— Странно, мама мечтала о маленькой свадьбе, говорит, что вдовам не положено…
— Свадьба есть свадьба, ее надо праздновать, хотя я лично не хотела бы делить такой день с кем-нибудь.
Пока Таня трещала о свадьбе, нарядах и воздушных шариках, я украдкой рассматривала Мишу, тот по-прежнему сидел с непроницаемым лицом. Когда закипел чайник, и я достала заварку, Миша неожиданно поймал меня за кончик косы, словно в детстве, и не пожелал отпустить. Чай пришлось заваривать Тане, а я стояла и не знала, что делать.
— Ладно, я пойду на стол накрывать, а вы, если начнете драться, позовите, посмотреть охота, — сказала Таня и ушла, нагруженная посудой.
— Пойдем в мою комнату, — предложила я.
Взрослые продолжали горячо обсуждать предсвадебные хлопоты, и не обратили на нас никакого внимания, когда мы вошли в комнату и закрыли дверь.
Миша все так и держался за кончик моей косы и молчал. Я должна была начать этот тяжелый разговор, и при мысли об этом у меня похолодели руки.
— Миша, я должна уехать.
Он ничего не ответил.
— Ты понимаешь, мы еще дети, я не могу бросить маму и дядю Сережу, у меня просто нет выбора.
— Выбор есть всегда, — возразил Миша, — я знаю, ты мечтала жить на море, поэтому ты бросаешь меня.
— Я бросаю тебя? — поразилась я. — А если я скажу — оставь своих родных и езжай со мной?
— Возможно, я так и сделаю, — Миша смотрел мне прямо в глаза и я поняла — он говорит правду.
— Не говори глупости. Где ты будешь жить? На что?
— Все решаемо.
Я, преодолевая смущение, неловко обняла его одной рукой:
— Миша, мы ведь не расстаемся на самом деле? Нам обоим нужно закончить школу, получить образование. А потом я вернусь. Или ты приедешь ко мне.
— Ты нужна мне сейчас.
— Значит, ты просто не веришь, что у нас любовь?
— Я не говорил тебе о любви.
— Нет? — я отступила, глядя на него широко раскрытыми глазами. — Разве это не имелось в виду?
— Я сказал, что ты мне нравишься. Что ты самая красивая. Я сказал, что не хочу с тобой расставаться.
— Разве это не значит любовь?
— Я не знаю, что это.
— Тогда нам не о чем больше говорить, — решительно сказала я.
Мне было очень больно, но его слова внезапно вернули меня с небес на землю, расставили все по своим местам. В самом деле, за что я борюсь? За что ссорюсь с близкими мне людьми, если Миша на самом деле меня не любит?
— Марина, я не могу жить без тебя. Этим все сказано. Если ты уедешь, я поеду вместе с тобой.
— Нет, Мишенька. Мы расстанемся с тобой сегодня, сейчас, в этой комнате. Я навсегда останусь очкастой подружкой твоей младшей сестры. Мы забудем про наш поцелуй. Ты забудешь о том, что я влюбилась в тебя, а я — что ты меня не любишь.
— Ты влюбилась в меня? — недоверчиво спросил Миша.
— Еще в позапрошлом году.
— Не может быть!
— Мне даже все равно, если ты кому-то скажешь об этом. Я уезжаю навсегда, и мы никогда не увидимся. Я думала, что мы любим друг друга, но если это не так, я… — я не выдержала и заплакала.
Миша обнял меня и прошептал:
— Значит, это и есть любовь?
— Да? — спросила я, сквозь слезы.
— Таня сказала, что ты считаешь, что любовь должна пройти испытание временем, что это значит?
— Это не я так считаю, это мне так посоветовал один человек. Я думаю, это значит, что если мы сейчас расстанемся, но не разлюбим друг друга после окончания школы, то это и есть любовь — настоящая.
— Я тебя никогда не разлюблю.
— Значит, ты меня любишь? — я замерла.
— Мне не нравится это слово, но раз другого не придумали — люблю. Слышишь, Марина, я тебя люблю!
И я опять заплакала. Стою, уткнувшись носом в его плечо, и реву, как маленькая. И что за наказание — мой плач услышали, конечно, наши родственники и гости и ввалились в мою комнату.
— Ну и чего ревем? — бодро сказал дядя Сережа. — Марина же не завтра уезжает! И потом, вы сможете к нам приезжать на каникулы!
— Правда?! — воскликнула Таня. — И мне можно?
