— А я тебя — нет, — сказал следователь, но удостоверение все-таки показал. Видимо, хорошо знал или сразу понял, с кем имеет дело. — Ты меня не помнишь?
Алешка удостоверение повертел, ноготком проверил, крепко ли держится фотография, и сказал: «Нет, не помню». А надо было бы вспомнить…
Положение тем временем осложнилось. Задержанные молчали. Пират скрылся. «Розыск затоптался на месте. Следствие зашло в тупик».
Чтобы получить новые данные, были приняты оперативные меры. Предусматривалось, в частности, более подробно допросить меня и получить таким образом новые факты, которые могли бы направить следствие в нужную сторону.
Прежде чем беседовать со мной, полковник распорядился вызвать инспектора по делам несовершеннолетних. Дела на меня, конечно, не завели, но он должен присутствовать при даче мною свидетельских показаний. Так, оказывается, положено, чтобы соблюдалась законность и мои показания имели юридическую силу.
Инспектор оказался молоденькой девушкой, очень похожей на нашу классную руководительницу. Такая же маленькая, пугливая, она все время волновалась и краснела. Ей еще самой ходить за ручку со взрослыми…
Полковник стал меня подробно расспрашивать. Все внимательно слушали, переглядывались. Девушка-инспектор дрожащими пальцами прилежно записывала мои ответы в тетрадочку, а один лейтенант — на пленку.
Оперативная обстановка была такова. Пирату удалось скрыться. Причем с самыми ценными вещами. И где его искать, никто не знал. Остальные преступники, как я уже говорил, задержаны, и рыжая «тиотька з сумкой» — тоже. Но они молчат и ни в чем не сознаются: «В квартире оказались случайно и предъявленные предметы (краденые вещи) впервые видим».
— И будут молчать, — сказал полковник, — пока мы не задержим Пирата. Тогда они сознаются и будут валить все друг на друга. Но вот где он, Пират?
— Боюсь, что он далеко, — сказал я. — Внизу его ждала машина.
— Какой марки, не обратили внимания? — спросил полковник.
— Не знаю, я ее не видел.
— А почему же вы тогда это утверждаете?
— Он за вещами два раза заходил. Не на тачке же он их увез.
— Резонно.
— Он и раньше приезжал на машинах, на разных.
— Номера вы их не заметили?
— Нет, и в голову не пришло.
— Жаль… — разочарованно протянул полковник. Ему стало грустно, я это заметил.
И в это время появился Алешка с револьвером за поясом. Его привел следователь прокуратуры.
— Я знаю номер, — сказал Алешка. — Машина была «пикап», а номер очень простой, из таблицы умножения: семьдесят семь — сорок семь. Буквы не помню. Честное слово.
— Вот это дело! — обрадовался полковник. — Пошли!
И мы пошли длинными коридорами в оперативный зал. Такой красоты мы еще не видели. На одной стене зала была огромная карта Москвы вся в мерцающих огоньках. На другой — много-много экранов, как у телевизора. И везде пульты, тумблеры, микрофоны и телефоны.
Полковник подошел к одному начальнику у пульта и что-то ему сказал. Тот защелкал кнопками, и мы услышали:
— Всем постам ГАИ, патрульной службе, постовым! Принять меры к задержанию легковой автомашины «жигули-универсал» вишневого цвета, регистрационный номер «77–47», буквенная индексация не установлена. При задержании соблюдать осторожность: за рулем опасный преступник, возможно вооруженное сопротивление. Задержанного доставить на Петровку, в опергруппу полковника Соколова.
Сейчас же на экране замелькали улицы, машины и светофоры.
Алешка гордо огляделся, словно все это произошло по его команде. Собственно, почти так и было.
— Вот он! — сказал полковник и положил руку мне на плечо. — Смотри на центральный экран.
Я увидел широкую улицу. По ней мчались машины в несколько рядов. Они все время суетились, обгоняли друг друга, менялись местами, и я сначала ничего не мог понять. Вдруг изображение на экране стало быстро расти, и почти весь его заняла багажная дверь «пикапа» с номером «А 77–47 МО». «Пикап» опять, словно его выпустили, стал быстро удаляться, и я увидел, что сзади пристроился «жигуленок» ГАИ, подает ему сигналы и оттесняет к тротуару. «77–47» послушно замигал и стал выбираться из потока машин.
