— Брось, Ланс, или как там тебя, Ларе, кажется? — Ларе Кристенсен.
— Какие похожие имена — Ларе и Ланс, всего лишь одна буква не совпадает.
— Тем не менее, это только случайное совпадение. Можешь продолжать меня звать Лансом. А как тебя зовут и где ты обитаешь?
— Зовут Дженнифер Макферсон, можно просто Дженни, а живу я в Шотландии.
— Разве еще существует Шотландия, Дженни? Я считал, что есть только бывшая Англия.
— Для нас, шотландцев, Шотландия была и есть. Мы, видишь ли, патриоты. Это от прежней Англии не осталось ни клочка суши, она вся обитает на своих "Титаниках". Зато в Шотландии не только горные вершины, но даже некоторые острова уцелели. Моя семья веками живет на таком острове, он называется остров Иона. Наши христиане говорят, что остров хранит святой пророк Иона. — Где это? — На юге Гебридских островов.
— И у вас там до сих пор водятся христиане?
— Встречаются. У меня няня была христианка. А ты где живешь, Ланс?
— На острове в Тронхейме-фьорде, это бывшая Норвегия.
— Теперь почти все живут на островах. Можно сказать, что вся наша Планета — один большой архипелаг.
— Интересное замечание, Дженни. Только не забывай, что Планетой мы зовем наше сообщество, объединенное Мессией. На самом деле наша планета — это планета Земля.
— А мировое сообщество объединяет далеко не весь мир, — задумчиво сказала Дженни.
— Да, это всего лишь громкие названия. Наверное, после Катастрофы люди таким образом самоутверждались и утешались.
— Наверняка так оно и было. А почему ты тоже живешь на острове, разве Скандинавия не уцелела?
— Уцелела. Но мой остров тоже всегда был островком в Тронхейме-фьорде. На нем когда-то жил знаменитый норвежский писатель, потом много лет обитала только наша семья, а теперь живу я один. — Как — один? Как же ты… — Справляюсь потихоньку. — Но ведь ты… — Дженни снова замялась.
— Инвалид? Давай отныне, твое величество, называть все вещи своими именами. Идет? — Идет, сэр Ланселот!
— А справляюсь я по принципу: изо всех сил старайся сделать то, что должен делать, и хоть что-нибудь обязательно сделаешь.
— Мне нравятся твои принципы, Ланс! И знаешь, это так здорово — иметь друга, которому можно сказать все. Мне все время было неловко, что я вас всех немного обманываю… — Ничего себе немного!
— Ты не смейся, а лучше расскажи мне еще что-нибудь про себя, про свой остров. Норвегия теперь очень плотно заселена, верно? Как же это никто не пытался потеснить тебя после Катастрофы? Ведь столько людей хлынуло тогда из Европы в Скандинавию.
— Мой остров — это просто большой гранитный камень в воде. — Один камень и никакой земли?
— Земли на нем с носовой платок, на котором едва помещаются дом, небольшой сад и огород. А главное — никаких коммуникаций, кроме электролинии, вот никто и не соблазнился. Проводить сюда трубы для подачи еды, одежды и лекарств было бы очень дорого.
— Холодное голубое море, серый каменный остров с маленькой хижиной, возле берега лодка. И все время кричат чайки…
— Э, нет! У меня не лодка, а катамаран, который ходит на батарейках Тэсла. С одной лодкой на острове не проживешь. Да и хижина у меня вполне приличная: это двух этажный дом, принадлежавший Известному Писателю. Он был гордостью норвежской литературы, пока норвежцы еще читали книги. Мой отец и я были смотрителями этого дома-музея. Теперь музей ликвидировали, и я официально стал безработным. Но я с детства умею ловить рыбу и креветок, так что меня кормит море.
— Здорово! А какие книги писал этот ваш писатель?
— Самая известная из них называется "Маленький Лорд".
— Это книга про маленького лорда Фаунтлероя? Я ее читала, она у меня есть.
— Дженнифер Макферсон! Ты читаешь настоящие книги?
— Читаю. Тайком, конечно. В моей семье такие вещи не одобряются. — Откуда же у тебя книги?
— Случайно нашла. У нас есть чердак, куда почти никто не заглядывает, и я любила в детстве там пошарить. Вот и дошарилась как-то до сундучка с книгами. Я их по одной таскала к себе в комнату и читала. — Ай да король!
