Турок
В августе мы уехали в пионерский лагерь и там, в деревне, нашли себе товарищей. У них был кружок пчеловодов. И не только кружок, но и настоящие пчелы. В прошлом году у них было восемь ульев, а теперь уже только семь. Потому что один улей у них украл медведь. Настолько медведи любят мед!
Мы им не поверили, и они сказали:
— Приходите посмотреть и увидите, что у нас этого украденного улья на самом деле нет.
Нас разбирало любопытство, и мы отпросились у пионервожатого. Пошли втроем: я, Миша Юран и один мальчик из Жилины — Бубник. Он самый послушный, поэтому ему и велели за нами присматривать.
Сначала он присматривал: построил нас в ряд, и мы прошли строем до самого поворота. Но за поворотом Бубник сделал стойку и побежал. Мы сразу поняли, что он уже больше за нас не отвечает. Тогда и мы побежали и стали кувыркаться через голову, потому что нам было весело.
Ребята ждали нас за деревней. И при нашем приближении руководитель кружка Тонда Гричар скомандовал:
— Вот та зеленая будка — это пчельник. Кто прибежит первый?
И он побежал сам, и мы тоже побежали. Некоторые побежали медленно, а некоторые быстро. Но быстрее всех бежал Бубник, поэтому он и был первый.
Добежав, он хотел схватиться рукой за пчельник, чтобы всем было видно, что это именно он — первый. И вдруг страшно заорал, потому что схватился-то не за пчельник, а за пчелу — и она его ужалила.
Тонда приложил к руке Бубника мокрый камень и велел так держать. И сказал:
— Да, работа с пчелами радостна, но болезненна!
На нас пчелы не обратили никакого внимания. Мы подошли поближе. Действительно, восьмой улей украл медведь, потому что их там было всего семь.
Все ульи были здорово раскрашены, но один был самый красивый. Хоть на самом-то деле он тоже был ульем, но все-таки выглядел совсем как турок. Старый-старый турок, с усами и трубкой. Трубка нужна была для того, чтобы пчелкам было где сесть, когда они возвращались домой. А там, где у него был рот, зияла дыра — как раз через нее пчелки и летали на улицу и обратно.
Этого турка пионеры получили в подарок от одного старого деда. И было этому улью наверняка лет двести.
Мы обрадовались, что медведь украл не турка, но Тонда засмеялся и сказал:
— Турка не унесли б и два здоровых мужика.
Но это была неправда, потому что мы с Мишей турка сразу же приподняли, а мы ведь еще несовершеннолетние.
Потом мы попробовали турка даже немножко понести и здесь была наша роковая ошибка.
Пчелки подумали, что их опять кто-то крадет, и поэтому их королева выслала двух своих служанок на разведку. Они посмотрели, посмотрели и решили, что, кроме медведя, некому. И решили жизнь свою положить, но кражи не допустить. Да, здесь-то мы и допустили ошибку, что пострадавшим оказался не медведь, а Миша.
Когда Миша почувствовал, что случилось, он нечаянно выпустил из рук улей, потому что схватился за голову. Я один турка удержать не мог, и поэтому он у нас упал. Турок упал на голову, и трубка у него отломалась. И изо всех своих дырочек он начал выпускать пчелок.
Мы смекнули, что дело плохо, и заорали. И даже побежали прочь. Пчелы кусали нас сзади, но мы бежали все вперед и вперед. Но, когда нам наконец удалось выбежать на дорогу, мы увидели, что пчелы во сто раз умнее нас, потому что как раз там-то они нас и поджидали с другим войском, чтобы напасть на нас спереди.
Было их несколько миллионов, так что нам пришлось отступать. Но никто не знал куда, потому что пчелы были всюду — и спереди, и сзади, и вокруг. Пришлось нам позвать на помощь Тонду.
— Бегите сюда, ко мне! — откликнулся он.
Мы побежали к нему и спаслись уже только в ручье.
Тонда отвел нас к себе домой, и его мать сделала нам уксусные компрессы, и только потом мы пошли домой, в лагерь.