— Не знаю, разумно ли это, — встряла Мишина мама. — Дети сначала должны закончить школу, а потом влюбляться.
— Ох, мама, ты же сама с папой за одной партой сидела, — вздохнула тетя Лена.
— Да, но влюбилась я в него после школы.
— Вы считаете меня молодой, да ранней? — не выдержав, спросила я, с вызовом глядя в глаза Мишиной маме.
— Что? — удивилась та.
— Марина, ты все неправильно поняла, это меня мама ругает молодой да ранней, — покраснев, быстро сказала тетя Лена, — за то, что я в восемнадцать лет замуж иду, а не в двадцать пять, как некоторые.
— Пирожные засохли, чай остыл, а вы тут мораль читаете! — воскликнул дядя Сережа. — Скорее пить чай, опоздавшим мест не будет, кстати, я вспомнил одного тамаду, актер драмтеатра подрабатывает…
Взрослые вернулись к увлекательному разговору и покинули комнату, быстро забыв про нас. А мы с Мишей снова остались вдвоем.
— Ты будешь мне писать? — спросил Миша.
— И звонить, — улыбнулась я.
— И приезжать.
— Я еще никуда не уехала.
— Но ты уедешь очень скоро…
Миша был прав — два месяца пролетели незаметно. Я была занята маминой свадьбой и нашими переменами в жизни, с Мишей мы общались мало. Когда он приходил, то молча сидел в кресле, и я быстро привыкла к этому, так что просто не замечала его, занимаясь своими делами. Мы еще несколько раз поцеловались, но больше не разговаривали, казалось, Миша смирился с моим отъездом. Комнаты быстро пустели — часть мебели мама продала, большинство книг были отправлены в наш новый дом, который я до сих пор не видела — дядя Сережа сфотографировал его в один из отъездов, но постоянно забывал отдать проявить пленку. У нас был только план дома на каких-то документах. Мама ткнула пальцем, где будет моя комната, но на этих схемах мало что было понятно. В квартире поселилось эхо, и на голом полу я под руководством тети Лены рисовала билеты свадебной лотереи, поздравительные плакаты, шутливые паспорта жениха и невесты. Старательно копируя с книжки замысловатый вензель, я сердилась, слушая вздохи Миши: ему было скучно и от нечего делать он барабанил пальцами по аквариуму.
— Чего ты вздыхаешь все время? — не выдержала я.
— Я не вздыхаю, — угрюмо сказал Миша.
— Ты пугаешь рыбок.
— Ну и фиг с ними.
— Шел бы погулял где-нибудь.
— Ты меня гонишь?
— В чем твоя проблема? — я отложила карандаш в сторону.
— Мне скучно. Ты рисуешь эту фигню, а я сижу, как приклеенный. Кому нужна такая любовь: мало того, что скучно, так еще и кончится все через пару недель, улетишь после маминой свадьбы в свою Анапу, а я останусь дурак дураком…
— Я тебя не держу, — тихо сказала я, надеясь, что за очками не видно, как на глаза наворачиваются слезы. — Ты прав, лучше нам расстаться сейчас.
— Я не могу.
— Может, кончилась любовь? Может, и не было ее вовсе? Подумаешь, поцеловались пару раз. Если хочешь, уходи.
— Я не могу!
— Я всего лишь подружка твоей младшей сестренки, ты всего лишь старший брат моей подружки, не было никакой любви.
Я отвернулась, потому что слезы спрятать было уже невозможно.
— Я не знаю, что мне думать. Наверное, тебе лучше уйти.
— Я не хочу уходить. Не хочу, чтобы ты уезжала. Не хочу сидеть весь день, как приклеенный, но ничего не могу с собой поделать. Погоди, ты что, плачешь?
— Миша, знаешь, это слишком больно. Я хочу, чтобы ты ушел, я хочу привыкнуть к мысли, что мы больше не увидимся.
— Но ты говорила раньше про каникулы, про письма, что мы закончим школу и встретимся…
— Может, я пожалею об этом, — я уже ревела, не скрываясь, — но сейчас мне будет легче, если мы с тобой поссоримся, чем ждать, когда закончим школу и встретимся.
— Марина, ты не права, — в дверях неожиданно появился дядя Сережа, — простите, ребята, что вмешиваюсь, но так нельзя!
— Не вмешивайтесь в мою жизнь! — крикнула я. — Я в вашу не лезу!
