Маша подумала немного и сказала:
— Ну ладно, давай разбудим.
— Мама, — стали они будить её оба вместе, — мама, проснись, что с тобой? Почему ты спишь? Почему ты такая красная? Может, у тебя болит что-нибудь?
Наконец мама проснулась, открыла глаза и сказала:
— Маша и Коля, мне очень скверно. У меня сильно бок болит и голова. И во рту всё пересохло. И на свет больно смотреть. Дайте мне воды попить.
Маша дала ей воды, а Коля сказал:
— Мама, я за доктором Иваном Николаевичем схожу. Пускай он тебя посмотрит и послушает.
— Коля, только не выходи без пальто на лестницу, а то и ты простудишься, — сказала мама.
А он не слышал её, он уже вышел из комнаты. Тогда Маша побежала за ним, нагнала его в передней и сказала:
— Коля, мама говорит, чтобы ты не выходил без пальто на лестницу, а то и ты простудишься.
Скажи ему Маша эти слова в другое время, он, наверно, не послушался бы да ещё и обругал бы её. Ну, например, дурой или ещё как-нибудь иначе. А тут он ничего не сказал, сразу же послушался и надел пальто.
Доктор Иван Николаевич жил на их же лестнице, только двумя этажами выше.
Коля взбежал наверх, позвонил, вошёл в квартиру и, увидев доктора, сидевшего за столом, сказал:
— Доктор Иван Николаевич, у нас мама заболела. Приходите к нам.
— Ладно, — ответил Иван Николаевич. — Сейчас руки вымою, халат надену и приду.
В комнате доктора на стене висел громкоговоритель и пел какую-то весёлую песню, а Коля слушал эту песню, и ему было совсем не весело.
«Вот, — думал он, — папа уехал, а мама заболела. И остались мы с Машей одни. Что нам делать?»
А доктор Иван Николаевич тем временем мыл руки и спрашивал:
— Тебя, мальчик, как зовут? Ты, мальчик, в школу ходишь?
— Да, — ответил Коля, — меня зовут Колей, и в школу я хожу.
А сам ждал с нетерпением, скоро ли доктор Иван Николаевич вымоет руки и наденет халат. «Ведь маме-то может быть, всё хуже и хуже делается, — думал Коля, — а он тут возится»
Наконец Иван Николаевич кончил мыть руки, надел халат, а на голову — меховую шапку, и они спустились по лестнице, вошли в Колину квартиру и прошли в комнату к маме. Доктор долго-долго выслушивал маму. Потом опять пошёл мыть руки, потом сел за стол и стал писать рецепты. Потом пошёл в переднюю, а Коля за ним.
Пока доктор был в комнате, он почти всё время молчал. Ему, должно быть, не с кем было говорить. Мама лежала совсем больная и не могла разговаривать — она только охала и стонала, а разговор с Машей и Колей доктор, наверно, считал неинтересным для себя разговором. Но когда Коля вышел в переднюю, доктор Иван Николаевич вдруг заговорил с ним.
— Слушай, Коля, — сказал он. — Ты, я вижу, сейчас единственный мужчина в доме.
— Да, — ответил Коля. — Папа недавно в Хабаровск уехал, а оттуда полетит на Камчатку и на Ледовитый океан.
— Так вот что, — сказал доктор Иван Николаевич. — Мама твоя очень серьёзно заболела — у неё сильное воспаление лёгких. Вот, возьми рецепты, пойди в аптеку и закажи лекарства, а завтра я опять приду. Только смотри, чтобы ни ты, ни твоя сестра не шумели, не шалили и не ссорились. Понятно?
— Понятно, — ответил Коля.
— И мне понятно, — сказала Маша.
Она вышла незаметно в переднюю следом за Колей и всё слышала, что говорил доктор.
И вот Коля побежал в аптеку, а Маша пошла обратно в комнату к маме. Она подтащила к дивану кресло и села в кресло с ногами, а лампу накрыла поверх абажура ещё газетой, чтобы яркий свет не падал маме в глаза. Она посадила к себе на колени куклу Елизавету Петровну, раздела её и сказала шёпотом:
— Ты, Елизавета Петровна, наверно, больна. Вот у тебя и щёки красные, сейчас я тебя послушаю.
