Филип Пулман
Пролог
В незапамятные времена, когда произошла эта история, время двигалось с помощью часового механизма. Я имею в виду настоящий часовой механизм — пружины, шестерёнки, маятники и так далее. Разобрав его, вы сможете понять, как он работает и как его можно собрать снова. В наши дни временем движет электричество, вибрация кварцевых кристаллов и бог знает что ещё. Можно даже купить часы, которые работают на солнечной батарее, да ещё сами себя заводят, принимая сигнал по радио, и при этом ни на секунду не отстают. На мой взгляд, вполне возможно, что такие часы и будильники работают с помощью колдовства.
Настоящие часы тоже вещь весьма загадочная. Возьмём, к примеру, пружину, такую, как ходовая пружина в механическом будильнике. Она сделана из закалённой стали, и её острым краем можно порезаться, словно лезвием. Если вам вздумается неосторожно поиграть с ней, она развернётся и ужалит вас, как змея, и даже может выбить глаз. Или, например, гири, те железные гири, что помогают двигаться массивным часам на башнях соборов. Если вы подставите голову под такую гирю, а она вдруг упадёт, то ваши мозги просто разбрызгаются по полу.
Но при помощи нескольких зубчатых передач, осей и маленького маховика, снующего туда-сюда, или маятника, раскачивающегося из стороны в сторону, сила пружины и мощь гири благополучно используются для управления движением стрелок.
Есть что-то пугающее в том, что однажды вы заводите часы — и они продолжают непреклонно идти. Их стрелки невозмутимо движутся по циферблату, словно обладают собственным разумом. Тик-так, тик-так! С каждым движением стрелок часы безжалостно и неумолимо приближают нас к могиле.
Некоторые истории похожи на работу часов. Однажды вы заводите их, и ничто уже больше не в силах их остановить. Они движутся вперёд до тех пор, пока не достигнут предрешённого окончания, и не важно, как сильно действующим лицам хотелось бы изменить свою судьбу, — они в ней не властны. Вот одна из таких историй. И теперь, когда она заведена наподобие часов, мы можем её начать.
Часть 1
Давным-давно (когда время двигалось при помощи часов) в Германии, в маленьком городке, случилось странное событие. Говоря точнее, произошла целая цепочка событий, и все они цеплялись друг за друга, словно детали часового механизма, и, хотя каждый из участников видел свою, отдельную её часть, ни один человек не видел истории в целом. Но вот она перед вами, такая, какую я сумел вам поведать.
История началась зимним вечером, когда жители городка собирались в таверне «Белая лошадь». С высоких гор вьюга наметала снег, и под порывами ветра без устали звонили церковные колокола. Окна таверны запотели, в печи ярко пылал огонь, старая кошка Путци дремала у огня, а в воздухе носились густые запахи колбасы и квашеной капусты, табака и пива. Маленькая служанка Гретель, дочка хозяина таверны, шустро сновала туда-сюда с пенными пивными кружками и дымящимися тарелками снеди.
Дверь отворилась, и в дом ворвались крупные хлопья снега. Едва встретившись с воздухом жарко натопленной таверны, они мгновенно превращались в водяные капли. Вновь пришедшие, часовых дел мастер герр Рингельманн и его ученик Карл, топали ногами и стряхивали снег со своих пальто.
— Да это герр Рингельманн! — воскликнул бургомистр. — Что ж, старый друг, входите и выпейте со мной пива! Пусть подадут кружку и для вашего юного ученика — как бишь его?..
Ученик часового мастера Карл благодарно кивнул и отошёл, сел в углу в одиночестве. Вид у него был мрачный и угрюмый.
— Что стряслось с вашим… забыл-как-звать? — спросил бургомистр. — Он темнее тучи.
— А, это меня не волнует, — ответил старый часовщик, усаживаясь за стол с друзьями. — Он в дурном расположении духа, переживает из-за того, что будет завтра. Понимаете, срок его обучения подошёл к концу.
— Ах, да, конечно! — кивнул бургомистр.
