— Заткнись, — рявкнула она.
— С какой стати?
— Четыре апельсина! Дешево вас купили!
— Нас не купишь!
— Уже купили! Вчера все ею возмущались? Возмущались. А сегодня сразу запели по-другому. И все за какие-то несчастные четыре апельсина!
— Апельсины тут ни при чем, — Ясек извлек из целлофанового мешочка бутерброд с сыром и продолжал свою речь с набитым ртом. — Знаешь, с чего она сегодня начала урок? С самокритики!
— Это проще всего… — буркнула Агата.
— Труднее всего! — с глубокой убежденностью воскликнул Ясек и сунул пакет с бутербродом обратно в карман. — Я пошел. Через две минуты звонок на урок. Скажите маме, что сегодня я задержусь. У меня встреча с одним типом с телевидения.
— Видали? — рассмеялась я. — Новый Микульский![3]
— Если бы! — ответила Агата. — Не сомневаюсь, что в середине выступления он начнет икать.
Но Ясек уже нас не слышал. Он с грохотом скатился с лестницы, потом внизу хлопнула дверь, и все стихло.
— Господи, до чего же глуп! — простонала Агата. — И такого остолопа собираются показывать по телевидению! Небось еще всякие хорошие слова будут говорить… Было б о ком! Интересно, а что он наденет? — вдруг спросила она. — Наверно, белую рубашку. И галстук.
— Маме он сказал, что наденет свитер.
— Ну да? Со штопкой на локтях?! — возмутилась Агата.
— Локти не обязательно совать в объектив, можно их спрягать. Мне кажется, он прав. В свитере ему лучше всего.
__ Что ты! Он в нем похож на бездомного бродягу. Неужели мама разрешила?
— Мама считает, что он должен надеть папину рубашку. Синюю, с тремя пуговками.
— Хм… — задумалась Агата. — Не уверена, что папа согласится.
— А я думаю, согласится. Папа тоже очень волнуется из-за этого выступления.
— Представляю, что будет твориться в классе! — рассмеялась Агата. — Все, конечно, прилипнут к телевизору, никто не упустит случая полюбоваться нашим драгоценным братцем с экрана. Хоть бы только обошлось без накладок. Помнишь, как не повезло дяде Томеку?..
Да, я прекрасно помнила, как дядя Томек выступал с рассказом о рациональном оборудовании двухкомнатных квартир. Выступление должно было сопровождаться демонстрацией фильма, но кто-то что-то перепутал, и вместо нужной пленки прокрутили другую, об архитектуре современных коровников. С тех пор дядя Томек стал самым популярным в стране специалистом по интерьеру.
— Ох, боюсь, Ясек выкинет какой-нибудь номер перед телекамерой и опозорит всю нашу семью, — зловеще предрекла Агата. — Я сама вчера слыхала, как Генек Крулик предлагал ему пари на двадцать злотых. Представляешь, какая это куча денег?
— А что Ясек должен сделать за эти деньги? — спросила я. Эта новость меня, надо сказать, встревожила. Моего брата хлебом не корми, только дай с кем-нибудь побиться об заклад.
— Генек пообещал выложить двадцатку, если Ясек покажет ему язык.
— Ну и пусть показывает, подумаешь…
Агата посмотрела на меня с состраданием.
— Ты что, рехнулась? Язык-то нужно показать по телевизору! Перед камерой!
Я почувствовала, как волосы зашевелились у меня на голове.
— И что же Ясек? — со страхом спросила я.
— Сказал, что подумает. «Цена, говорит, подходящая, стоит рискнуть!»
— Да он спятил!
— Он всегда был ненормальный! — подхватила Агата. — Увидишь, он клюнет. Наш брат к деньгам весьма неравнодушен.
— Не сделает он этого! — возразила я. — Хотя бы из-за родителей. Я попытаюсь с ним поговорить, но все равно он не решится, вот увидишь!
— Лучше ничего не говори! Ты же знаешь, какой он! Если попросить его этого не делать, он непременно назло возьмет и высунет свой мерзкий язык. Он всегда поступает наоборот. Умоляю, не вмешивайся!
Меня прямо-таки в жар бросило. Агата, немного помолчав, вдруг жалобно спросила:
— Как ты думаешь, выпрут Ясека из школы, если он это сделает?
— Он этого не сделает! — сказала я, постаравшись, чтобы мой ответ прозвучал как можно более убедительно.