Маша послушала ей грудку и спинку, а потом опять сказала шёпотом:
— У тебя воспаление лёгких, тебе надо лежать тихо. Поняла?
А кукла Елизавета Петровна лежала у неё на коленях тихо-тихо, и глаза её были закрыты.
Скоро вернулся Коля и принёс из аптеки лекарства.
— Маша, Машенька, тебе пора ложиться спать, а я буду здесь готовить уроки и посижу с мамой.
Первый раз услышала Маша, что Коля назвал её Машенькой. И так ей это показалось странно и необыкновенно, что она даже не стала с ним спорить, не стала говорить, что спать ещё рано, а сразу послушалась и пошла спать. А когда она умылась и разделась и легла в кровать, она позвала его:
— Коля, поди-ка сюда на минуточку.
— Ну вот, я пришёл, — говорит Коля. — Спи. Спокойной ночи.
— Коля, а кто же меня завтра в детский сад отведёт? — спросила Маша.
— Я тебя отведу, — сказал Коля. — Я встану завтра пораньше и, перед тем как идти в школу, отведу тебя в детский сад.
— Коля, а кто же с мамой останется? — опять спросила Маша. — Ведь она больная. Как же она будет одна?
— Мы попросим соседку Марию Петровну с ней посидеть, — сказал Коля. — Спи. Спокойной ночи.
И девочка Маша заснула. И немного погодя пришла к ней на кровать кошка Ниточка. Свернулась клубочком в её ногах и задремала. А на полу у Машиной кровати заснул Петушок. Спала мама. Но долго-долго не мог уснуть Коля. Он приготовил уроки, сдвинул два кресла — сделал себе кровать, — улёгся и глаза закрыл. Но заснуть не мог. Он всё думал о том, что теперь будет. Давать ли папе телеграмму или не давать? И что делать, если вдруг соседка Мария Петровна не сможет завтра посидеть около мамы? А когда он переставал думать, то снова начинал прислушиваться, как дышит, стонет и охает во сне мама. Но наконец и он уснул. На другой день утром Коля встал рано, пошёл на кухню и вскипятил чай, напоил и накормил Машу, потом сбегал за соседкой Марией Петровной и попросил её присматривать за мамой. Потом он отвёл Машу в детский сад, а оттуда сам побежал в школу.
И на третий, и на четвёртый, и на пятый, и на десятый день мама всё ещё была так же сильно больна. Она чувствовала себя то лучше, то хуже.
Каждый день приходил к маме доктор Иван Николаевич, а иногда с ним приходили ещё два каких-то доктора, и все они выслушивали и выстукивали маму.
Один доктор после выслушивания всегда говорил: «Так-так-так-так…» А другой доктор всегда очень громко сморкался, и когда слушал маму, то качал головой. А доктор Иван Николаевич любил расспрашивать Машу о том, чем её сегодня в детском саду кормили.
— А манная каша была вкусная? — спрашивал он. — А кисель был вкусный? А котлеты были вкусные?
И Маша ему отвечала:
— Манная каша всегда невкусная. А кисель сегодня был очень вкусный. А котлет не было, пирог с мясом вместо них был… А Колю кормит наша соседка, Мария Петровна: суп ему варит и макароны.
Когда доктора уходили, в комнате становилось совсем-совсем скучно. Даже Петушок не лаял и Ниточка не мяукала.
Они оба, должно быть, понимали, что нельзя шуметь, когда в комнате лежит больной человек.
Но наконец, на одиннадцатый или двенадцатый день, мама начала поправляться. Она начала пить и есть как следует и стала даже книжки и газеты читать. А на пятнадцатый день пришёл опять доктор Иван Николаевич с двумя другими докторами. Они всё выслушивали и выслушивали маму, а потом сказали:
— У вас после болезни лёгкие стали слабые. Вам надо на всю эту зиму на юг уезжать. Например, в Сухуми.
— Ах, — сказала мама, — хотя у меня и есть в Сухуми подруга, но всё-таки как же я поеду? Куда я дену сына и дочь?
А доктора отвечали:
— Этого мы не знаем. Это уж ваше дело. Одно только помните, что вам нельзя ни беспокоиться, ни волноваться, ни огорчаться… Ну, до свидания, мы пошли.