В городке бытовала традиция: когда ученик часовщика заканчивал обучение, он изготавливал фигурку для больших башенных часов Глокенхейма.
— Так, значит, мы должны получить новую часть часового механизма, что на башне! Мне не терпится узнать, что же мы все увидим завтра!
— Помню, когда мое ученичество подошло к концу, — ударился в воспоминания герр Рингельманн, — я всю ночь глаз не сомкнул. Всё думал, что будет, когда моя фигура появится из часов. Что, если я неточно рассчитал шестерёнки? Что, если пружина окажется слишком тугой? Что, если… Да что там, тысячи мыслей вертелись у меня в голове. Уж очень высока ответственность.
— Возможно, вы правы, но только я никогда прежде не видел парня таким угрюмым, — сказал кто-то из посетителей. — А его и в лучшие-то времена трудно было назвать весёлым.
И остальным гостям таверны показалось, что и сам герр Рингельманн немного грустный, но он поднял кружку вместе со всеми и перевёл разговор на другое.
— Я слышал, что нынче вечером сочинитель Фриц собирается прочитать нам свою новую историю, — напомнил он.
— Так мне сказали, — подтвердил его слова бургомистр. — Надеюсь, эта история не будет такой страшной, как та, что он прочёл нам в прошлый раз. Я, сказать по правде, раза три за ночь просыпался от кошмаров, и волосы на голове вставали дыбом при одном воспоминании о ней!
— Даже не знаю, что страшнее: слушать истории здесь, в таверне, или читать их самому, — подтвердил один из гостей.
— Самому куда страшнее, поверьте мне, — отвечал другой. — Так и чувствуешь, что пальцы призрака бегают у тебя по спине. И даже если знаешь, чем кончится история, обязательно подпрыгнешь от страха, когда это наконец случается.
Затем посетители заспорили о том, что страшнее: слушать историю про привидений, когда не знаешь, что произойдёт (потому что ужасное событие застаёт тебя врасплох), или когда знаешь (потому что слушателей охватывает тревожное ожидание чего-то неизвестного, но ужасного). Все горожане обожали истории про призраков, и в особенности те, что придумывал Фриц, потому что он был талантливым рассказчиком.
Сам писатель Фриц, о котором шла речь, весёлого вида молодой человек, наслаждался своим ужином в другом конце таверны. Он шутил с хозяином, весело смеялся вместе с соседями по столу и, когда покончил с едой, потребовал ещё одну кружку пива, подхватил неопрятную стопку рукописных листков, лежавших рядом с его тарелкой, и подошёл к Карлу, чтобы перекинуться с ним словечком.
— Привет, старина! — весело воскликнул он. — К завтрашнему дню всё готово? Мне не терпится увидеть твою работу! Что собираешься нам показать?
Карл сердито зыркнул на него и отвернулся.
— Художественный темперамент, — мудро заметил хозяин таверны. — Пей своё пиво, и получишь ещё за счёт заведения в честь завтрашнего события.
— Добавь в него яду, тогда я выпью, — пробормотал Карл.
— Что?
Фриц не мог поверить собственным ушам. Двое друзей сидели у края барной стойки, Фриц повернулся спиной к остальным завсегдатаям таверны и сказал Карлу тихо, чтобы никто его не слышал:
— В чём дело, старина? Ты работал над своим созданием многие месяцы. Уверен, что ты не о нём тревожишься. Оно тебя не подведёт.
Карл посмотрел на приятеля с бесконечной горечью.
— Я не сделал фигуры, — пробормотал он. — Не смог. Я потерпел неудачу, Фриц. Завтра куранты начнут вызванивать мелодию, и все придут посмотреть на мою работу, но из часов ничего не появится, ничего… — Он тихо застонал и отвернулся. — Я не могу смотреть им в глаза! — продолжал он. — Я должен пойти и броситься с башни — и покончить с этим!