— Правда, это все были детские книжки. Но знаешь, Ланс, что оказалось, когда я стала их сравнивать с книгами из Всемирной библиотеки?
— Знаю. Старинные книги для детей оказались серьезнее, чем современные книги для взрослых.
— Точно! У меня есть детская энциклопедия, это моя любимая книга, есть старинный учебник географии, сказки Джорджа Макдональда и сборник народных сказок со всей Британии.
— А взрослых книг на твоем чердаке не нашлось?
— Кое-что есть. Я нашла несколько Библий и целый ящик с мамиными медицинскими книгами: она когда-то хотела стать врачом, но потом вышла замуж. Но они все скучные, и я не стала их читать. А детские книжки я и сейчас перечитываю. Только вот книжка про маленького лорда у меня без обложки, и я до сих пор не знала ее автора.
— Это не та книга, Дженни. Роман, который написал наш Известный Писатель, это жестокая книга для взрослых, а Маленький Лорд — прозвище героя. Но ты меня удивила! Сейчас редко встретишь человека, который читает настоящие книги. Когда мы создавали нашу Реальность, твое величество не ведало даже, что короля Артура звали Бешеным медведем.
— Откуда же мне было ведать, мне тогда и четырнадцати лет не было! Я про короля Артура впервые прочла во Всемирной библиотеке. Книга называлась "Смерть Артура", и в ней было пять страниц. Все остальное о нем я узнала уже потом, в Камелоте.
Так они беседовали, пока Ланселот не сказал, что ему пора отправляться на лов.
— Боюсь, пока мы с тобой тут беседовали, мои креветки угостились бесплатно и разбрелись по своим делам, а я не могу себе позволить такой благотворительности. Так что извини, Дженни, но сейчас я должен выйти в фьорд, поднять ловушки и разложить новые приманки. Давай-ка твой код, королек! На этот раз Дженни не спорила.
ГЛАВА 6
Путина лосося закончилась, остались только креветки. Но во время путины охотиться на лосося из Европейского моря пришли стаи хищников-мутантов; лосось ушел, и большинство мутантов мигрировало за ним, но отдельные твари остались в Норвежском море и засели в фьордах. Ланселот не выходил теперь в море без отцовского ружья. Мутанты изрядно ему досаждали: они распугивали рыбу, подбирали всю живность в фьорде и даже крали приманки из ловушек, и он отстреливал тех, что попадались ему на глаза. Креветок становилось все меньше, и Ланселоту приходилось копить улов, чтобы продать на рыбном рынке пару ящиков замороженных креветок.
Возвращаясь с моря, он складывал улов в морозильную камеру, завтракал и вызывал Дженни — она вставала намного позже. Он желал ей доброго утра, рассказывал о лове, а потом они просто беседовали.
Дженни рассказала Ланселоту о своей семье. Как он понял, в семье Макферсонов перепутались родовые традиции и планетные обычаи. Имея право носить любую одежду, дома все носили планетную форму; по праздникам и в дни семейных встреч готовили натуральную пищу и ели ее в общей столовой, но в обычные дни питались по своим комнатам едой из общепланетной сети; жили в одном доме, но общались между собой мало, проводя время по своим комнатам у персоников. Все мужчины в роду Макферсонов по семейной традиции были военными, отец и четыре старших брата Дженни служили где-то на границе с Россией. Сами они редко бывали дома, а их жены, невыносимо скучные и унылые, сутками торчали в любовных сериалах Банк-Реаля. Заправляла домом мать. Она следила за тем, чтобы в доме был порядок и соблюдались приличия, но большую часть жизни тоже проводила у персоника. Обязанности слуг выполняли списанные из клон-армии покалеченные клоны, которых братья натащили полный дом, скупив по дешевке. Дженни целыми днями было не с кем перемолвиться словом, но зато она была свободна и могла заниматься чем угодно — в пределах поместья. Впереди ее ждало традиционное замужество: девушки Макферсонов обычно выходили замуж за военных.
Ланселот рассказывал Дженни, как идет подготовка к дальнему плаванью. Он уже пристроил к рулевой рубке камбуз и даже поставил там совсем маленькую чугунную плиту из матушкиной летней кухни. Дженни очень жалела, что он не может показать ей катамаран: из окон дома заливчик не был виден. Она была любопытна, как белка, и заставляла его поворачивать экран, чтобы разглядеть все уголки его комнаты.