— Ах, — говорила мама, — что же мы будем делать? Никак, никак я не могу уехать!
А Коля сказал:
— Мама, не плачь. Тебе нельзя плакать. Я придумал, как мы сделаем. Ты возьмёшь с собой в Сухуми Машу, а я в Москве останусь. Мне нельзя школу бросать. Я думаю, я смогу у своего товарища Мити жить. Ты ведь знакома с его мамой и папой. У него отдельная комната, и там, кроме кровати, диван стоит, и я на диване спать могу.
ГЛАВА V
О том, как Маша со всеми прощалась
Так и пришлось сделать, как Коля предложил. Всё равно нельзя было ничего лучшего придумать. И вот стали они готовиться к отъезду.
Маша пришла в детский сад и на этот раз не на ухо, а прямо так, полным голосом, сказала всем мальчикам и девочкам, что она с мамой уезжает, на всю зиму на юг, в Сухуми.
— Что же это за город такой? — спросил Вова.
— Никогда я не слыхала, — сказала Наташа. А Вова сказал:
— Это там, где Чёрное море. Знаю.
— А где Чёрное море? — спросили Валя и Галя.
— А где Чёрное море, я не знаю, — отвечал Вова. А Маша сказала:
— Наташа, Наташа, пойдём пошепчемся, мне надо тебе что-то сказать.
Они взялись за руки и пошли в уголочек. Сели на пол, и Маша сказала:
— Наташа, что мне делать? Я и не знаю.
— А что? — спросила Наташа. — Что случилось?
— Куда я Петушка и Ниточку дену? — ответила Маша. — Ведь помрут они без меня.
Тогда Наташа подумала и сказала:
— Знаешь что, ты отдай их мне. Пускай они у меня будут. У меня они не умрут.
— Спасибо тебе, Наташа, — сказала Маша, — ты очень добрая. Я думаю, им будет у тебя хорошо, только бы их черепаха весной не съела.
— Что ты! — говорит Наташа. — Черепаха не ест ни людей, ни кошек, ни собак.
В половине пятого Коля зашёл за Машей в детский сад, и они пошли домой.
— Мама, — сказала Маша, — всё устраивается: Наташа берёт Петушка и Ниточку.
— Мама, — сказал Коля, — у меня тоже всё устраивается: Митя меня берёт к себе жить. И я вам уже билеты на самолёт купил. Послезавтра утром вы полетите в Одессу, а оттуда можете пароходом поехать. Я думаю, так будет интереснее и спокойнее, чем в поезде трястись. Увидите Одессу, поедете по Чёрному морю.
— Ну, — говорит Маша, — если мы послезавтра едем, так надо мне сегодня Петушка и Ниточку отнести, а то завтра будет некогда.
— Петушок! — крикнула она. — Ниточка! Подите сюда! Подошли к ней Петушок и Ниточка.
Петушок лаять начал, Ниточка начала о её ноги тереться и мурлыкать. А Маша сказала:
— Вы — мои хорошие! Остаётесь вы жить без меня. Улетаю я послезавтра. Будете вы у Наташи жить.
Сказала так Маша, и на глазах у неё выступили слёзы. И Петушок вдруг заскулил, и Ниточка замяукала. И оба они словно заплакали.
— Не плачьте, Петушок и Ниточка, — сказала им Маша. — Не плачьте, вам у неё хорошо будет.
Потом посадили они с Колей Ниточку в корзинку, взяли с собой Петушка и пошли.
— Вот они, вот я их и привела к тебе, — сказала Наташе Маша. — Мы уже послезавтра уезжаем.
А Наташа сказала:
— Давай их сюда, я сейчас их покормлю.
— Не надо кормить, — сказала Маша грустным-грустным голосом. — Они у меня сытые. Я их недавно кормила.
— Ну, а может, они в дороге проголодались, — отвечала Наташа.
И дала Петушку косточку с мясом, а Ниточке котлетку и молока. И стали они оба есть. И Петушок стал есть. И Ниточка.
Вот так сытые! А может, и правда они были сытые. Может, они просто жадные. Другие кошки и собаки всегда есть будут, сколько им ни дай.