— Ага, забоялся, Пират! — злорадно заорал Алешка. — Подмигалку сразу включил!
Из ближайшего переулка выскочила еще одна машина ГАИ и стала поперек. «Пикап» тормознул и оказался зажатым сзади и спереди. Машины еще двигались, а из них уже выскочили на ходу «солдаты порядка», подбежали к «пикапу» и распахнули с двух сторон его дверцы.
Я успел только разглядеть, как дядька за рулем сунул руку за пазуху, и чуть не зажмурился — стало страшно. Теперь-то я хорошо понимал, каково стоять под дулом пистолета…
Но его ловко схватили за руки и быстренько пересадили в свою машину. Она рванулась и исчезла, а за ней сразу помчался «пикап», за руль которого сел один из инспекторов ГАИ.
— Красиво взяли! — тоном знатока прокомментировал Алешка. — Молодцы ваши ребята!
Все засмеялись. И Алешка громче всех. Ведь это благодаря ему так быстро удалось задержать Пирата и обеспечить тем самым дальнейший успешный ход следствия. Но триумф Алешки оказался последним в этой истории. Дальше он потерпел фиаско.
Полковник пошел встречать задержанного и скоро вернулся. Опять озабоченный и грустный.
— Разочаровал ты меня, — сказал он Алешке. — Ты не двоечник случайно?
— Не очень, конечно, двоечник, — сознался Алешка. — Но бывает…
— Так сколько же будет семью семь?
Алешка обрадовался: вопрос простой, ответ известный, и твердо выпалил:
— Сорок семь!
— А если подумать?
Молчание, а потом возмущение:
— Пятью пять — двадцать пять, так? Шестью шесть — тридцать шесть, так? Семью семь — сорок… семь. Нет, что ли?
Полковник был суровый и безжалостный человек. Он посадил Алешку за стол, дал листок бумаги и приказал ему складывать по порядку семь семерок.
Алешка пыхтел, как рассерженный паровоз, зачеркивал, проверял, а потом аккуратно положил карандаш и стал колупать пальцем край стола.
— Вот что получается, когда люди плохо учатся, — строго сказал полковник. — Задержан невиновный человек, преступник убежал еще дальше и может совершить новое преступление, восемь машин зря гоняли по городу. Ты понял, Алексей?
— Понял, — прошептал Алешка, вставая. — Я больше не буду.
— То-то же. Пойдем сейчас и вместе извинимся перед человеком, который спокойно ехал на дачу, а его ни за что задержала милиция.
И тут я вспомнил: дача! Федюнина дача! И сказал об этом полковнику.
Он сразу все понял и приказал следователю подключить в помощь областную милицию, сообщить ей правильный номер разыскиваемой машины и сделать словесный портрет Пирата.
— Пошли работать дальше, — сказал нам следователь, когда отдал необходимые распоряжения, и добавил Алешке: — Только ты уж больше не ошибайся, ладно?
Когда Алешка был гораздо меньше, он очень любил делать всякие тайны, все время что-нибудь прятал, потом забывал, и мы всей семьей под его горькие слезы пытались разыскать какую-нибудь очень нужную ему ерунду вроде бумажки от конфеты и находили случайно и в самых неожиданных местах.
Как-то он гостил у бабушки с дедушкой и тоже там что-то спрятал. И, конечно, забыл. И вспомнил об этом, когда бабушка с дедушкой переехали на новую квартиру, а в их прежнюю уже вселилась другая семья.
Папа сказал: «Нечего незнакомых людей по пустякам беспокоить». Алешка устроил вой. Мама тогда сказала: «Нельзя травмировать ребенка равнодушием к его проблемам». И мы с ним поехали на старую бабушкину-дедушкину квартиру.
Даже мне Алешка не признался, что он там спрятал. Подозреваю, что он и сам этого не помнил.
Дверь нам открыл дяденька в пижаме. Он очень отзывчиво отнесся к нашей просьбе и сказал Алешке:
— Конечно, мальчик, конечно, забирай свой секрет.
Но когда он узнал, что Алешкин секрет запрятан на антресолях, то немножко изменился в лице. А когда Алешка сказал, что нужно лезть в самый дальний их угол, дяденька стал как-то робко объяснять, что они только вчера уложили вещи на антресоли и, может быть, можно отложить поиски… Но тут он встретился с Алешкиными глазами и покорно пошел за стремянкой.
