне, а на морде у неё висел какой-то зверь. Колокольчик жалобно дребезжал…
— Хорёк! — крикнул кто-то и, оставив лошадей, бросился вдогонку.
— Волк! — закричал другой и, схватив плеть и вилы, побежал за Розой.
Однако кое-кто — очевидно, то были весьма легкомысленные люди! — при виде этого бесподобного зрелища расхохотался. Смех становился всё громче. А тут ещё из-за Капитанской горки показались остальные коровы и телята, в полном недоумении бежавшие за своей заслуженной предводительницей.