— Успокойся, не говори так! — сказал Фриц, который никогда не видел своего друга в гаком отчаянии. — Ты должен поговорить со старым герром Рингельманном, спросить у него совета, сказать, что ты столкнулся с трудностями. На этого почтенного старика можно положиться, он поможет тебе справиться с трудными обстоятельствами.
— Ты не сможешь меня понять! — горячо ответил Карл. — Тебе всё даётся легко! Ты просто сидишь себе за столом, макаешь перо в чернила, и истории сами текут на бумагу! Ты не знаешь, что значит потеть и напрягаться часами, не имея в голове ни одной мысли; или сражаться с материалами, которые крошатся в руках, и с инструментами, которые затупились; или рвать на себе волосы, стараясь найти новый вариант старой темы. Вот что я скажу тебе, Фриц: это чудо, что я не вышиб себе мозги раньше! Что ж, ждать осталось не долго. Завтра утром каждый сможет посмеяться надо мной: «Карл — неумёха, Карл — бездарь! Впервые за сто лет часового ремесла ученик потерпел неудачу!» Только мне всё равно. Я буду лежать на дне реки, подо льдом.
Фриц заставил себя не перебивать Карла, когда он заговорил о трудностях ремесла. Историю написать не легче, чем собрать часы, и она тоже может пойти неправильно, в чём нам предстоит убедиться на собственной истории Фрица уже через пару страниц. И тем не менее Фриц оставался оптимистом, а Карл — пессимистом, и в этом было всё дело.
Кошка Путци, что спала у огня, проснулась, подошла и потёрлась о ноги Карла. Карл злобно отшвырнул её ногой.
— Успокойся, — сказал Фриц.
Но Карл только угрюмо посмотрел на него. Он одним глотком допил пиво и вытер губы, прежде чем поставить кружку на прилавок и потребовать ещё пива. Юная Гретель недоуменно взглянула на Фрица, потому что она была ещё дитя и не знала, можно ли обслуживать гостей в том состоянии, в каком пребывал Карл.
— Принеси ему ещё, — кивнул Фриц. — Бедняга не пьян, он просто несчастен. Не волнуйся, я присмотрю за ним.
Гретель налила Карлу пива, а ученик часовщика зыркнул на неё исподлобья и отвернулся. Фрица встревожило состояние друга, но он не мог больше оставаться рядом с ним, потому что его позвали к себе его покровители.
— Ну что же ты, Фриц! Где твоя история?
— Заработай себе на ужин! Давай! Мы все ждём!
— О чём расскажешь на этот раз? О скелетах или привидениях?
— Надеюсь, про доброе кровавое убийство!
— Нет, я слышал, у него на сей раз что-то другое. Кое-что совсем новое.
— У меня такое чувство, что сегодня история будет пострашнее, чем всё, что мы сами можем вообразить, — изрёк старый лесоруб Йоханн.
Пока посетители заказывали себе ещё по кружечке пива, чтобы прихлебывать во время рассказа, набивали заново трубки и усаживались поудобнее, Фриц подхватил рукопись и занял своё обычное место у печки.
Сказать но правде, Фриц чувствовал себя очень неуютно, не так, как в обычные вечера, отведённые для его историй. Во-первых, из-за того, что поведал ему Карл, а во-вторых, его тревожила тема сочинённого им рассказа, точнее, его начало. Но, в конце концов, дело было вовсе не в Карле. Причина таилась совсем в другом.
(Имелась у Фрица и другая, личная причина для тревоги. Дело в том, что он не успел закончить свою историю. Он отлично справился с началом, оно вышло отменным, но сочинителю никак не приходило в голову, чем же закончить новое произведение. Он решил завести пружину сюжета, заставить его крутиться и придумать конец, когда до него дойдёт дело. Как я вам уже говорил, Фриц был оптимистом.)
— Мы все приготовились и ждём, — провозгласил бургомистр. — Мне не терпится услышать новую историю, даже если у меня волосы встанут дыбом. Как она называется?
— Она называется… — Фриц нервно глянул на Карла. — Она называется «Часовой механизм».
