— ПРИВЕТ, ДЖЕЙСОН! — повторяет логопед еще громче. И обращается к его маме:
— Как наши дела?
Джейсон показывает мне: Громко.
— Ой, какая славная зверушка! — говорит логопед. — Но что же это она делает?
Взглянув на Корицу, я вижу, как она жует край До свидания.
Я хватаю ее:
— Прости, Джейсон.
Он улыбается.
… свидания. Морская свинка.
Глядя, как логопед увозит Джейсона вглубь коридора, я держу Корицу на руках и поглаживаю ее кончиками пальцев.
— Можно мы заедем в торговый центр на обратном пути? — спрашиваю я у мамы. — Мне нужна пачка бумаги и канцелярский нож.
Джейсону нужно так много слов.
Иногда люди смеются. А иногда насмехаются
По пути из торгового центра мама говорит:
— Невероятно, Корица чуть не съела карточку Джейсона.
Я смеюсь вместе с ней, поглаживая Корицу, которая прижалась к моему животу.
— Она любит бумагу почти как морковку.
Я чешу Корице грудку, она это обожает. Зато она терпеть не может ездить в машине и не трясется от страха только потому, что сидит у меня на руках.
В сумке, что лежит у меня в ногах, — канцелярский нож, пачка белой бумаги и коробка с сорока восемью цветными карандашами, на двенадцать больше, чем в моем нынешнем наборе.
— Спасибо за новые карандаши.
— Пожалуйста, — отвечает мама. — Ты же делаешь карточки для Джейсона, и ты много сидела с Дэвидом в последнее время.
Жду не дождусь, когда мы приедем домой и я смогу попробовать карандаши на бумаге — аквамариновый, лиловый, салатовый, кобальтовый и остальные. И мне не надо больше экономить малиновый и фиолетовый. Теперь у меня есть совсем новенькие длинные карандаши.
— Ты не хочешь ходить на уроки рисования? — спрашивает мама. — Терпеть не могу, когда ты все лето бездельничаешь.
Я ловлю ее взгляд в зеркале заднего вида.
— Я не бездельничаю.
— Миссис Дешейн сказала, что еще не поздно записаться на йогу. Было бы здорово. Или на какую-нибудь экскурсию, а?
— Я подумаю.
Склонив голову к приоткрытому окну, я глубоко вдыхаю сырой запах моллюсков Сейчас отлив, и на обнажившемся дне видна одинокая фигура человека, собирающего моллюсков. Издали он похож на перегнувшуюся пополам куклу с грабельками в руке и ведерком у ног.
Рядом со мной спит Дэвид, склонив голову на плечо, как бы пытаясь закрыть одно ухо. Он тихо вздыхает и морщит нос — то ли его беспокоит запах моллюсков, то ли ему что-то снится.
Но я вообще не знаю, видит ли Дэвид сны, он мне никогда не рассказывал.
— Дэвид уснул, — говорю я.
Мама улыбается мне в зеркало заднего вида.
— Похоже, Стефания его утомила.
Подъезжая к дому, я вижу, что Райан играет с Кристи в баскетбол около ее дома. Она машет мне, но ком в горле от этого не проходит.
Дэвид просыпается и потягивается, насколько ему позволяет ремень безопасности. Кристи оставляет баскетбольный мяч и направляется к нам, следом за ней идет Райан.
— Дэвид, — говорю я. — Иди в дом с…
Поздно. Отстегнув ремень, он уже вылез из машины и мчится навстречу Кристи и Райану.
— Я заберу Корицу и остальные вещи, — говорит мама. — А ты отправь Дэвида домой, если пойдешь к соседям.
— Но мама!
— У него совсем нет друзей, а у тебя есть. — Она смотрит на меня поверх очков. — Ты же можешь побыть с ним несколько минут?
Я разрываюсь между заведомо проигрышными вариантами. Дэвид завопит, если я отправлю его домой прямо сейчас.
А если я стану упрашивать маму забрать его, она сочтет меня эгоисткой. А тут еще этот Райан.
Скрестив руки, я обдумываю один из возможных вариантов. Допустим, Райан хочет произвести на Кристи хорошее впечатление ничуть не меньше меня.
— Я буду у себя в офисе, — говорит мама.
Чавкая жвачкой, Райан перегибается через изгородь и надувает пузырь.
— Жвачка?
Дэвид может не заметить все что угодно, но жвачку не пропустит никогда.