Когда с антресолей были сняты все чемоданы, узлы, коробки, лыжи и другие вещи и в прихожей негде было ступить, Алешка забрался наверх, посопел там и быстренько скатился на пол, зажав что-то в кулаке.
Дяденька в пижаме попросил его показать, что же такое важное он там спрятал, из-за чего столько пришлось трудиться в выходной день. Алешка воровато огляделся и, поманив его пальцем свободной руки, чтобы он нагнулся, разжал кулак.
На его ладони лежал битый-перебитый в давних боях оловянный солдатик…
— Ты далеко пойдешь, мальчик, — только и смог сказать хозяин квартиры.
— Да, — согласился Алешка, поняв его слова буквально, — на другой конец города. На метро.
Как нас не спустили с лестницы, до сих пор не понимаю. Видно, этот дяденька в пижаме очень любил детей. Впрочем, когда он пришел в себя, Алешка уже предусмотрительно смылся, а я стал извиняться и предложил помочь уложить вещи обратно на антресоли. Помощь моя была вежливо, но твердо отвергнута…
Так вот, следователь прокуратуры, который привел Алешку с улицы и с которым мы сейчас снова шли по коридору, и был тем самым дяденькой в пижаме.
Я-то его сразу вспомнил, но Алешке не стал об этом говорить. Чего зря травмировать ребенка?
А следователь все время на него поглядывал. Наверное, опасался новых трудностей, если уж Алешка снова встретился на его пути…
Наконец мы пришли в другой зал, поменьше, похожий на кинотеатр. В нем стояли рядами кресла и в стену был вделан экран.
— Чтобы найти нашего Пирата, — стал объяснять следователь, когда мы расселись по креслам и освоились в новой обстановке, — нужно составить его словесный портрет, ведь мы его никогда не видели…
— Портрет словами? — удивился Алешка. — Как это?
— Сейчас поймешь. Давайте вместе вспоминать его лицо. Какое оно было — круглое или продолговатое?
— Круглое, — сказали мы в один голос. Тут в зале погас свет, и на экране появился рисунок лица — без волос, без носа, вообще без ничего — только очертание.
— Такое? — спросил следователь.
— Почти такое, — тактично ответили мы, а Алешка добавил: — Только с глазами и с носом, и в повязке. И щеки были большие. Они даже висели вниз, как у соседской Альмы.
На экране оператор тут же добавил к контуру лица обвисшие сенбернаровские щеки.
— Так, — продолжил следователь, — а какие были у него глаза: узкие или круглые, большие или маленькие, добрые или сердитые?
— Мы только один глаз всегда видели, — сказал я. — Глубокий такой, маленький.
Лицо на экране получило один глаз, очень похожий на мое описание. Алешка хихикнул.
— Теперь брови. Густые или тонкие, прямые или дугой?
— Усатые такие брови, — вспомнил Алешка. — Под повязкой бровь торчком, а другая вниз висит.
Так дело и пошло. Мы вошли в азарт и загоняли всех сотрудников, которые с нами работали над словесным портретом Пирата. Без конца меняли ему носы, глаза, губы, складки на щеках и морщины на лбу. Доработались до того, что Алешка вдруг испуганно схватил следователя за руку и сказал: «Все, пошли домой. Получился Пират. Еще страшнее, чем в самом деле. Теперь сниться будет!»
Я тоже сказал, что получилось очень похоже. С экрана на нас зло, будто грозил расправиться, смотрел как живой Пират. Он, конечно, был не совсем уж такой, что-то было искажено, будто я смотрел на него как в тот раз, через дверной глазок, но узнать его можно было без труда.
— А так? — спросил следователь, и с портрета исчезла повязка.
— Совсем не похож, — сказал Алешка. — Не ошибитесь опять. А то снова поймаете невиноватого человека, который ехал себе спокойненько на дачу.
— Вот для этого он и носил свою черную повязку на глазу, — пояснил следователь.
— Не понял, — деловито заметил Алешка. — Чтоб страшнее, что ли, быть?
— Нет, вот вы с Димой — свидетели, вы видели преступника. Мы спрашиваем вас: как он выглядел? Вы вспоминаете и говорите: у него на правом глазу была черная повязка, верно? И мы ищем человека в черной повязке, а он…
— А он уже давно ее снял, — догадался Алешка, — и выбросил на помойку.