Идти-то мы могли, но Миша ничего не видел, а я только чуть-чуть, левым глазом, и Бубник только чуть-чуть, правым.
Пчеловоды нас проводили до поворота, а дальше не пошли. Тогда мы взяли Мишу за руки и пошли одни.
Вечером был костер, но нас там не было, потому что мы лежали в изоляторе.
Мы разговаривали о том, о другом, и Миша сказал:
— Как ты думаешь, Тонда даст нам один рой? Я думал, что даст.
Потом вожатый принес нам поесть, но всё, все, даже хлеб, подавал нам с вилочки, потому что никак нельзя было добраться до рта — так все распухло.
Когда мы наелись, Миша сказал:
— Вот вернется ко мне зрение, и я сделаю чертеж нашего улья, но это будет совсем другой улей, не какой-то там дурацкий турок.
Так мы основали кружок пчеловодов.
Не договорились мы только о том, продавать нам мед или есть самим. Я думаю, что все-таки самим, потому что мед очень полезен для здоровья.
Потоп
Когда хлещет дождь и громыхает гром, наша бабка не пускает меня на двор, чтобы меня не убило.
И вчера вот так я сидел с ней на кухне, и мы смотрели из окна, потому что была гроза. Бабушка все вздыхала и приговаривала, что льет, как перед потопом. А я все допытывался, помнит ли она о потопе лично или только по рассказам.
Бабушка сказала, что она лично видела наводнение только однажды, когда разлилась река Грон и вода снесла у них хлев с поросенком. Поросенок плыл через всю деревню, примостившись на доске, и истошно визжал, а потом его выловил дедушка.
Но о самом потопе она не помнила и знала о нем только из уроков закона божьего, когда еще маленькой училась в школе.
И вот она начала мне рассказывать, какой это был страх, когда господь бог разгневался на людей из-за их грехов тяжких, решил всех утопить и спасти только одного Ноя с его семьей.
И хлынул тут дождь и лил сорок дней и сорок ночей подряд, вот тогда-то и случился потоп.
Я спросил:
— А что, звери тоже тонули или нет?
— Конечно, и звери, — ответила бабушка.
— А что, разве и на них господь бог разгневался за грехи тяжкие? — спросил я.
— Да нет, звери не грешат, у них же нет души.
— А зачем же он, господь, хотел их утопить?
— Ну, знаешь! — рассердилась бабушка. — Звери терпели за нас, за людей.
Мне это дело не понравилось. Зачем же страдать невинным? Я бы за Канториса страдать не стал и за его грехи даже нашего пса Буру и то не разрешил бы утопить. Уж лучше б я бросил в потоп самого Канториса! Тем более что он все равно как-нибудь выплывет.
А бабушка рассказывала дальше, что господь бог приказал Ною построить деревянную лодку, которую назвали почему-то ковчегом или еще как-то в этом роде, но это была великая тайна, о которой никому нельзя было рассказывать.
Только когда должно было стать так плохо, что хуже не бывает, Ною разрешено было взять в этот свой ковчег по одной паре всех зверей, чтобы сохранить их до лучших времен.
— Что же это был за огромный корабль, в который вошли все земные звери? Сколько же у Ноя было судоверфей, которые построили для него такой корабль! — сказал я.
— Ты не серди меня! — негодовала бабушка. — Никаких таких верфей тогда еще не было. Он строил все сам, один, и величиной этот корабль был с наш дом.
Я засмеялся.
— Вот это да! — сказал я. — Да в наш дом не вошел бы даже и цирк, который приезжал сюда в прошлом году! Одних зверей у них было пятнадцать вагонов! А ты думаешь, это самый большой зверинец?
— Это не мое дело, — сказала бабушка. — У Ноя все вошло.
Потом я спросил, а не забыл ли Ной взять на корабль тюленей.
Бабушка сказала, что не забыл. Раз господь бог приказал всех взять по паре, так, значит, и взяли всех.