Я убежала в ванную и закрылась там. Немного погодя, я услышала, как хлопнула входная дверь — Миша ушел. Когда я вышла и снова принялась вычерчивать вензеля, дядя Сережа мне ничего не сказал, и я не стала извиняться. Я не чувствовала себя виноватой.
Нам с Таней сшили одинаковые вечерние платья с розовато-лиловыми воланами, и на свадьбе мы притворялись близняшками. У Лены с Кешей гостей было человек пятьдесят, а у мамы с дядей Сережей только я да сотрудники «Пряничного домика», и то они работали, а не веселились.
— У меня такое ощущение, что я тут в гостях, — тихо сказала мама.
— Ты здесь королева, — отвечал ей дядя Сережа.
— Все равно это наш день, правда?
— А давай убежим?
Таня и ее бабушка заверили их, что со мной все будет в порядке, и мама с дядей Сережей действительно сбежали, уехали на машине, а я осталась. В общем, так и должно было быть.
— Ты хочешь потанцевать? — вдруг спросила меня Таня.
— По-моему, мы уже много танцевали, — смеясь, ответила я.
— Ты не поняла, — загадочно сказала Таня.
— Ты со мной хочешь танцевать? — спросил меня кто-то из-за спины.
Я обернулась — это был Миша, в черной блестящей рубашке, очень строгий и подтянутый.
— Где ты был?
— Я все время был здесь, только ты меня не замечала.
— Неправда, — вмешалась Таня, — он все время от тебя прятался, нарочно сел рядом с толстым дядей Борей, идите уже, танцуйте, когда еще такая возможность представится.
Что это была за песня, я не знаю, я слышала ее впервые в жизни. Но это было неважно, главное, что Миша снова обнимал меня, и мне было трудно справиться со своими чувствами, я понимала, что мы в ссоре, что я сейчас снова заплачу, что все, наверное, на меня смотрят, но опять же это все было неважно, я прижалась щекой к его груди и сказала себе: «Запомни это навсегда»…
— Марина, — Миша немного отодвинулся, и я подняла голову. Он смотрел на меня очень серьезно и от него немного пахло вином.
— Ты что, выпил? — удивилась я.
— А что? Расскажешь моим родителям?
— Что с тобой?
— Нам надо поговорить.
— Миша, я не хочу больше разговаривать.
— Мы больше не будем разговаривать. Ты хотела свободы, хотела забыть — пожалуйста. Начинай новую жизнь. Море, пляж, все такое.
— Тогда о чем речь?
— О том, что я не смогу тебя забыть, я пробовал. Я не приду тебя провожать, но ты знай — если ты все-таки захочешь мне позвонить, я буду ждать, пусть даже пройдет лет десять. А теперь больше ничего не говори — давай просто потанцуем в первый и последний раз.
— Ты говоришь так возвышенно, потому что выпил, но я запомню, — сказала я и опять опустила голову ему на грудь. Жалко, музыка быстро закончилась. Миша выпустил меня и быстро пошел к двери. Я стояла, как потерянная, кусала губы и смотрела, как он от меня уходит. Но Миша вдруг повернулся, подбежал ко мне, быстро поцеловал в губы и на этот раз ушел совсем. Его последний поцелуй обжигал меня всякий раз, когда я об этом вспоминала.
Таня меня ни о чем не спросила, сказала только:
— У вас у обоих начнется новая жизнь. Все будет другое.
Мама долго уговаривала меня оставить аквариум:
— Рыбки не выдержат такого путешествия, оставь их бабе Наде, а в Анапе мы купим тебе новых.
— Я не могу с ними расстаться, их подарил мне папа.
— Марина, — вздыхала мама, — это же не те рыбки, что дарил тебе папа. Ты их все давным-давно поменяла, какая тебе разница, купим новые, такие же.
— Нет, я не могу их оставить, для меня это те же самые рыбки, что подарил мне папа.
— Ты злая, тебе не жалко рыбок, они погибнут из-за твоего каприза…
Споры закончились, когда дядя Сережа принес пластиковый переносной аквариум и убедил маму, что рыбки отлично перенесут путешествие, а если нет, это будет для меня жестоким уроком.
В поезде я поставила аквариум за своей подушкой и старалась не выпускать рыбок из виду. Мама ошибалась — рыбки, конечно, немного болели, но все перенесли путешествие, мне не пришлось менять ни одной. Я в этом не сомневалась.
