Для стрельбы пироксилин надо было «успокоить» - заставить его гореть медленнее. Задача нелегкая. Как же ее разрешить?
Подожгите охапку лучины и толстое полено. От лучины быстро останется только горсточка золы, а полено все еще будет гореть. С плотным веществом пламя не может расправиться так быстро, как с размельченным.
Зная это свойство, пробовали прессовать пироксилин под большим давлением. Ничего из этого не вышло: пироксилин по-прежнему взрывался слишком стремительно.
И только в 1885 году французскому инженеру Вьелю удалось наконец найти верный путь. Вьель превратил волокнистый пироксилин в плотную массу, но не механическим, а химическим способом.
Это была не очень сложная операция.
Вьель растворил пироксилин в спирту и эфире, а затем растворитель испарил. Получилась густая зелено-желтая масса, похожая не то на студень, не то на тесто.
Пропуская тесто через специальные сита, Вьель превратил его в лапшу, а лапшу высушил и измельчил.
Русское военное министерство обратилось с просьбой наладить производство пироксилинового пороха к Дмитрию Ивановичу Менделееву.
Великий химик блестяще справился с этой задачей. Он изобрел порох нового типа - пироколлодийный, с успехом применявшийся в морской артиллерии, а изготовление пироксилинового облегчил и улучшил.
Шестьсот лет дым застилал поля сражений.
Шестьсот лет выстрел и дым были неразлучными спутниками.
А теперь их разлучили.
Пироксилиновые крупинки горели без дыма и копоти. Это был настоящий бездымный порох.
Пироксилиновый порох во всех отношениях лучше черного:
- он безопасен в обращении;
- он не оставляет в стволе нагара;
- он дает почти в пять раз больше газов, чем черный.
Винтовка капитана Мосина
Это было еще до того, как химики придумали способ замешивать пироксилиновое тесто.
В июльский полдень у подъезда старого петербургского особняка остановился коренастый офицер.
- Скажите, не здесь ли помещается комиссия для испытания магазинных ружей? - спросил он интендантского чиновника, спешившего куда-то с озабоченным видом.
- Здесь, - торопливо буркнул чиновник и побежал дальше.
Офицер мельком взглянул на позеленевшие от времени медные пушки, стоявшие по углам здания, на часового, вытянувшегося в струнку у полосатой будки, и поднялся по широкой лестнице наверх.
- Как доложить? - спросил его дежурный адъютант.
- Гвардии капитан Мосин по вызову из Тулы.
Председатель комиссии, высокий, сухопарый генерал Чагин, принял его в своем кабинете.
- Садитесь, капитан. Разговор у нас будет короткий.
Армии нужна магазинная винтовка. Вот для этого я и решил пригласить вас в комиссию. Надеюсь, работа будет вам по душе.
- Я уже немного об этом думал, - смущенно признался Мосин и вытащил из брезентового чехла ружье. - Вот видите, на восемь патронов. Они в прикладе и подаются рейкой. До совершенства, конечно, далеко. Это только первая проба.
Чагин внимательно осмотрел магазин, проверил действие затвора.
- Ну, - сказал он, добродушно ухмыляясь, - если бы каждый член комиссии являлся сюда с готовым ружьем, у нас было бы из чего выбирать. Приступайте! Желаю удачи!..
Вернувшись в Тулу, где он был начальником инструментальной мастерской, Мосин с головой ушел в работу.
Он был строг и взыскателен к себе. То, что сегодня казалось ему находкой, он без сожаления отвергал завтра. Работал месяцами и, когда дело подходило к концу, спокойно заявлял:
- Не то, совсем не то! Разве это затвор? Надо попробовать иначе.
И снова бесконечные чертежи, пробы и испытания.
Это был напряженный, изнурительный труд.
Куда бы Мосин ни шел, что бы он ни делал, всегда и везде за ним неотступно следовала мысль о русской магазинной винтовке.
Ведь ею надо вооружить не тысячи, а сотни тысяч людей.
Тут рискуешь не только огромными деньгами, но и тем, что гораздо дороже всяких денег, - судьбой русской армии.
В каких только переделках не приходится бывать нашему солдату! В осеннюю непогодь ползет он по раскисшей глине; в удушливый зной, обливаясь потом, бредет по безводным пескам; влезает на горные кручи; мерзнет на сорокаградусном морозе; вязнет в болотах; мокнет под дождем. И всегда с ним неразлучная спутница - винтовка.
Да, нелегкая предстоит ей служба. Сколько напастей, сколько испытаний! И все надо заранее учесть, заранее предугадать.
Ведь после долгого марша каждый лишний грамм пудовой тяжестью придавит усталые плечи солдата, каждое лишнее движение может оказаться непосильным.
Какой же должна быть новая винтовка? Мосин знал:
- она должна быть скорострельной;
- она должна быть меткой;
- она должна быть легкой, удобной и простой.
Но как всего этого добиться?