— Ага, жвачка.
В руке у Райана пачка — он достает и дает одну жвачку Кристи. Еще одну кидает мне.
Я хватаю жвачку на лету, прежде чем успеваю решить, хочу я ее или нет.
— Можно мне? — спрашивает Дэвид у Райана.
— Я ждала, когда ты приедешь, — говорит Кристи, разворачивая жвачку.
— Мы ездили с Дэвидом на трудотерапию, — я опускаю жвачку в карман шортов. — А потом мне надо было в торговый центр.
— Можно мне? — опять спрашивает Дэвид. — Если у кого-то есть то, что ты хочешь, спроси: «Можно мне?» Это правило.
— А что такое трудотерапия? — спрашивает Кристи.
Мне неохота объяснять, но и Кристи, и Райан смотрят на меня в ожидании ответа.
— Такие занятия. Там Дэвида учат писать, прыгать и всякое такое.
Райан обращается к Дэвиду:
— Ты не умеешь прыгать?
Если бы мы были на автобусной остановке, я бы уже вопила. Но Кристи задумчиво морщит лоб.
— Конечно, умеет…
— Прыгай! — командует Райан.
И Дэвид прыгает — вверх-вниз.
— Перестань, — говорю я.
Дэвид прыгает — вверх-вниз — и смотрит на пачку жвачки в руке у Райана. Вверх-вниз.
— Перестань!
Я хватаю Дэвида за руку, но он продолжает прыгать. Он тяжело плюхается мне на ногу, пока я лезу в карман за своей жвачкой.
— Райан, дай ему жвачку, — говорит Кристи.
— Свершилось чудо! — Райан протягивает жвачку Дэвиду. — Ты исцелен!
Дэвид разворачивает фантик, но внутри пусто. Он утыкается носом в мою рубашку.
— Исчезла!
— Козел! — кричу я на Райана так громко, что Дэвид начинает рыдать. — Убирайся подальше от нашего дома и забери свою дурацкую жвачку.
— Это же просто шутка.
Райан достает из пачки другую жвачку, но Дэвид так крепко в меня вцепился, что не может ее взять.
— Я дам ему свою, — рявкаю я.
— Пойдем, Крис, — говорит Райан. — Мне надо домой.
— Прости, Кэтрин, — произносит Кристи, бледнея. — Я тебе позвоню, ладно?
— Ладно.
Я тащу Дэвида по ступенькам в дом и не останавливаюсь, пока за мной не захлопывается входная дверь.
— Мама!
Я вижу в окно, как Райан размахивает руками, похоже, он что-то объясняет. Может, он пересказывает Кристи все гадости, которые я ему когда-либо говорила, умалчивая, почему и за что.
Кристи кивает, и это ее ничтожное «да» разом выбивает меня из седла.
— А жвачка? — спрашивает Дэвид.
Я разглядываю волосы у него на макушке.
Как он может быть таким безупречным снаружи и абсолютно исковерканным внутри?
Как яблоко, красное на вид, но мягкое и коричневое, стоит только надкусить.
— Можно мне?
Я достаю жвачку из кармана и кладу Дэвиду прямо на его безупречную макушку.
Он достает ее из волос. Я гляжу, как он разворачивает жвачку и запихивает ее в рот, бросив обертку на пол.
— Мусор кидают в помойное ведро, — говорю я. — Это правило.
— Прости, Квак.
Я отворачиваюсь, но краем глаза вижу, что Дэвид уже поднял фантик.
— Прости, Квак? — произносит он с нарастающей тревогой.
Дэвид пугается, когда ему не отвечают, и меня снова начинает мучить совесть, нашептывая: «Он старается изо всех сил».
Я должна взять себя в руки, иначе мне не избежать катастрофы. Лавина вины сорвется с горы и, сметая дома на своем пути, размажет меня по склону.
Я беру фантик:
— Ладно, Жаб.
— Кэтрин, — произносит мама. — Дэвид должен пользоваться своими словами, но он никогда этому не научится, если ты будешь провоцировать его повторять чужие.
Несправедливость — как удар в живот.
— Ты позволяешь ему все что угодно! — кричу я. — Ты всегда за него!
— Ему необходима моя поддержка.
И незачем так орать.
Я несусь в свою комнату и хлопаю дверью так, что Корица и Мускат забиваются в дальний угол клетки.
Открыв альбом на чистой странице, я начинаю писать, и буквы от нажима врезаются в страницу.