Хотя я почти не сомневалась, что Ясек способен выкинуть такой номер. В особенности если Генек Крулик отвалит ему за это двадцатку. Ясек, конечно, обладает кое-какими чертами Ромео и на свет появился в пятницу, но теоретически он во многом подходит под категорию «родившихся в воскресенье». Например, он без зазрения совести берет у мамы пять злотых за мытье окон, хотя вся семья его за это осуждает.
— Пани Капустинской мама платит пятьдесят злотых, — защищается Ясек, — а я беру всего пятерку. Выходит, мама на этом деле зарабатывает сорок пять злотых. Не понимаю, чем вы недовольны? Нужно радоваться, что столько денег остается в доме.
— Мог бы то же самое делать за спасибо, а не за деньги! — негодует Агата. — Это должно быть твоей обязанностью! Постыдился бы!
— «Постыдился бы, постыдился бы»! — передразнивает ее Ясек. — Чего мне стыдиться, когда я отваливаю маме сорок пять злотых и таким образом вношу свою долю в семейный бюджет? Интересно, — переходит он в наступление, — а ты когда-нибудь хоть грош внесла?
— Я маме помогаю задаром!
— Ха-ха! За твою помощь приходится приплачивать! Ты забыла, сколько мама заплатила пани Капустинской, чтобы она отмыла пол, после того, как ты умудрилась в тридцать квадратных метров паркета вогнать четыре тюбика пасты? И у тебя еще хватает наглости попрекать меня какой-то несчастной пятеркой!
Поэтому мне кажется весьма вероятным, что Ясек не преминет воспользоваться таким прекрасным средством передачи информации, как телевидение, чтобы показать Генеку Крулику язык.
Мои опасения оказались не лишенными оснований. После обеда Агата в одной из тетрадей Ясека, откуда она что-то переписывала, обнаружила записку, с которой немедленно примчалась ко мне.
— Докатился! — воскликнула она. — На, почитай! И скажи, найдется теперь какая-нибудь сила, способная его удержать?
Я прочла.
Договор
Мы, нижеподписавшиеся, заключаем договор следующего содержания:
1. Если гр. Ян Мацеевский во время своего выступления по телевидению покажет гр. Генрику Крулику язык, гр. Генрик Крулик обязуется уплатить вышеуказанному 20 зл. (двадцать злотых) наличными.
2. Если гр. Ян Мацеевский не решится показать вышеупомянутый язык гр. Генрику Крулику, он должен будет в течение трех дней выплатить последнему сумму в 20 зл. (двадцать злотых).
3. Если из-за помех во время телевизионной передачи гр. Ян Мацеевский по техническим причинам не сумеет выполнить условия настоящего договора, договор будет расторгнут.
Подписи: Ян Мацеевский, Генрик Крулик.
Свидетели: Анджей Глендзен, Франтишек Зебжидовский
— Позови Ясека! — сказала я.
— Надеешься его уговорить? — с сомнением покачала головой Агата. — Боюсь, ничего у тебя не выйдет!
— Позови Ясека! — повторила я. — Лучше я отрежу ему кончик языка, чем позволю высовывать его перед телезрителями!
Ясек вошел ко мне в комнату, лучезарно улыбаясь.
— Чем могу служить? — спросил он.
— Сейчас узнаешь. Садись.
Он сел. Я извлекла из-под подушки вещественное доказательство.
— Если ты выкинешь что-нибудь в таком духе, Ясек, я тебе никогда в жизни этого не прощу! Умоляю, скажи, что это шутка!
Ясек ухмыльнулся.
— Никакая не шутка! Ты что, думаешь, я ему язык показать не смогу? Почему? Мне это раз плюнуть!
— Хоть бы он у тебя в глотке застрял!
— Не застрянет! — уверенно ответил Ясек. — Мало, что ли, раз я этому же Крулику его показывал? Причем, заметьте, бесплатно…
— Но не по телевизору же! Ведь все будут на тебя смотреть! И мама, и папа, и родные, и знакомые. И вся школа!
— Ну и пусть! — пренебрежительно фыркнул Ясек. — Подумаешь!
__ Послушай… — переменила я тактику. — Ты представляешь, как нам всем будет за тебя стыдно? А Генеку только потеха!
— Хорошенькая потеха! — возмутился Ясек. — Да он же мне за это заплатит! Причем немалые деньги! Целых две кругляшки.
