— Жанна, — наконец не выдержал я, — а ты точно знаешь, что мы идем правильно?
— Спокуха, Федор, — уверенно произнесла она. — Мы в сентябре вместе с мамой в эту деревню ходили.
— На фига? — не дошло до меня.
— За яблоками и овощами. И то и другое совершенно классные и экологически чистые. А цена гораздо ниже рыночной. За счет самовывоза. А верней, в данном случае самовыноса, так как мы с матерью ходили туда пешком.
Я несколько успокоился. Хоть идем туда, куда надо. «Цивилизация» оставалась все дальше и дальше. Мы шли словно в никуда. На какой-то край света, где было черным-черно. Впрочем, сперва на нашем пути возникла гора. А вернее, склон, с которого местные любители катались на лыжах.
Тропинка повела нас в обход, и мы углубились в чахлую и по-зимнему голую рощу. Мне стало еще неуютней. Под нашими ботинками оглушительно скрипел снег, словно нарочно услужливо оповещал любого желающего напасть на нас. Я невольно прикинул, что делать, если действительно нападут, и ничего хорошего мне в голову не пришло. Вокруг ни души. Хоть горло от крика сорви — никто не услышит.
«И о чем только думала тетя Оля! — с осуждением подумал я. — К примеру, Жанну одну понесло бы в эту деревню. Тем более если на ней, как уверена тетя Оля, и правда сглаз. Вот она, женская логика! К бабке отправила! Да она бы до нее попросту не дошла».
— Федя, гляди. Видишь, светится, — отвлекла меня от дальнейших размышлений Жанна. — Это деревня. Нам уже совсем немного осталось.
Я поднял голову. Вдали что-то тускло мерцало. Мы прибавили шаг, и вскоре неуютная роща осталась позади. Источником света оказался старый допотопный фонарь на углу улицы, по обе стороны которой стояли за покосившимися заборами темные одноэтажные домики.
— Ну, и куда нам теперь? — остановился я.
— На другой конец деревни, — ответила Жанна. — В общем, не волнуйся. Мне тетя Оля все подробно объяснила.
— А деревня-то большая? — Мне хотелось скорее добраться до места.
— Домов пятнадцать, не больше, — внесла ясность девочка.
— Тогда вперед! — скомандовал я.
Однако еще прежде, чем мы двинулись в путь, я вдруг услыхал позади торопливые шаги. Может, показалось? Я резко обернулся. Скрип мигом стих. На улице никого не было.
— Ты чего? — посмотрела на меня Жанна.
— Ерунда. Показалось, — не стал делиться с ней опасениями я.
Мы пошли вперед. Я чутко прислушивался. Мне снова почудился скрип шагов за нашими спинами. Легонько тронув за руку свою спутницу, я остановился.
— Федор! — прикрикнула она.
— Тише, — шепнул я.
— Что такое? — тоже шепотом осведомилась она.
— По-моему, кто-то за нами идет, — отозвался я.
— Подумаешь, — совершенно не испугало мое сообщение Жанну. — Мы же не на необитаемом острове, а в деревне. Тут, между прочим, пока еще люди живут. А если живут, значит, в частности, ходят.
Мне сделалось стыдно за свои страхи. Действительно, нашел повод. Какая-нибудь бабка Маврикиевна возвращается домой от бабки Федосеевны, а я тут трясусь от страха. Ну по пути ей с нами, и что с того?
— Ладно, веди, Сусанин, — подмигнул я Жанне, и мы бодро устремились вперед.
Правда, меня не покидало ощущение, что проклятые шаги по-прежнему нас преследуют. Мало того, синхронно с нами ускоряют и замедляют темп, что для бабки Маврикиевны было бы нелогично.
Хотя, с другой стороны, вероятно, эта засидевшаяся до темноты в гостях местная жительница сейчас испытывает те же ощущения, что и я, и опасается от нас какой-нибудь пакости. Вот и трюхает позади, стараясь не обгонять и не привлекать к себе внимания.
Когда мы дошли до второго, и последнего, фонаря на другом краю деревни, Жанна остановилась возле столба и извлекла из кармана начертанный тетей Олей план.
— Все правильно, — сверившись, кивнула она. — От столба направо.
— Эй, — только сейчас дошло до меня. — Ты ведь мне говорила, что в этой деревне отрубили электричество. А фонари?
— Так они одни и остались, — пояснила Жанна. — Деревня с большим трудом их отвоевала у местного начальства. В результате решили не трогать, пока здесь еще кто-то живет. А в домах только свечи и керосиновые лампы.