«Несправедливо». «Жестоко». «Ненавижу». «Катастрофа». «Гнусно». «Дразнить». «Стыдно».
Руки у меня дрожат. Они трясутся так сильно, что мой почерк становится неузнаваемым.
Я пытаюсь обессмыслить слова, сосредоточившись на буквах.
Четкое Б, круглое О.
«БОЛЬ».
Но мне не удается обмануть себя.
Я знаю, какой силой обладают эти слова. Голова опускается на руки.
Дверь скрипнула, но у меня нет сил поднять голову.
— Уходи, — говорю я.
Между рукой и щекой просовывается кассета.
— Мне жаль, Квак, — говорит Дэвид.
Чтобы он ушел, я вращаю кассету вокруг пальца — круг за кругом.
Дэвид кладет голову мне на плечо.
— Если бы Кристи была, а Райана не было, все было бы по-другому. Если бы мама не…
— Ты починила! — восклицает Дэвид.
Я смотрю на кассету. Пленка уже намотана.
Пока она проигрывается, я смотрю, как Дэвид шевелит губами, безмолвно воспроизводя каждое слово и каждую паузу одновременно с голосом Арнольда Лобела. Пальцы Дэвида колышутся, как травинки на ветру, послушные своему собственному беззвучному танцу.
— Ты кто? — спрашиваю я.
— Я Дэвид, — отвечает он.
Открывай двери осторожно. Иногда вываливаются вещи
Мама читает, а я делаю набросок сцены: под покровом ночи Гарри крадется по коридору. Я учусь рисовать перспективу, делая коридор уже с каждой новой дверью.
Я представляю, как Гарри поворачивает ручки дверей, чтобы выяснить, что они скрывают, и не замечает, что чем дальше он идет, тем ближе смыкаются стены.
Чтобы спасти его, я переворачиваю страницу.
Рядом со мной на диване лежит небольшая стопка белых карточек с новыми словами.
Дома я не сомневалась, что покажу Джейсону эти слова, но теперь начинаю думать: а что, если он скажет, что я эгоистка, которая зациклилась на своих проблемах и не способна понять, что Дэвиду — и ему самому — гораздо хуже.
— А сколько будет стоить перевозка? — спрашивает администратор по телефону. — А если мы возьмем две упаковки, скидку сделаете?
Я раскрываю рюкзак, чтобы проверить, не осталось ли у меня чистых карточек. Может, я еще успею сделать другие слова до появления Джейсона.
— Это довольно дорого за одну упаковку батареек для слуховых аппаратов, — говорит администратор.
Я кладу карточку поверх альбома, но, прежде чем я успеваю придумать слово, в дверь врывается Кэрол с ребенком на бедре.
— А на мосту была такая пробка! — обращается она через голову Джейсона к идущей следом миссис Морхаус. — Видимо, мост развели, чтобы пропустить корабль, и это именно в тот день, когда я и так всюду опаздываю.
Оправдание. Я записываю слово как можно быстрее.
— Так всегда и бывает, да? — Миссис Морхаус толкает кресло Джейсона через приемную прямо ко мне, и мама берет закладку, оставляя Гарри посреди коридора.
Джейсон улыбается. Его волосы вьются надо лбом и за ушами, но в глаза больше не лезут.
— Отличная стрижка.
Я запихиваю стопку карточек под себя.
Слишком. Коротко. Он кивает на карточку, что лежит у меня на коленях.
Какое? Слово.
Я хмурюсь, засовывая Оправдание в кармашек разговорника. Без картинки карточка выглядит довольно халтурно и убого. У меня так и чешутся руки вытащить ее обратно..
— Прости, — говорю я, — остальные слова плохие.
Хочу. Плохое. Слово.
— Плохие не в этом смысле, — говорю я не в силах сдержать ухмылки. — Просто я была не в духе, когда их писала. Может, я тебе к следующей неделе сделаю другие?
Он мотает головой. Хочу. Те. Слова.
Я оглядываюсь на маму — она уткнулась в журнал.
— А когда ждать доставку? — говорит администратор в телефон. — Штат Мэн.
Джейсон пристально смотрит на меня, тихо постукивая пальцем по пустому кармашку.
Я вытаскиваю карточку из-под ноги. Даже не глядя, что там, вставляю слово в разговорник. Гнусно.
Что? Рисунок. Гнусно.
— Что я нарисовала для слова «гнусно»? — переспрашиваю я.