— Это еще что за кругляшки?
— Ну, две десятки.
— Ясек… — начала я все сначала. — Ты не должен этого делать. И не сделаешь, правда?
— Не волнуйся, старуха, я это сделаю! — заверил меня Ясек, будто я только в таком обещании и нуждалась.
Я молитвенно сложила руки.
— Умоляю… — простонала я. — Умоляю тебя!
— Мне чертовски неприятно, но я вынужден тебе отказать, — ответил Ясек.
Неожиданно мне в голову пришла идея — простая и, как мне показалось, гениальная. Я вспомнила про свою сберкнижку. Я куплю Ясека!
— Я тебе дам… пять кругляшек! — сказала я. — Пять, понял? Пять! — Мне хотелось, чтобы до него дошло, какая это громадная сумма.
— Пятьдесят злотых за язык? — удивился Ясек. — Неужели не жалко?
— Не за язык, а за то, чтобы ты его не показывал, — уточнила я. — Две отдашь Генеку, а три останутся у тебя.
У Ясека, по-моему, даже дух перехватило. Он долго молчал, глядя на меня исподлобья.
— Как человек чести, вынужден отказаться! — наконец изрек он. — Крулик скажет, что я струсил. Нет, сестрица, спасибо. — И церемонно добавил: — Ценю твое великодушие, однако, увы… не могу воспользоваться.
— Если ты это сделаешь, ты никогда в жизни не услышишь от меня ни единого слова! Никогда, — пригрозила я. — Выбирай: либо я, либо твоя так называемая честь!
— Конечно, честь! — воскликнул Ясек. — Мне вечно вбивали в голову, что честь превыше всего! Папа, мама, дядя, учителя! Долбили, твердили, повторяли! А по-твоему, теперь, когда близится час испытаний, я должен бежать в кусты?
— Тот час, когда ты высунешь свой поганый язык, будет самым бесславным в твоей жизни! — закричала я совсем как Агата. — За двадцать злотых стать посмешищем — уж конечно, такое может себе позволить только «человек чести»!
Ясек помрачнел и задумался. Вдруг его осенило:
— Может быть, вам лучше не смотреть эту передачу?
— Непременно будем смотреть, — твердо сказала я. — Причем я и не подумаю волноваться. Я знаю, что ты не покажешь Крулику язык.
Ясек встал и посмотрел на меня с беспредельным состраданием.
— Покажу, сестрица… — сказал он со вздохом. — Не могу я подвести своих болельщиков, пойми…
Сказал, повернулся и пошел было к двери, но тут я нанесла ему удар в спину.
— Интересно, — выпалила я, — что по этому поводу скажет Клаудиа…
Видимо, удар достиг цели, потому что Ясек втянул голову в плечи.
— У нее есть чувство юмора, — неуверенно ответил он.
— У меня тоже, — напомнила я. — Но, кроме того, у меня есть чувство собственного достоинства, которое у тебя начисто отсутствует. Желаю тебе, чтобы Клаудиа в этом смысле не была на меня похожа…
Мы с Агатой решили ничего не говорить родителям. Если Ясек высунет язык, мы постараемся убедить их, что это он облизнулся от волнения.
На следующее утро мы ни о чем другом не могли думать. У Агаты нос распух еще больше, чем накануне, да и у меня кости болели сильнее обычного.
К обеду пришел дядя Томек, к счастью, один, без Лили.
— Слава тебе господи! — с облегчением вздохнула Агата. — Если б Лиля сегодня увидела нашу семейку, она бы решила, что мы все с приветом. И не видать ее тогда дяде Томеку как своих ушей!
Я слышала, как родители снаряжали Ясека. Он покорно позволил облачить себя в папину рубашку с отложным воротником и тремя пуговками, к которой мама пришила голубую школьную эмблему[4], смиренно выслушал красноречивые напутствия дяди Томека.
— Запоминай хорошенько все, что тебе говорит дядя, — требовала мама. — Если не считать эпизода с коровником, его выступление прошло очень удачно!
«Ничего удивительного, — подумала я про себя. — Небось у него в кармане не лежал договор с Генеком Круликом».