— Верно. Но кроме того, его и узнать без повязки будет трудно. И даже когда мы его задержим, он станет отказываться — мол, преступник был в повязке, а я нет, значит, вы, дорогие граждане, ошиблись, отпустите меня, я не виноват.
— Ишь какой! — возмутился Алешка.
— Не беспокойся, этот номер у него не пройдет. Сейчас мы с этого рисунка, фоторобота, сделаем много фотографий — и с повязкой, и без нее — и раздадим их нашим сотрудникам и дружинникам. И никуда он не денется. Да еще наши коллеги из областной милиции установят, кто такой Федюня и где его дача. Понятно?
— Понятно, — сказал Алешка. — Лучше бы он бороду отрастил, а потом ее сбрил — тогда его вообще не узнать. Папа один раз бороду носил, я на карточке видел, совсем на человека не похож.
— И это не пройдет, — сказал следователь. — У нас есть такой прибор, вроде фотоаппарата. Он снимает в особых лучах. Сделает снимок и точно скажет: этот человек три дня назад сбрил бороду, а носил ее три года.
— Ловко, — согласился наконец Алешка. — Нам надо домой позвонить, а то родители всю валерьянку выпьют.
Тут же в зале было несколько телефонов. Следователь показал, по какому нам звонить, а сам стал разговаривать по другому с полковником. Потом он забрал у Алешки трубку, когда тот начал врать родителям, что нас оставляют здесь дежурить на ночь, сказал, чтобы они не беспокоились, что нас сейчас привезут на машине, и поблагодарил за то, что они воспитали таких толковых и сознательных граждан.
Ну а потом мы еще раз зашли к полковнику. Он тоже сказал нам большое спасибо и чтобы мы, если еще что-нибудь вспомним, даже самое незначительное, сразу сообщили ему. Я сказал про Алешкин «Днивник». Полковник очень им заинтересовался и попросил переслать с сотрудником, который будет сопровождать нас до дома. Алешка опять было загордился, но все-таки предупредил, что в его записях «знаки запинания» не везде получились на месте.
— Ничего, разберемся, — успокоил его полковник. — И не такое разбирали наши специалисты. Они могут даже на сожженной бумаге восстановить текст.
— Ого! — сказал Алешка, и мы еще раз попрощались и уехали.
Я очень устал — и от страха в квартире, и от всего нового, что мы узнали в МУРе. Поэтому дома, когда мы напились чаю, сразу лег спать и успел только подумать, какие утром станет Алешка рассказывать сны после такого тяжелого дня.
Утром папа сказал, что ему опять задерживают отпуск, и они ушли с мамой на работу. И сказали, чтобы мы «из дома ни на шаг, дверь никому не открывать и ни в какие следствия больше не лезть, никаких бандитов не ловить». Мы сказали: «Конечно, конечно» — и поехали с Алешкой в зоопарк. Я давно ему обещал покататься на пони и покормить белых медведей.
Мимо сорок первой квартиры мы прошли на цыпочках. Она была опечатана, и глаза бы мои на нее не глядели.
В зоопарке мы хорошо повеселились — народу было мало, и мы обошли все клетки и вольеры и все хорошо видели. И нигде не толкались, только все время жалели зверей и птиц, что они в такую жару сидят в неволе, а не резвятся на своей любимой природе.
Потом мы объелись теплым мороженым и еще сходили рядом в кинотеатр на мультики. Там показывали «Шпионские страсти», и Алешка все время снисходительно хмыкал.
Когда мы вышли из кинотеатра, нас снова ждала черная «волга».
— Никак без нас не могут, — сказал со вздохом Алешка и потребовал, чтобы ему разрешили ехать на переднем сиденье. И мы опять поехали.
По дороге водитель подмигнул Алешке и спросил: «Побалуемся?» Побаловаться Алешка всегда готов. Поэтому он сразу согласился, хотя и не знал, что для этого надо делать. Тогда водитель включил синюю мигалку на крыше и сирену. И мы с воем помчались по городу со страшной скоростью, и все другие машины торопливо уступали нам дорогу.
На этот раз нас привезли в городское Управление внутренних дел. Розыск бандитов закончился, началось следствие по их делу. Поэтому опять потребовалась наша помощь — нужно было уточнить ряд деталей и провести опознание преступников.