Помощники его расходились по домам, а Мосин все сидел, согнувшись за столом, и при свете керосиновой лампы создавал свое детище. Он не знал усталости. Большой лист ватмана покрывался чертежами.
Хотелось скорее проверить действие магазина, и, отложив в сторону карандаш, Мосин становился за верстак. Его сильные руки уверенно владели и резцом, и сверлом, и напильником. Увлекшись работой, он не замечал, что керосин в лампе догорает, а за широким окном мастерской давно уже голубеет небо.
Трудностей было немало. Мешал порох. Он был слаб, дымил и забивал копотью нарезы. После нескольких выстрелов пули заклинивались в стволе.
У Мосина опускались руки. Иногда ему хотелось бросить возню с магазинкой. Ведь все равно ничего не выходит.
Солдатушки-ребятушки,
Где же ваши жены?..
И вся рота радостно ему отвечала:
Наши жены
Ружья заряжены…
Звенел воздух. Пар от дыхания клубился на морозе, как пороховой дым, и в такт песне колыхались косо склоненные ружья.
- Винтовки Бердана, - говорил Павлов. - Он что, американец?
- Американец, - отвечал Мосин.
- Ничего винтовка, - снисходительно замечал Павлов. - Американец… Ну, а как ваша? Скоро?
- Не знаю, Павлов, не знаю. Не от меня одного зависит, - отвечал Мосин и, нахмурившись, возвращался к своим чертежам.
Магазин с отсечка-отражателем Мосина.
Семь лет прошло с тех пор, как он пришел к Чагину с первым образцом магазинки. За это время в комиссию поступило сто девятнадцать всевозможных ружей: итальянские, австрийские, норвежские, немецкие, французские, американские, русские.
Ружья прославленных конструкторов и ружья никому неизвестных мастеров.
Из ста девятнадцати винтовок комиссия выбрала две: бельгийца Леона Нагана и русского Сергея Мосина.
Какая из них лучше? Это должно было выясниться на испытаниях.
Мосин знал: бельгиец - соперник серьезный. Винтовка у него немного сложная, но хорошая. И отделана так, что глядеть любо.
Ни к чему не придерешься. Все тщательно пригнано, отшлифовано, ореховое ложе сияет лаком.
Блеск может понравиться. А тогда семь лет работы - насмарку. И в русской армии будет винтовка иностранца.
Мосин ничем не выдавал своего волнения. Только стал еще более молчаливым и сдержанным, чем всегда.
Осенью 1890 года из Бельгии прибыли триста винтовок Нагана, а из Тулы - триста винтовок Мосина.
Испытания начались 21 декабря.
Солдаты с любопытством разглядывали незнакомые ружья. По команде вышли на огневой рубеж и растянулись редкой цепочкой. Сигнальный взмахнул красным флажком. Замигали быстрые огоньки. Выстрелы на морозе звучали негромко.
Стреляли стоя в размалеванные фигуры саженного роста.
Стреляли лежа в картонные головы, прибитые к деревянному валу. Вал вращался, и головы то появлялись, то исчезали. За две секунды нужно было успеть прицелиться и спустить курок.
Испытания шли всю зиму с утра до ранних сумерек. Стреляли по разным мишеням с разных расстояний. Стреляли на меткость и скорость, залпами и одиночным огнем.
Расстреляли больше четырехсот тысяч патронов. Такого количества хватило бы на хороший бой.
За стрельбой внимательно наблюдали офицеры и отмечали в записных книжках каждую поломку и неисправность.
Это были обыкновенные испытания. А потом начались усиленные.
Из винтовок Мосина и Нагана стреляли надрезанными гильзами и двойными зарядами пороха, чтобы узнать, достаточно ли прочны стволы.
Клали винтовки в длинные ящики, наполненные золой, песком и толченым кирпичом. Смесь раздували мехами, чтобы винтовки засорились как следует. Это называлось «дать перчику».
Пыльные винтовки заряжали чистыми патронами. Скрипели затворы, патроны туго лезли в грязные стволы, случались осечки.
Потом отправили винтовки «на засолку»: облили их соленой водой и положили в сырой погреб. Через три дня вынули, осмотрели, какая сильнее заржавела.
Знал Сергей Иванович, что все это необходимо - ведь на войне не то еще бывает, - и все же волновался.
Наконец, зажали винтовку в тиски и стали подвешивать к прикладу пудовые гири.
«Пять… шесть… семь… восемь… - считал про себя Мосин: - девять…»
Раздался легкий треск. Вспомнил тут Мосин, что «испытание» и «пытка» - слова одного корня.
«…десять…»
Неужели еще?
- Довольно, - сказал Чагин.
Когда гири сняли, Мосин невольно повел плечами, как будто это с него свалилась десятипудовая тяжесть. На прикладе остались глубокие вмятины, но крепкое дерево выдержало, не сломалось.
Испытания кончились.
В марте 1891 года собралась комиссия, чтобы решить, чья же винтовка лучше. Место председателя за просторным столом занял инспектор стрелковой части в войсках генерал Нотбек.