Со мной Ясек даже толком не попрощался. Сунул нос в дверь и пробормотал что-то вроде: «Ну, пока!» — да и об этом я скорее догадалась, чем услышала. А потом все перебрались ко мне в комнату, и папа включил телевизор. Мы посмотрели мультфильм, рекламную передачу про кофе «мараго», прослушали песню, получившую премию на последнем фестивале в Сопоте. Наконец наступила долгожданная минута. На экране появился спортивный комментатор Мрозик и объявил, что сейчас представит нам юных спортсменов из клуба «Варс» — лучших среди лучших, самый, можно сказать, цвет спортивной молодежи.
Самый, можно сказать, цвет спортивной молодежи сидел за столом; физиономии у лучших среди лучших были довольно-таки растерянные. Юниора Ясека Мацеевского нам можно было не представлять, мы его сразу увидели, он сидел рядом с Мрозиком и весьма глупо улыбался.
— Ах, какой он фотогеничный! — обрадовалась мама. — Правда, Ясек очень фотогеничный?
Папа удовлетворенно хмыкнул.
— Да, вполне… — сдержанно сказал он.
— Я же ему говорил, чтобы смотрел в объектив, а он куда уставился? — разволновался дядя Томек.
— И как мило улыбается, — восторгалась мама, любуясь дурацкой ухмылкой моего братца.
— Кретинский вид! — воскликнула Агата.
— Ну зачем ты так, Агатка! — укоризненно сказала мама. — Как тебе не стыдно?
Я смотрела на Ясека и представляла себе, как в соседнем доме замерли в ожидании Генек Крулик и болельщики. Но вскоре у меня у самой замерло сердце, потому что Ясек вдруг беспокойно завертелся на стуле и прикрыл рот ладонью. Нетрудно было догадаться, что он ни на минуту не забывает про свой язык и только ждет удобного случая, чтобы его высунуть. Краем глаза я заметила, что Агата закрыла лицо платком — видимо, ее нервы были на пределе.
— Он высунет… — шепнула она мне на ухо. — Вот увидишь, высунет…
— Боюсь, что ты права… — беззвучно ответила я.
Спортивный комментатор Мрозик в эту минуту беседовал с юным спринтером по имени Казимеж Вторек. Ясек положил обе руки на стол и отважно взглянул прямо в объектив. Поскольку он сидел рядом с Втореком, его было прекрасно видно. Я затаила дыхание — кажется, в самое время, потому что Ясек открыл рот, правда, едва заметно, но я-то знала, зачем он это сделал! Прошла еще минута, и между зубами показался кончик языка. Но, видимо, Ясек решил, что нужный момент еще не наступил, потому что он только легонько облизал губы.
— Бедняжка, — сокрушенно вздохнула мама. — У него в горле пересохло от волнения.
У меня тоже пересохло в горле. Насколько я понимала, у Агаты тоже. Может, только один-единственный Генек Крулик чувствовал себя превосходно, потому что у Глендзена и Зебжидовского, как мне казалось, тоже должно было пересохнуть.
Мрозик занялся девочкой со смешными, торчащими в разные стороны косичками, а Ясек снова приоткрыл рот.
— О боже, — простонала Агата.
— Не волнуйся, Агатка, — успокоила ее мама, — Ясек не ударит в грязь лицом.
Ясек прикусил нижнюю губу, должно быть опасаясь, как бы язык по собственному почину не вывалился изо рта раньше времени. Девочка с косичками не могла правильно выговорить слово «скоординировать». Она несколько раз повторила: «кондинировать, корнидировать», наконец отчаявшись, махнула рукой, смущенно улыбнулась и поехала дальше. Оказалось, что ей труднее всего скоординировать движения на старте. Но вот Мрозик перевел взгляд на Ясека.
— А теперь мы вам представим Ясека Мацеевского.
Ясек мотнул головой, как гусь, проглотивший галушку. Это должно было обозначать поклон.
— Кажется, ребята в школе зовут тебя «Бамбук». Это верно?
— Верно, — признался Ясек.
— Может быть, ты нам расскажешь, откуда взялось такое прозвище?
— Бамбук — это растение из семейства злаков, — бодро начал Ясек. — Встречается в азиатских тропиках и субтропиках. Характерно, что его молодые побеги растут с огромной скоростью, чуть ли не метр в сутки…
— Ха, ха, ха, — радостно рассмеялся спортивный комментатор. — Вот в чем секрет! — И, повернувшись к телекамере, объяснил нам: — Дело в том, что у Ясека рост метр восемьдесят восемь…