Аня и Маня - Грекова И. 4 стр.


А ребята очень любят кино. Конечно, у них не настоящее кино, а проекционный фонарь, пленку прокручивать. Но тоже интересно. А сегодня вечером им обещали показать «Путешествие Нильса с дикими гусями». Хорошая плёнка. Но что поделаешь, когда наказаны.

Ребята смирно сидели, каждый на своей кровати, и думали о своём поведении. Больше всех была огорчена Аня. Она так гордилась, что Зинаида Петровна ни разу её не наказывала! А вот и наказала! Правда, не одну, а вместе со всей группой. А это, пожалуй, не считается.

Аня повеселела. А насчёт Нильса с гусями она даже не огорчилась. У них с Маней сегодня ночью ещё интереснее будет. Подумаешь, Нильс!

Наклонилась к Мане и говорит шепотом:

— А я всё-таки не буду сегодня спать, хоть мы и наказаны. По-моему, человеку спать совсем не надо. Глупая привычка. Как ты думаешь?

— Я тоже так думаю, — сказала Маня и сладко зевнула.

Месяц уже сильно уменьшился, перекосился на один бок, но всё ещё светил ярко, когда Аня с Маней, взявшись за руки, вышли из пятого домика. В саду были сплошные чудеса, под каждым кустом — по чуду.

Маня спросила:

— Отчего это днём всё такое обыкновенное, а ночью — необыкновенное?

— Я уже об этом думала, — ответила Аня. — Наверно, потому, что ночь — совсем другое время года.

Маня засмеялась:

— Почему ты говоришь «время года»? Разве ночь — это время года?

— А ты как бы сказала?

— Время дня.

— А разве ночь — это время дня?

— Наверно, нет, — ответила Маня. — Не будем об этом разговаривать, мне скучно думать.

И в самом деле, думать не хотелось, уж очень волшебное было все кругом.

— Знаешь, мне хочется полетать, — сказала Маня.

— Давай полетим.

Девочки подпрыгнули, и словно что-то подхватило их и понесло по воздуху. Они поднялись выше кустов, перелетели через забор, поднялись ещё выше и полетели, всё так же взявшись за руки, над верхушками леса. Летать было удивительно приятно, а главное, очень легко. Гораздо легче, чем плавать. Обе девочки плавать не умели, но Аня просто не умела, а Маня говорила, что умеет, только не хочет.

— Правда, как легко летать? — спросила Аня. — Наверно, это нас лунный свет поддерживает.

— М-м-м, — отвечала Маня.

— А ты чего дёргаешься?

— Нога чешется.

— Почеши.

Но чесаться на лету Маня не умела. Надо было где-то остановиться. Девочки встали на первое попавшееся облачко. Оно под ними не провалилось, а спружинило, как мягкий диван. Маня почесала ногу.

Полетели дальше. Очень хорошо было лететь, только Маня снова начала дёргаться.

— Опять чешется? — спросила Аня.

— Угу. Комары накусали.

— Где тут комары? Один лунный свет.

— Они меня ещё днём накусали.

Ну, что тут поделаешь? Остановились. Опять полетели.

Внизу, под ногами, неслышно промелькнула какая-то ночная птица.

— Что это? — спросила Маня.

— Наверно, сова.

— Ой, сов я боюсь!

— Не имеешь права. Ты ведь мышей боишься, да?

— Боюсь.

— А совы едят мышей. Они едят того, кого ты боишься. Значит, ты не должна бояться сов. Ясно?

— Ясно, — сказала Маня. — Только я ничего не поняла.

Аня в воздухе почему-то совсем не боялась и чувствовала себя лучше, чем на земле. А Маня побаивалась и то и дело останавливалась что-нибудь почесать. Аня всё это терпела, пока Маня не заявила, что у нее чешется хвост.

— Врёшь, у тебя хвоста нет, — сказала Аня. — Ведь не может чесаться то, чего нет?

— Есть у меня хвост, ведь я произошла от обезьяны, — ответила Маня и показала Ане хвост. Очень маленький, он едва торчал из-под платья.