Я покосился на окна углового дома. Три из них были темные. В четвертом подрагивал тусклый призрачный свет.
— Ну, мы с тобой, Жанка, прямо как на машине времени, — вырвалось у меня. — Догорай, гори, моя лучина.
— Наверное, это все-таки не лучина, а свеча, — отозвалась моя спутница, и мы свернули в переулок.
Глава V
У «БАБКИ»
Чем большее расстояние отделяло нас от спасительного фонаря, тем плотней становилась кромешная декабрьская тьма. Окна домиков в переулке были совершенно темные. Вокруг — ни звука. Видимо, в этой деревне даже собак не осталось.
— Слушай, а как мы определим номер дома, где она живет? — спросил я у Жанны.
— Третий от угла. Наверное, это здесь, — и она остановилась возле покосившейся калитки.
За низким забором стояла приземистая изба. В окнах ее тоже было совершенно темно.
— Ты уверена, что здесь кто-то еще живет? — засомневался я. — Может, с тех пор, как тетя Оля к ней обращалась, она успела переехать?
— Во всяком случае, снег чистят, — указала на дорожку, ведущую к крыльцу, Жанна. — Значит, живут.
— И сидят в полной темноте? — по-прежнему сомневался я.
— Ну, какие-то окна могут выходить в другую сторону, — предположила Жанна. — В общем, чего, Федя, гадать. Пошли постучим. Тогда и выяснится.
Я толкнул калитку. Она с противным скрипом отворилась. Мы гуськом пустились к крыльцу по узенькой тропке между двумя высоченными сугробами и поднялись по трем стершимся ступенькам. Я занес руку, собираясь постучать, но дверь неожиданно отворилась сама.
Мы с Жанной вздрогнули от неожиданности. В глаза нам ударил сноп света от электрического фонарика.
— Вам кого? — спросили низким грудным женским голосом.
— П-пелагею, — заикаясь, произнесла Жанна.
— Бабку Пелагею, — жмурясь от яркого света, добавил я.
— Проходите, — был краток ответ хозяйки.
Луч фонаря опустился вниз, освещая нам пол сеней. Мы вошли. Дальше оказалась еще одна дверь. Она была открыта. Из проема лился тусклый свет.
— Шагайте смело, — послышался за нашими спинами ободряющий голос хозяйки. Входная дверь хлопнула. Лязгнул дверной засов.
Путь назад был отрезан. От этого у меня по спине побежали мурашки. Жанна взяла меня за руку и крепко сжала мне пальцы. Видимо, и она себя чувствовала не очень уютно.
Мы вошли в большую комнату. Я начал озираться по сторонам. Окна комнаты и впрямь выходили во двор и к тому же были завешены плотными шторами. Посреди комнаты горела керосиновая лампа. С низких потолочных балок свисали пучки сушеных трав. В углу напротив двери стоял огромный резной буфет с множеством мелких ящичков. На нем лежало что-то очень странное, но разглядеть я это не мог, свет был слишком уж
тусклый.
Слева от двери добрую половину стены занимала огромная печь. Я видел такие только на иллюстрациях к русским народным сказкам. Рядом стоял самый настоящий ухват. В общем, сплошная экзотика.
— Чего застыли? Садитесь, — отвлек меня от задумчивого созерцания голос хозяйки.
Оглянувшись на нее, я разинул рот от удивления. Перед нами с Жанной стояла совсем не бабка, а женщина лет тридцати. Лицо круглое, без единой морщины.
— Чего таращишься? — усмехнулась она.
— Разве вы Пелагея? — вырвалось у меня.
— Она самая, — вновь улыбнулась хозяйка. — С тех пор как окрестили, так и зовут.
— А-а… это… бабка… Нам говорили, — не слишком связно выразил следующую свою мысль я.
Жанна нахмурилась и ткнула меня в бок. Мол, лучше молчи.
— Да бабка я, бабка, — поспешила внести ясность Пелагея. — И прошу не удивляться. Бабка — это в данном случае не возраст, а, так сказать, профессия.
— Понятно, — пробормотал я, хотя, честно сказать, совершенно ничего не понимал и вновь принялся изумленно ее разглядывать.
Темный платок в мелкий цветочек повязан по самые брови, полностью скрывая волосы женщины. Платье, тоже темное, широкое, доходило ей почти до пят.
— Да что вы столбами стоите? — вновь обратилась к нам хозяйка. — Снимайте куртки, вешайте на гвоздик и садитесь на лавку.