Потом Маша сказала:
— Ну, Наташа, нам надо идти. Нам надо маме вещи помочь уложить.
— Что ж, — отвечала Наташа, — если надо, так надо, я тебя не задерживаю.
Тогда Маша встала со стула, села на пол и говорит:
— Петушок, Ниточка, идите сюда, я с вами прощаться буду.
Подошли к ней Петушок и Ниточка, погладила она их, поцеловала каждого в носик, и по одной слезинке упало из её глаз на их носики.
— Прощайте, Петушок и Ниточка, прощайте! Ведите себя хорошо. Прощайте! — Встала с пола и пошла с Колей к дверям.
А Петушок и Ниточка удивились, что Маша без них уходит, что Маша их в чужой квартире бросает, и побежали за ней.
Выбежали Маша с Колей на лестницу. Слышат — визжит за дверями в Наташиной квартире Петушок, мяукает Ниточка. Слышит это Маша и никак слёз удержать не может. Думаете, легко ей было с ними расставаться? Ведь она так сильно их любила! Всю дорогу она плакала. Только когда к дому подошла, перестала, чтобы маму не расстраивать зря.
А на другое утро в последний раз пошла Маша в детский сад.
Руководительница Софья Ивановна сказала:
— Дети, давайте мы сегодня Маше проводы устроим.
— Какие проводы? — закричали все мальчики и девочки.
— А вот какие. Давайте мы весь день сегодня будем петь, плясать, и стихи говорить, и сказки рассказывать, чтобы Маша этот день надолго запомнила, чтобы наш детский сад она не забыла.
И вот начали все мальчики и девочки петь, плясать, стихи говорить и сказки рассказывать. Прощальную спели:
Милая Маша,
Ты уезжаешь.
Милая Маша,
Ты нас оставляешь.
Милая Маша,
Скорей приезжай.
Милая Маша,
Прощай!
А после того как они эту песню спели, Вова станцевал вприсядку, ещё лучше, чем тогда, когда Маша в первый раз пришла в детский сад.
А потом Валя рассказала сказку про индюка, вот какую:
— Жил-был индюк. Огромный, красный и синий индюк. Он всё время ходил и говорил: был-был-был-был. И ещё жила лягушка. Она всё время говорила: ква-ква-ква, а все слышали, будто бы она говорит: два-два-два. И ещё жила курица, и она всё время говорила: куда-туда, куда-туда. Вот пошли они вместе гулять. И пошли, конечно, в лес. Ходили-ходили, бродили-бродили — смотрят, дом стоит. Хороший дом, железный. Они в него и вошли. А в этом доме волк жил — ну, откуда было им знать, что тут волк живёт? А его даже и дома сначала не было. А потом он вернулся. Вот подходит волк к дому и говорит: «Вот я сейчас войду туда в дом и съем всех, кто ко мне в гости пришёл». А курица вдруг закричала: «Куда-туда, куда-туда!» Волк и говорит: «Как куда-туда? К себе в дом я хочу войти. Только кто же это кричит? Может, медведь без меня пришёл, да и кричит теперь? Ох, не люблю я медведя, боюсь его!» А тут индюк закричал: «Был-был-был-был!» — «Ах, — сказал волк, — значит, и верно медведь ко мне забрался, да ещё, может, не один, а с медведицей». А тут лягушка заквакала: «Ква-ква-ква—два-два-два». Волк испугался и убежал. А они в его железном доме жить остались…
— Вот и вся моя сказка, — сказала Валя. А Галя сказала:
— А я могу стихи прочитать. Называются они
Небо широко,
Река широка,
На небе сорока,
Под нею река.
Летит сорока
И видит вдруг
За речкой широкой
Зелёный луг.
А на лугу
Под горкой
Лежит сырок —
Хороший сырок,
С красивой
Красной
Коркой.
Стала сорока
Сзывать подруг:
«Скорее, скорее, Сороки!
За речкой широкой
Зелёный луг.
А на лугу
Под горкой
Для нас, голодных, крикливых сорок,
Лежит
Хороший,
Вкусный
Сырок,
С красивой
Красной
Коркой».
Сорок сорок
В короткий срок
Слетелись и сели
Под горкой.
Сорок сорок
Съели сырок,
С красивой
Красной
Коркой.