— А-а! Весьма кстати! — воскликнул старый герр Рингельманн. — Ты слышал, Карл? Эта история написана в твою честь, мой мальчик!
Карл взглянул на него исподлобья и опустил глаза в пол.
— Нет, нет, — поспешил ответить Фриц. — Эта история вовсе не про Карла и не про наши городские куранты. Она совсем о другом. Название «Часовой механизм» — случайное совпадение.
— Что ж, приступай, — поторопил его кто-то. — Мы все готовы слушать.
Фриц прочистил горло, разложил свои бумаги и начал читать.
История Фрица
Скажите, не припомнит ли кто из вас необычное происшествие, что случилось несколько лет назад во дворце? Сначала его пытались замять, но некоторые детали вышли наружу, а потом всплыла и вся странная и зловещая история. Рассказывают, что принц Отто, собираясь на охоту, взял с собой маленького сына. Вместе с ними отправился и старый друг королевской семьи барон Штельгратц. Зима стояла студёная, такая же, как сейчас. Они сели в сани, хорошенько закутались, чтобы уберечься от холода, и поехали в охотничий домик, что находился в горах. Назад их ожидали не раньше чем через неделю.
Итак, что же должно было случиться, если спустя всего две ночи часовой, стоявший на карауле у дворцовых ворот, приметил на дороге движение и услышал испуганное конское ржание? Охваченные паникой лошади неслись по направлению к дворцу, словно ветер. Часовому показалось, хоть он и не был в том уверен, что впряжённых в сани лошадей погоняет безумец.
Часовой поднял тревогу, велел зажечь огни, и, когда сани приблизились, стало видно, что это те самые королевские сани, на которых принц отбыл всего две ночи назад. Обезумевшие от ужаса кони несли их по дороге и не собирались останавливаться. Сержант охраны распорядился срочно открыть дворцовые ворота, пока сани не разбились.
Ворота едва успели отворить. Сани ворвались на королевский двор и принялись кружить по нему. Одичавшие от страха лошади не могли остановиться. Бедные животные были покрыты пеной, глаза их дико вращались, и они и дальше тащили бы сани по кругу, если бы одна из них не запуталась в упряжи и не опрокинула их.
На землю упал возница и свёрток, что лежал позади него в санях. Слуги поспешили поднять свёрток и обнаружили в нём маленького принца Флориана, закутанного в меховой ковёр, живого и тёплого. Принц находился в полудрёме.
Что же до возницы…
Когда часовые подошли ближе, они узнали его. Это был не кто иной, как принц Отто! Мёртвый, холодный как лёд, с широко раскрытыми, остекленевшими глазами, он с такой силой сжимал в левой руке вожжи, что их пришлось разрезать, чтобы вынуть из закостеневших пальцев. А его правая рука (это было удивительнее всего!) продолжала двигаться, без конца размахивая кнутом вверх-вниз, вверх-вниз.
Тело принца наскоро прикрыли, опасаясь, что его увидит принцесса, а маленького принца Флориана отнесли к матери, чтобы она убедилась, что он жив и здоров, — Флориан был её единственным ребёнком.
Но что было делать с принцем Отто? Его тело внесли во дворец и послали за королевским лекарем, почтенным старым человеком, окончившим университеты в Гейдельберге, Париже и Болонье и написавшим научный трактат о том, где располагается человеческая душа. Он изучил геологию, гидрологию, физиологию, но никогда в жизни не видел ничего подобного. Мертвец, который не лежит неподвижно! Только представьте себе такое: холодный как лёд, он лежал на мраморной плите, а его правая рука всё хлестала и хлестала несуществующим кнутом несуществующих лошадей, и этому, казалось, не будет конца.
Доктор запер дверь, чтобы слуги ни о чём не прознали, подвинул лампу поближе, наклонился, чтобы рассмотреть тело, и тогда его взгляд привлекла неправильно надетая одежда. Поэтому, стараясь уклониться от движущейся руки, он осторожно расстегнул плащ, меховое пальто, камзол и сорочку и обнажил грудь принца.