Из стены у двери торчали четыре гвоздика. На одном из них висела длинная коричневая дубленка вполне современного вида. На другом — песцовая шапка. А на два свободных мы с Жанной водрузили свои куртки, после чего уселись на широкую отполированную временем до зеркального блеска деревянную лавку, стоявшую вдоль стола.
Пелагея опустилась на лавку напротив.
— Ну, рассказывайте. — И мы ощутили на себе пристальный взгляд ее колючих серых глаз.
— Мне дала ваш адрес Ольга Николаевна, — тихо произнесла Жанна. — Вы очень ей помогли.
— Я многим помогла, — без ложной скромности отозвалась «бабка» Пелагея. — Какая же Ольга Николаевна, дай бог памяти?
— Ну, она такая небольшая, худенькая, — начала Жанна.
— С пожаром в квартире и сломанной ногой, — добавил я.
— Помню, — едва заметно кивнула Пелагея.
— Ну, вот, — снова заговорила Жанна. — А моя мама ее близкая подруга. И Ольга Николаевна уверяет, что нас с мамой тоже сглазили. И только вы можете нам помочь.
— Тогда мне нужны подробности. — Пелагея по-прежнему пристально изучала Жанну. — Рассказывай все по порядку и как можно подробней. Это очень важно.
— Только не знаю, с чего начать, — нерешительно ответила Жанна.
— Начинают обычно с начала, — губы Пелагеи чуть тронула улыбка.
— Понимаете, сначала у мамы начались какие-то неприятности на работе, — сказала Жанна, — но она от меня это скрыла, и я не знаю, в чем там дело.
— Хорошо, — кивнула «бабка». — Тогда рассказывай, о чем знаешь.
Жанна начала рассказывать про день рождения. Получалось это у нее путано. Она постоянно сбивалась, подыскивала слова и что-то уточняла.
Пелагея слушала очень внимательно и даже ни разу не перебила. Лишь время от времени задумчиво кивала. Свет лампы отбрасывал от ее головы тень на противоположную стену. Тень получалась огромной, и при каждом кивке Пелагеи казалось, что по стене кто-то ходит. И еще меня отчего-то все время бросало то в жар, то в холод.
Наконец Жанна с грехом пополам окончила свой рассказ и умолкла. Пелагея продолжала смотреть на нее. Взгляд ее обретал почти физически ощутимую тяжесть. Серые зрачки потемнели и теперь стали черными.
«Бабка» медленно поднялась со скамьи, подошла к буфету, распахнув створки, извлекла оттуда внушительных размеров деревянную миску, поставила ее на стол и сняла со стены несколько полотняных мешочков. Их там висело великое множество.
— Ну-ка, Федор, бери фонарик и зачерпни воды из бочки в сенях. Принесешь сюда, — распорядилась она.
Я вздрогнул. Ни я, ни Жанна своих имен здесь еще не называли. «Или называли, — немедленно одолели меня сомнения. — Пелагея представилась нам. Это я помню наверняка. А вот мы… мы… Нет, точно не представлялись. Откуда же она узнала мое имя?»
— А ты, Жанна, пока вот что сделай… — продолжала «бабка».
Я снова вздрогнул. Возле Жанны неизвестно откуда взялась медная ступка с пестиком. Пелагея сыпанула туда что-то из мешочков и распорядилась:
— Толки. А ты чего встал? — перевела она взгляд на меня. — Давай, давай, пошевеливайся.
Включив фонарик, я выскочил в сени. Там, между штабелями дров, стояла огромная дубовая бочка, перетянутая черными металлическими обручами. Верх бочки прикрывала круглая фанерка. На ней стоял ковш.
Зачерпнув воды, я понес ее в комнату. Под ногами внезапно раздался душераздирающий вопль. Что-то с силой вцепилось мне в ногу. Я споткнулся. Ковш и фонарик полетели на пол. Фонарик погас. А так как дверь комнаты я закрыл, то оказался в кромешной тьме.
К счастью, дверь почти тут же распахнулась.
— Экий ты неловкий! — осуждающе покачала головой Пелагея. — Ну-ка поднимайся.
Пока я вставал на ноги, «бабка» подняла ковшик и, заботливо обтерев его полой платья, вновь протянула мне.
— Набери еще раз. Нам вода нужна. Пошли, кисонька.