Он кивает.
— Я хотела этим словом выразить чувство, — говорю. — Но чувство трудно изобразить, поэтому я нарисовала пруд, где мы купаемся. Там есть мостки, и мы прыгаем на спор — кто достанет до дна. Нужно опуститься довольно глубоко, а вода там внизу ледяная. Но хуже всего, когда касаешься дна. Оно такое вязкое, ил со старыми сосновыми иголками засасывает по щиколотку. А у тебя почти не осталось воздуха, и ты уже думаешь, что на этот раз трясина тебя не отпустит. Ведь по правилам нужно достать горсть этой гнусной жижи, чтобы доказать, что ты коснулся самого дна.
Я ожидала увидеть на лице Джейсона омерзение, но в его взгляде горит зависть.
Это? Здорово.
Я киваю.
— Когда выныриваешь, понимаешь, что оно того стоит.
Он вздыхает, и только тут до меня доходит, что ему не дано пережить тот восторг, который испытывает каждый из нас, пробивая толщу воды стиснутым кулаком. Разве это возможно — прожить целую жизнь и ни разу не испытать ничего подобного?
Ты. Говоришь. Ты. Пишешь. Гнусно. Потому что. Чувство — показывает Джейсон. — Что случилось?
Я достаю карточки и кладу их рядом.
— Помнишь, я тебе рассказывала про мою новую соседку Кристи? Она зашла ко мне во вторник. И все было бы просто замечательно, если бы только с ней не было Райана. Этого парня я терпеть не могу. Дэвид попросил Райана угостить его жвачкой, а тот стал его дразнить, и случилась… Катастрофа.
Самое ужасное то, — я перехожу на шепот, чтобы меня не услышала мама, — что Дэвид считает Райана своим другом. Он не понимает, что Райан над ним издевается.
Я быстро добавляю слова — Жестоко. Дразнить. Стыдно.
— Все пошло наперекосяк, и я ничего не могу с этим поделать.
Ненавижу. Несправедливо.
Я стряхиваю несколько светло-желтых песчинок, налипших на колесо инвалидной коляски. Они такие крошечные, что моментально исчезают из виду.
— Вот так я себя и чувствовала, — я касаюсь слова Гнусно. — Как будто я снова оказалась на дне пруда, только на этот раз трясина не хотела меня отпускать.
Иногда. Джейсон колеблется, его пальцы застыли над книгой. Я. Хочу. Умереть.
— Ты что!
Миссис Морхаус вздрагивает:
— В чем дело?
Палец Джейсона остановился на слове Секрет. Я спешу успокоить миссис Морхаус.
— Все в порядке, просто я очень удивилась.
Я переворачиваю страницы в поисках нужных слов. Я. Бы. Скучать. По. Тебе.
Джейсон улыбается.
Но. Почему? Хочется. Умереть.
Он пожимает плечами. Нет. Слово. Сильнее. Отчаяние.
Я перекатываю последнюю оставшуюся песчинку, безупречную и острую, между большим и указательным пальцами.
Я. Он переворачивает страницу и показывает на слово Неполный.
— Вовсе нет. Но я знаю, что ты имеешь в виду. Иногда я тоже утрачиваю чувство цельности.
Я ищу пустой кармашек для слова Боль.
— Меня будто разрывает пополам. Одна половинка хочет бежать к друзьям и вести себя как все нормальные люди, а другая боится отступиться от Дэвида, потому что он сам не справится.
Сделать. Слово. Пожалуйста.
Я открываю рюкзак и достаю чистую, карточку.
— Какое тебе нужно?
Идти. Очень. Быстро.
— Бегать?
Он кивает, и я наспех пишу буквы с наклоном вправо, как будто они бегут наперегонки по верхнему краю карточки.
Джейсон показывает. Иногда. Мне. Снится. Я. Могу. Бегать.
— Правда?
Он кивает.
Какое? Чувство. Бегать.
— Чувствуешь силу, — я мучительно пытаюсь подобрать нужные слова, — скорость и, как ни странно, невесомость. Кажется, если как следует разбежаться, можно взлететь. Такое удивительное чувство свободы.
Я поджимаю пальцы ног, представляя себе, как мои кеды шлепают по тротуару.
— Это похоже на то, что ты чувствуешь во сне?
Нет. Он смотрит мимо меня, сжав губы.
Как я могла сделать эти слова по своей прихоти и причинить ему столько боли?