Пришлось опять встать на облако.

— Ну знаешь, с такими остановками прямо неинтересно летать — сказала Аня. — Никакой волшебности, даже скучно.

И как только сказала, лунный свет погас. Наверно, это ветер завесил Месяц синими штанами.

— Ой, боюсь! — пискнула Маня.

— А я ничего не боюсь, — похвасталась Аня. — Ни мышей, ни лягушек, ни змей, ни темноты.

И соврала, потому что душа у нее была в правой пятке. Она потерла пятку, и душа оттуда ушла.

— Как же мы вернемся домой? — спросила Маня. — Ничего не видно!

Но тут Месяц опять засветил, и девочки увидели перед собой блестящую покатую дорогу, вроде большущей ледяной горки, которая с неба вела прямо на территорию.

— Поедем? — спросила Маня.

— А на чём? Санок у нас нет.

— На животах.

Они легли на животы и съехали по блестящей дороге к пятому домику. И каким-то непонятным образом оказались сразу в своих кроватках. Кругом спали дети, и часы тикали по-обычному: тик-так.

— Ты спишь? — спросила Маня.

— Нет, я же сказала тебе, что никогда не буду спать.

— Я тоже никогда не буду.

Обе уже спали.

— Знаете, дети, — сказала Зинаида Петровна, — кто-то у нас в пятой группе бродит по ночам. Кто из вас бродит, признавайтесь!

Маня покраснела и сказала быстро:

— Только не я.

Аня побледнела и сказала:

— Это я.

— Это мы, — поправила Маня. — Не я, а мы.

— Очень плохо, — сказала Зинаида Петровна. Ночью надо спать, а не бродить.

— А мы и не бродим, мы летаем, — заявила Маня. — Летать гораздо легче, чем бродить.

— На чем же вы летаете? На самолёте?

— На руках, на ногах, на голове, — затараторила Маня.

— На лунном свете, — прибавила Аня.

— А кто из вас на террасе скрипит и охает? Кряхтит и потрескивает?

— Это Шкаф, — ответила Аня.

— Шкаф Коллективович, — поправила Маня. — И ещё у него сын, Телевизор Шкафович, только он сейчас в починке.

— Ну вот что, девочки, — сказала Зинаида Петровна. — Эти ночные походы надо прекратить. Летайте сколько хотите, но только во сне. Детям часто снится, что они летают. Это значит, что они растут.

— Я, значит, очень быстро расту, — сказал Серёжа Давыдов, — потому что я во сне очень высоко летаю. Прямо в космосе, честное слово!

— Врёшь, — сказал Саша Савин, — нигде ты в космосе не летаешь.

— А ты откуда знаешь, что не летаю? Это мои сны, а не твои.

— А я твои сны изнутри тебя вижу. Никаким космосом там и не пахнет. Самое высокое — в стратосфере.

— А ты совсем нигде не летаешь. Я твои сны тоже изнутри тебя смотрел.

— Нет, я летаю, но не выше воздуха.

Заспорили о том, кто летает, а кто нет. Женечка Яхонтов сказал:

— Я во сне не летаю. Я во сне ползаю, как черепаха.

Оказывается, каждый во сне что-то делал: летал, бегал, плавал, прыгал, ползал или чесался.

Одна Зинаида Петровна ничего во сне не делала, потому что она была уже большая и росла не в длину, а в ширину.

— Ну, довольно хвастаться, — сказала она. — Давайте лучше договоримся. Первое: спать всю ночь по-хорошему, не бродить, не кряхтеть, не скрипеть, со шкафами не разговаривать. Договорились?

— Договорились! — закричали ребята, и Аня с Маней тоже.

— Второе: если кто-нибудь увидит во сне, что он ползает, бегает, прыгает, плавает или летает, запомнить этот сон и на другое утро рассказать всем, договорились?

— Договорились!

— Смотрите, уговор дороже денег, — сказала Зинаида Петровна.

— Каких денег? — спросила Аня.

— Любых, — ответила Зинаида Петровна и так на Аню поглядела, что у той вопрос, чесавшийся на языке, перестал чесаться и пропал.