— Зачем тебе вторая коляска, Ланс? — спрашивала она.
— Это старая коляска, я на ней езжу в душ. — А почему у тебя в углу висит распятие?
— Я обещал матушке никогда не снимать его. Она была христианка.
— А что это за книга лежит на столике под распятием? — Матушкина Библия. — Ты ее читал? — Нет.
— И я не смогла. У Библий какие-то странные переплеты: как только я брала Библию в руки, у меня начинал зудеть персональный код.
— Переплеты тут ни при чем. Матушка, у которой не было кода, предупреждала меня, что если я поставлю печать Мессии, то не смогу потом взять в руки Библию. Так уж устроен наш персональный код. — А для чего он так устроен?
— Понятия не имею. Возможно, для того, чтобы люди не забивали себе головы христианскими сказками. Я свою Библию не читаю, я только пыль с нее смахиваю.
книги — Покажи мне другие книги.
— Пожалуйста! — И он снимал с полок книги одну за другой, показывал ей и рассказывал, о чем они, иногда читал вслух страничку-другую или просто пересказывал содержание.
Несмотря на строжайшую экономию, к середине весны Ланселоту не удалось отложить даже пятидесяти планет. Он уже сомневался, удастся ли ему собрать к началу лета всю сумму на ММ, а ведь нужны были еще и деньги на дорогу.
Торопился он по двум причинам, и первая была чисто навигационная: он должен был достичь Гибралтара до осенних атлантических штормов. Вторая причина касалась политики. Обстановка в мире становилась все тревожнее, каждую неделю передавались сообщения о новых провокациях русских на границах с землями Планеты. Месс все чаще говорил планетянам о необходимости спасения народов России и установления единого мирового порядка на всем земном шаре. Беседуя с рыбаками и торговцами на рынке, Ланселот видел, что люди всерьез опасаются войны.
В одном из своих выступлений Мессия вдруг объявил, что люди Планеты должны экономить не только еду, но и одежду. Зеленая пластиковая форма была упразднена, теперь всем планетянам разрешалось носить любую одежду, и это было бы совсем неплохо, если бы одновременно власти позаботились обеспечить людей этой самой одеждой. Жители Тронхейма прямо на глазах становились похожими на асов. За годы ношения униформы люди, жившие в тесных жилищах, избавились от запасов одежды, и теперь им приходилось носить то, что удалось найти в домах или купить с рук. Затем неожиданно была отменена бесплатная медицинская помощь, за исключением эвтаназии. Однако каждый восьмерик по-прежнему шли прямые передачи со стадиона в Иерусалиме, где происходили исцеления. Инвалиды и тяжело больные продолжали стекаться в Иерусалим.
Ланселот и Дженни оба смотрели новости Планеты, но обсуждали их редко. Они чаще сравнивали красоту утренней или вечерней зари над Гебридами и над Тронхеймс-фьордом, поворачивая экраны персоников к окнам. Оба были увлечены своей обновленной дружбой. Дженни знала, что Ланселот вот-вот тронется в путь, и спешила с ним наговориться. Она перевела на его счет тридцать планет — все, что у нее было. Ланселот спокойно принял эти деньги, уверенный, что сумеет вернуть долг, как только встанет на ноги. У него был план после исцеления вернуться на остров, взять в аренду небольшую рыбацкую шхуну, собрать команду хороших крепких ребят и заняться рыбной ловлей всерьез.
В конце весны случилась беда. Поднимая со дна зацепившуюся за камни ловушку для креветок, Ланселот слишком сильно перегнулся через борт, забыв перед этим поставить коляску на тормоз — коляска отъехала назад, и Ланселот свалился в воду. Он умел плавать, работая только руками, без помощи ног: Кристенсены жили в окружении воды, и предусмотрительный отец с детства обучил его плаванью. Он не утонул и сумел, ухватившись за якорную цепь, подтянуться на руках и перевалиться через борт. Но сухой одежды, чтобы переодеться, на катамаране не было, и дело кончилось тем, что застарелая простуда перешла в бронхит. Ланселот изо всех сил сопротивлялся болезни, пытаясь лечиться домашними средствами. Он съел банку малинового варенья, извел все свои запасы лука и чеснока, потребляя их вместе с шелухой, но и фитонциды мало помогли. А хуже всего было то, что как раз в это время наступило обычное весеннее похолодание, в доме стало сыро и холодно, а он не включал отопление на полную мощь, сберегая батарейки Тэсла на долгое плаванье в Иерусалим.