У нас было отдельное купе до Москвы, там мы должны были пересесть на поезд, который повезет нас к морю. Недалеко от Анапы нас должен встретить новый партнер дяди Сережи, Семен Николаевич, мы с мамой пока не были с ним знакомы, он и отвезет нас в наш новый дом. Я думала об этом и рассматривала фотографии, которые наконец дал мне дядя Сережа.
— А что тут написано — комната Лены, кто такая Лена? — с недоумением спросила я, поднимая глаза от фотографий.
— Ты же обещал, что сам ей скажешь, Сергей! — возмутилась мама.
— Я же рассказывал — Лена это моя дочка от первого брака, она старше тебя на десять месяцев.
— Она что, будет к нам приезжать? — спросила я, вспоминая фото надменной девушки.
— Сережа! — строго сказала мама.
— Мариночка, она будет с нами жить. Вика, то есть ее мама, уезжает работать в Германию. Пока она там обустроится, Лена будет жить у нас.
— А я думала, мы будем жить втроем, — не подумав, сказала я, но увидела, как напряглись у них лица и поправилась:-Классно, всю жизнь мечтала о сестренке.
Мама с дядей Сережей вздохнули с облегчением, а я обняла аквариум, жалея, что нельзя опустить туда хотя бы палец, и задумалась. Сестренка… А захочет ли Лена, чтобы я была ее сестренкой? Она такая строгая и элегантная, хотя, может быть, это просто портрет такой, есть же у меня фотография, где я изображаю пирата, но на самом деле я вовсе не такая бесшабашная. Хоть бы Лена оказалась похожа на дядю Сережу, такая же веселая, с кучей идей… Я так размечталась, что уже не могла дождаться, когда, наконец, познакомлюсь с сестренкой.
В Москве было шумно и людно, я вертела головой по сторонам, прижимая к груди свой розовый аквариум, поставить бы его на колеса, чтобы рыбок не болтало. Едва не потерялась, еле догнала своих у входа в кафе.
— Ну, где моя новая сестричка? — воскликнула я, увидев, что они разговаривают с какой-то девушкой. Та обернулась и посмотрела на меня с удивлением. Я замолчала, с интересом разглядывая ее. Светлые ухоженные волосы, стройная фигурка в изящном брючном костюме песочного цвета, блестящая серебряная цепочка на шее и тонкое кольцо на длинных пальцах — она была образцом утонченности, не верилось, что ей всего четырнадцать лет.
— Что это за явление? — Лена поджала губы, рассматривая меня.
— Это Марина, моя дочь, — спокойно сказала мама.
— Привет, — растерянно сказала я, изо всех сил прижимая к себе аквариум, словно прячась за него, — рада тебя видеть…
— Надеюсь, вы подружитесь, — несмело сказал дядя Сережа.
— Конечно, сестренка, — усмехнулась Лена. — Извините, я пойду, мне нужно кое-что купить, потом встретимся, у поезда.
Она ушла, вернее, упорхнула, легко и быстро, оставив за собой только шлейф аромата тонких духов. Никогда я не буду обладать и половиной ее красоты и грациозности.
— Ну почему она меня ненавидит? — растерянно спросила мама.
— Ненавидит? — переспросила я.
— Она сказала, что мы разбили сердце ее матери, что я сделала ее сиротой при живых родителях, но ведь это же неправда? — мама обернулась к дяде Сереже, но тот опустил глаза. — Вы же развелись много лет назад? Вы же не виделись все эти годы?
— Давай не при детях, — попросил он.
— Нет, я должна знать! — воскликнула я.
— Марина, пожалуйста, это дела взрослых…
— Вы же вмешивались в мои дела, разве не так? Мы будем жить с Леной в одном доме, думаете, она мне не скажет?
— Сергей, что ты скрываешь?
— Родные мои, знаете ли вы, до чего может дойти эгоизм? — печально сказал дядя Сережа. — Я хотел вас уберечь от этого, но вы настаиваете. Когда мой бизнес только развивался, мне нужны были деньги. Малейшую прибыль я снова вкладывал в дело, требовалось закупать оборудование, оплачивать учебу персонала, через мои руки проходили огромные суммы, а Вика, моя жена, хотела жить в роскоши, и не желала слышать о развитии бизнеса. Вы видите, и сейчас у меня на руках немного денег, я бы не смог, например, немедленно купить вам по норковой шубке и брильянтовым сережкам, да вы и не просите, а Вика хотела все сейчас и по полной тарелке! Мы развелись, потому что она подала на развод, обвинив меня в жадности и нежелании обеспечить семью. Много лет она даже запрещала мне видеться с дочкой.