И все пошли в лес.

А там, на пригорке, где солнышко пригревает, оказывается, уже поспела земляника. Дети на нее набросились, хватали и ели сладкие, душистые ягоды. Одна Аня Зайцева не ела землянику, а только нюхала.

— Аня, почему ты не ешь ягод? — спросила Зинаида Петровна.

— Они немытые, — ответила Аня, — мне мама не разрешает.

— Молодец, Аня, — сказала Зинаида Петровна, — маму всегда надо слушаться.

— А мне мама немытые разрешает! — закричала Маня. — Мне она всё разрешает, воду сырую прямо из крана и молоко с помидорами. Один раз я даже из лужи пила, честное слово!

— Ну, это уж ты напрасно, — сказала Зинаида Петровна. — И фрукты и овощи лучше мыть перед едой. И руки — тоже. А земляничку, здесь, в лесу, прямо с кустика, можно и немытую съесть — она чистая.

— А я один раз даже свечку ела! — не унималась Маня.

— А я… — закричали ребята. — А я…

Оказалось, что всякий что-нибудь такое да ел. Больше всех отличился Серёжа Давыдов. Он ел зубную пасту.

— И как, вкусно?

— Не особенно, — признался Серёжа.

А потом Зинаида Петровна рассказывала ребятам про своё детство. Когда она была маленькая — во время войны, — был голод. И совсем нечего было есть. Хлеб выдавали по карточкам. А карточки — это такие бумажные листки, от них ножницами отрезают талоны, квадратики. И за такой талон человеку дают хлеба.

— Сколько? — спросила Аня.

— Двести граммов, триста, четыреста. Как где и как кому. Тяжело человек работает — и хлеба ему больше.

— Ну, четыреста — это слишком много, — сказал Саша Савин. — Я лично хлеб терпеть не могу и никогда не съел бы четыреста граммов.

— Это когда есть другая еда. А если, кроме хлеба, ничего нет, то четыреста граммов в день — это не много, а мало. А в Ленинграде одно время сто двадцать пять выдавали. Это очень маленький кусочек.

— Вот такой? — спрашивали ребята.

— Нет, ещё меньше. И всякий человек, который знает, что такое голод, не будет капризничать с едой. Говорить: «терпеть не могу хлеба». И не будет есть зубную пасту, как некоторые.

Серёжа Давыдов покраснел и пообещал, что больше зубной пасты есть не будет.

— Я вместо неё творог буду есть. Почти такой же противный.

— Ну, а теперь поиграйте в салочки, а то засиделись, заговорились, — сказала Зинаида Петровна.

Ребята стали играть в салочки, а Аня подошла к Зинаиде Петровне и спросила:

— Что такое ночь? Такое время дня? Или такое время года?

— Такое время суток. Иди, Аня, побегай.

Но Аня не стала бегать. Она пошла под большую берёзу, села там на корточки и внимательно глядела куда-то в траву.

— Опять цыплят высиживаешь? — кричали ей ребята.

А она вовсе не цыплят высиживала, а думала. Про ночь ей было уже ясно. Она думала о большом и маленьком. Почему большое издали кажется маленьким?

Вот идет зелёный слон. Оборачивается,

     Весь раскачивается,

     Укорачивается.

Вот идет зелёный слон. Он качается,

     Удаляется

     И уменьшается.

Уменьшается везде, со всех сторон,

Стал как будто бы слоненок, а не слон.

     Но ещё, ещё, ещё

     Уменьшается.

     Уменьшение его

     Не кончается!

Вот трава ему дошла до головы,

И пропал зелёный слон среди травы…

Не могу понять: какого роста он?

     Может, это был кузнечик,

          А не слон?

Наступила новая ночь. Аня с Маней лежали в своих кроватках и изо всех сил старались заснуть. Они ведь обещали Зинаиде Петровне всю ночь спать, видеть сны и всё, что увидят, рассказать ей и ребятам.

Но вот беда: чтобы увидеть сон, надо заснуть! А вот заснуть-то им никак не удавалось. Они зажимали глаза ладошками: не закрываются, и все! Другие ребята давно уже спали, а Аня и Маня — нет.