Тут я увидел виновника переполоха. Мне бы такое не пришло в голову назвать кисонькой. Это был настоящий рыжий кот-бандит. Огромных размеров, одноухий, второе он, видимо, потерял в боях, и к тому же одноглазый. Этим самым глазом он обозрел меня с ног до головы и, брезгливо дрыгнув всеми четырьмя лапами, величаво удалился в дом.
«Наверное, рыжий котяра — ближайший ее помощник, — пронеслось у меня в голове. — Интересно, он по ночам в кого-нибудь превращается?»
— Глупости, — вдруг сказала мне Пелагея. — Обычный кот. Зовут Барсик.
У меня отвисла челюсть: «Неужели она и впрямь мысли читает?»
— Фонарик подними! — ткнула в угол пальцем Пелагея.
Я послушался. Фонарик в моих руках немедленно зажегся. Набрав полный ковш воды, я пошел следом за Пелагеей в комнату. Теперь я внимательно смотрел себе под ноги. А то вдруг еще на что-нибудь вроде этого Барсика наступлю.
Жанна толкла что-то в ступке. Движения ее были размеренны и монотонны. Она неподвижным взглядом взирала на стену,
— Садись и не мешай, — строго произнесла Пелагея.
Взяв у меня из рук ковшик, она вылила воду в миску. Затем обратилась к Жанне:
— Хватит. Давай сюда.
Та немедленно подвинула к ней ступку. Пелагея перевернула ее над миской. Вода забурлила. Вверх поднялись клубы пара, словно миску внезапно поставили на сильный огонь. Пелагея простерла над ней ладони и, опустив веки, принялась что-то невнятно бормотать. Бурление смолкло. Пар рассеялся.
— Плюй! — приказала она вдруг Жанне.
— Куда? — опешила та.
— В миску.
Жанна, привстав с лавки, плюнула. Пелагея тут же придвинула миску к себе и принялась разглядывать ее содержимое. Ей явно что-то там не понравилось. Лицо стало хмурым. Рот нервно задергался.
— Мяу-у-у! — И на стол приземлился одноглазый и одноухий рыжий бандит.
— Не мешай, Барсик. Видишь, я работаю, — ласково обратилась к нему Пелагея. Затем, переведя взгляд на нас, объяснила: — Есть просит.
— Мяу-у-у! — недовольно повторил тот.
Он, крадучись, достиг миски и, подобно своей хозяйке, с интересом воззрился на содержимое. Шерсть на нем встала дыбом. Он прижал к голове единственное ухо и с угрожающим шипением попятился.
— Совершенно с тобой согласна, Барсик, — на полном серьезе произнесла Пелагея. — Дело плохо.
Кот взвыл и, спрыгнув со стола, куда-то исчез. Я тщательно оглядывал комнату. Его нигде не было.
— Плохо дело, — повторила Пелагея. — Очень сильный сглаз, да еще с наслоениями.
— С какими наслоениями? — испуганно пролепетала Жанна.
— Будем разбираться, с какими, — загадочно прозвучал голос Пелагеи.
Она резко отодвинула от себя миску. И, снова направив пристальный взгляд на Жанну, проговорила:
— Завтра снова придешь ко мне.
— А можно я с собой опять Федю возьму? — спросила Жанна.
— Бери, почему же нет, — явно не вызывала никаких возражений у Пелагеи моя кандидатура.
— А в какое время вам удобнее? — осведомилась Жанна.
— Когда хочешь. Я целый день дома. Но в твоем случае чем скорей, тем лучше. Пугать не хочу, но предупредить должна.
Даже в тусклом свете керосиновой лампы стало заметно, как побледнела Жанна. И когда она начала говорить, голос ее задрожал.
— Пелагея, а что еще может случиться?
— Все, — коротко отвечала «бабка». — Говорю же, на тебе и твоей маме лежит очень сильный сглаз. Так что поторопись ко мне обратно.
Мы с Жанной переглянулись. Я понял ее без слов. Она явно предлагала мне явиться завтра к Пелагее вместо уроков. Я кивнул. Жанна сказала:
— Тогда мы придем к девяти утра. Можно?
— Очень хорошо, — одобрила такое решение «бабка». — Теперь слушай внимательно, что тебе следует сделать. Во-первых, как только придешь домой, собери пыль из шести углов. Положишь ее вот сюда, — протянула она Жанне пустой холщовый мешочек. — И крепко обвяжешь ниткой. Еще мне нужна какая-нибудь вещь, которой твоя мама постоянно пользуется. И такая же твоя вещь — тоже. Поняла?