— Ха-ха! — засмеялся я. — Вот это уж было ни к чему. Во-первых, тюлень и в воде не утонет. А во-вторых, чем же ему на корабле питаться, если там не было рыб? Ведь рыбам нужна вода, а тюленю нужны рыбы, чтобы не сдохнуть.
— Не переиначивай, пожалуйста, прошу тебя, и не гримасничай! — сказала бабушка. — Как я тебе говорю, так всё и было. Я ведь помню, как нас учили.
Но я не оставил ее в покое:
— Ну, раз уж брали всех зверей, так, значит, взяли и белых медведей? Значит, взяли и кенгуру из Австралии, и индийских кобр, и львов из Африки, да?
— Да, — сказала бабушка.
— И американского кондора?
— Да, всех!
Потом я у бабушки выяснил, пользовался ли Ной на своем корабле моторами или только веслами.
Бабушка считала, что только веслами, потому что моторов в то время еще не было.
— Ну, тогда я ему не завидую, — сказал я. — Наверно, сильно болели у бедняги руки, если ему приходилось грести к Северному полюсу за белыми медведями, а потом быстрей, быстрей снова в Австралию за кенгуру, а потом обратно в Африку за львом. А ты знаешь, бабушка, что Америка была открыта только пятьсот лет назад? Так как же бедный Ной мог знать, куда ему держать путь за американским кондором?
Бабушка ничего этого не знала и назвала меня безбожником. Но я все еще никак не мог успокоиться!
— Да если б у него даже был и компас, и радарные установки, и самые лучшие карты, он все равно не успел бы объехать весь свет всего за сорок дней! Да еще при таких затруднительных метеорологических условиях!
Бабушка не сдавалась:
— А вот ему господь бог приказал, он и объехал.
Но и я не сдавался и сказал, что в таком случае Ной должен был бы иметь на своем ковчеге атомный мотор.
— Не греши, не греши, парень! — воскликнула бабушка и всплеснула руками.
— Знаешь, что я думаю, бабушка? — сказал я, подойдя к двери. — Да это же просто сказка! Ведь на самом-то деле ничего такого и быть не могло. Был, конечно, какой-нибудь ливень. Ну, а раз был ливень, то было, конечно, и наводнение, как у вас тогда, когда разлился Грон. И чтоб был сооружен такой корабль, на который помещались бы все звери? Нет, это невозможно! И если наводнение было большое, то наверняка и зверей немало утонуло. Ведь ты же сама говорила, что у соседей утонул поросеночек, когда разлился ваш Грон. Ведь только своего дедушка-то спас. Да и вообще человек сначала всегда спасает людей, а потом уже зверей.
Но тут бабушка рассердилась не на шутку, схватила мокрую тряпку и погнала меня из дому. Но мне это было на руку, я тут же выскочил на двор.
Тогда бабушка открыла окно и позвала меня обратно.
— Отойди ты хоть от этого дерева! Ты что хочешь, чтобы тебя убило? На-ка вот, лови! — и кинула мне мой плащ.
Потом уж я не пришел домой до глубокой ночи — мы строили с Мишей плотину.
Розовая фасоль
Наш пионерский отряд — самый лучший в школе, а мы — самые лучшие пионеры а отряде. И среди самых-самых лучших я, как видно, самый хороший, потому что именно меня назначили смотреть за нашим отрядным ящиком с опытной фасолью.
Когда мы однажды шли с пионерского собрания, ребята из четвертого отряда похвастались, что у них на мичуринском поле будет тыква ростом с маленького первоклассника. Тогда Миша сказал:
— Ерунда! Мы тоже выращиваем опытную фасоль. И в стручках у нее будут только розовые зернышки.
Они нам, конечно, не поверили. Мы тоже немного удивились, но у Миши дядя — огородник, поэтому нам пришлось все-таки поверить. И действительно, Миша скоро принес розовую фасоль.
В уголке живой природы у нас был одни пустой ящик. Мы взяли его и набрали чернозема. Потом долго раздумывали, куда же нам его поставить, чтобы выращенная нами фасоль была сюрпризом. Долго мы спорили и о том, кто будет за фасолью следить, но потом справедливо решили, что я, потому что я самый лучший пионер и потому что у нас дома балкон.