— Говорят, чтобы заснуть, надо считать до тысячи, — сказала шёпотом Маня. — Жаль, что я считать не умею.

— Я много раз считала и ни разу не заснула, — ответила Аня.

В комнате было не так светло, как в предыдущие ночи, потому что месяц уже порядочно убыл и светил теперь не голубым светом, а, пожалуй, зеленым.

Девочки лежали и вздыхали.

— Аня, ты спишь? — окликнула Маня.

— Сплю. А ты?

— Тоже.

Ещё полежали. Опять спрашивает Маня:

— Спишь?

— Сплю. А ты мне не мешай.

— Сны видишь?

— Пока нет. Видела корову, только не во сне, а в бессоннице.

— Большая корова?

— Средняя.

Опять полежали. На этот раз заговорила Аня:

— Слушай, если бы ты была коровой, какого бы цвета ты хотела быть?

— Белой, с чёрными пятнами, — ответила Маня. — А ты?

— Песочной.

— Песочных коров не бывает.

— Нет, бывает. Я своими глазами такую корову видела.

— Нет, не видела.

— Нет, видела! Ты что, мне не веришь?

Аня захлопала глазами, выдавила две большие слезы и начала попискивать:

— И-и-и-и-и!

— По ночам рыдать нельзя, — сказала Маня. — Ты забыла?

Аня вспомнила, что Зинаида Петровна запретила рыдать по ночам, сразу же перестала. Говорит:

— А я и не рыдаю. Я уже эту привычку бросила.

Притихли девочки, лежат смирно, а сон всё не идет. Трудно, оказывается, заснуть, когда стараешься.

— Давай походим, — предложила Маня. — Тихонько-тихонько, тише мышей.

— А Зинаида Петровна бродить по ночам запретила. Мы же с ней договорились.

— То «бродить», а то «ходить». Совсем другое дело.

Ане не верилось, что «ходить» и «бродить» — разные вещи. Но очень уж скучно было лежать. Она согласилась.

— Ладно, походим.

Девочки вылезли из-под одеял, надели тапочки и осторожно, чтобы не скрипнуть, вышли из спальни. Ночь была как ночь, только не голубая, а зеленоватая.

Аня спросила:

— Маня, а ты знаешь, что такое ночь?

— Ночь — это такое время ночи, — быстро ответила Маня.

— Вот и врёшь.

— Не вру, а ошибаюсь.

— Вот и ошибаешься. Мне Зинаида Петровна объяснила: ночь — это такое время суток.

— Не всё ли равно: время ночи или время суток? Было бы весело!

Вышли на территорию. Всё кругом было незнакомое, зеленоватое, как вода в аквариуме, только без рыбок.

— Давай полетаем! — предложила Маня. — Как тогда!

— Ладно, — сказала Аня. — Только, чур, не чесаться на облаках, а то скучно ждать.

— Чур! — согласилась Маня.

Девочки взялись за руки и подпрыгнули. Но не полетели, как тогда, а опять опустились на землю. Даже подошвами пристукнули, как всегда, когда прыгнешь.

— Надо постараться, — сказала Маня. — Если выше подпрыгнем — полетим.

Постарались. Подпрыгнули выше. Не помогло: только подошвами громче пристукнули.

— Надо надуться, — сказала Маня. — Если надуемся — полетим.

Надулись девочки изо всех сил. Прыгнули. Опять не полетели. Тут Аня догадалась, почему.

— Лунного света мало.

И в самом деле, лунного света было маловато. Кстати, куда девался Месяц? На небе его не было. Может быть, опять на клумбе лежит?

И правда, выглянули из-за кустов и увидели, что на большой клумбе, в самой середине лежит что-то светлое. Только не круглое, а продолговатое, изогнутое. Видно, это не Месяц, а Полумесяц. Очень узенький, тонкий, худой, похожий на ломтик голландского сыра. Лежит и сияет зеленоватым светом, как у светляка, только поярче. А может быть, это всё-таки, Месяц?

Назад Дальше