— Тебе, наверное, уже надоело слушать, как я кашляю на тебя прямо с экрана? — спросил он Дженни во время очередной встречи.
— Мне за тебя беспокоиться надоело. Что там за врачи у вас, что не могут тебя вылечить?
— Они могут, только мне их метод не подходит: это все равно, что прибегать к гильотине для лечения головной боли. — Что за мрачные шутки, Ланс?
— Мое дорогое величество, это не шутка. Врачи мне ничего не предложат, кроме эвтаназии, — я ведь безработный инвалид. — Скажи, а градусник у тебя есть? — Есть.
— Достань его и поставь при мне: я хочу знать, какая у тебя температура.
После того, как Дженни выяснила, что температура у Ланселота уже около сорока, она на некоторое время исчезла, а потом появилась с толстой потрепанной книгой в руках. Она принялась допрашивать его, глядя в книгу.
— Тебе легче дышать, когда ты сидишь, а не лежишь? — Похоже, что так. — Ночью ты потеешь? — Иногда просыпаюсь мокрый как мышь.
— При кашле у тебя болят бока? — Все болит.
— Я тебя про бока спрашиваю, сэр Ланселот! — Ну болят, болят у меня бока при кашле…
— Если верить моему справочнику, Ланс, у тебя самое настоящее воспаление легких. Пневмония.
— Подумать только! Слушай, Дженни, а что это за справочник, по которому ты мне ставишь такие серьезные диагнозы?
— Это "Руководство по домашнему уходу за больными". — Где ты раскопала этот раритет?
— Все на том же чердаке, в мамином сундуке с медицинскими книжками.
Дженни велела Ланселоту добраться до аптечки и перечислить имеющиеся в ней лекарства. Но по ее лицу он видел, что она встревожена и чувствует себя беспомощной, несмотря на свой премудрый справочник.
— Ты понимаешь, Ланс, это очень древняя книга, еще прошлого века, тут все названия какие-то незнакомые…
— Я понимаю, и не очень на нее рассчитываю. Жуткие болезни, должно быть, были в прошлом веке?
— И болезни другие, и лечили по-другому, а уж как ухаживали за больными — это просто кошмар! Я бы с собой покончила без всякой эвтаназии, если бы кто-нибудь из моих родственников попробовал так со мной обращаться! — Как же они ухаживали за больными?
— Они их все время трогали! Они их ворочали, перестилали им постель, делали компрессы, уколы, перевязки — и все это голыми руками!
— Ужас какой! — засмеялся Ланселот. — Но это и сейчас делают в больницах, Дженни.
— Такие процедуры делаются под наркозом, чтобы не травмировать психику больных, и с соблюдением строгих гигиенических правил. Маленькой я однажды лежала в больнице, когда упала с дерева и сломала ногу. Конечно, за мной ухаживали медицинские сестры, но они все были в специальных защитных костюмах, в перчатках и в кислородных масках: голыми руками никто ко мне не прикасался и никто на меня не дышал. И мне, конечно, давали наркоз перед осмотром врачей. А здесь ничего не сказано ни про наркоз, ни про маски, ни про защитные костюмы. А какие картинки! Это просто кошмарники из Реальности, а не руководство по уходу из и...
— Покажи-ка. Дженни полистала книгу, нашла одну самых страшных, по ее мнению, картинок показала ее Ланселоту.
— М-да-а… — сказал он и покачал головой. На картинке был изображен лежащий ничком больной, а над ним склоненная женщина, раскладывающая у него на спине какие-то прямоугольники.
— Ты хоть знаешь, Дженни, что она делает с этим беднягой? — Хочешь, я прочту вслух?
— Я тебе и так скажу: она ставит ему горчичники. Ты знаешь, что это такое? — Нет. — А что такое горчица?
— Представь себе, знаю! Это растение, из которого делается горчичный соус.
— Правильно. В старые времена было не три соуса, как сейчас — горчичный, соевый и томатный, а сотни разных соусов и при прав. И была просто горчица, такая очень острая паста, я ее помню. Матушка рассказывала, что в дни ее молодости горчица была нескольких сортов. Для лечения простуды из нее делали горчичники: намазывали горчицу на листы бумаги и лепили их прямо на голое тело. Матушка не раз ставила мне горчичники на спину. — Жуть какая!