На другой день все пришли посмотреть, какие всходы дала фасоль. И так потом ходили каждый день. Но мама сказала: чем больше ребята будут ходить, тем дольше фасоль не взойдет. Мы, правда, этому не поверили, но все-таки что-то в этом было. Потому что однажды Мише показалось, что он видит всходы: он покопался немножко, и росточек потом уже больше не показывался.
Наконец мы договорились, что отряд будет ходить только два раза в неделю. Итак, вся забота была доверена мне, и только мне. Один Миша мне ходил помогать.
Утром, когда я вставал, я фасоль сразу же поливал. В обед мы с Мишей смотрели на нее второй раз, а вечером, перед сном, — третий.
В конце школьного года весь отряд пришел посмотреть на нее в последний раз. Фасоль в это время выросла уже на целых двадцать сантиметров.
— В сентябре, — сказал Миша, — будут стручки, и около пятнадцатого мы покажем четвертому отряду первое розовое зернышко.
Потом были каникулы.
Потом снова начался учебный год. И когда мы в первый раз пришли в школу, то на мичуринском поле увидели тыкву, выращенную четвертым отрядом, но ростом она все-таки была никак не больше трех четвертей метра.
Наши ребята дружно посмеялись над ними и сказали:
— Прямо из школы пойдем к нам. Вот у нас фасоль так фасоль!
Я промолчал.
А когда мы шли из школы, Ежа спросил:
— Когда приблизительно лопнут стручки, Мирослав? Я тогда сказал:
— Никогда. Миша удивился:
— Как же это так — никогда? Каждая фасоль лопается, если только у нее есть стручки.
Но я сказал:
— У этой — нет. Она погибла.
Миша воскликнул:
— А ты поливал ее?
Я сказал:
— Поливал до тридцатого июня.
Тут все и началось. Ежа сказал, что у меня нет никакой пионерской чести, что я предал отряд и что теперь позор падет на наши головы. Но Миша не сказал ничего. И это мне было хуже всего, поэтому и я промолчал. Если уж какая-то фасоль ему дороже товарища, то что уж тут говорить…
Теперь они все шли вместе, а я шел один. Потом и Миша пошел один. Но так, чтобы я мог его догнать, и наконец мы снова шли с ним вместе.
Сначала мы ни о чем не говорили. Но потом Миша сказал:
— Мне с тобой даже и говорить-то не хочется, потому что ты не пионер, а диверсант, раз ты ее бросил поливать. И вообще, почему все-таки ты ее не поливал?
Я сказал, что никакой я не диверсант, а пионер, как и все. А раз в каникулы пионерский галстук не носят, то такое может случиться с каждым.
Миша сказал, что такое не должно случаться и теперь вот у нас не будет фасоли.
Я и сам так думал и поэтому сказал:
— Если уж я диверсант, так ты еще хуже. Скажешь, во время каникул ты не воровал яблок у Червенковых из сада? А ведь в течение учебного года ты никогда не воруешь. Выходит, в течение учебного года ты пионер, а в каникулы — вор, да?
Миша не сказал ничего, только хотел мне что-то сказать. Или мне просто показалось, что хотел.
У самого дома он мне все же сказал:
— Завтра пойдем к дядьке на огород и попросим скороспелую фасоль.
— Хорошо, — сказал я. — И я буду ее поливать. И в воскресенье. И всегда!
Бациллоносители
Бациллоносители — это ребята, которые разносят бациллы.
Так я и объяснил бабке. Но она всплеснула руками и сказала:
— Боже, боже, чего только не выдумают! В старину такого не бывало. Когда я ходила в школу, болезней было много, но бациллы только у одной девочки — у Илонки. Та могла себе это позволить, потому что у ее отца была лесопилка.
— Сейчас у нас все по-другому, — сказал я бабке. — Когда ты ходила в школу, не было ни истребителей, ни ракет, ни бациллоносителей, а теперь вот есть. Сейчас это может себе позволить каждый, неважно, есть у него лесопилка или нет.