Мама швырнула босоножки, Шурка сдёрнул кеды: «Ого-го! Ничегошеньки с нами не будет!» — и тоже зашлёпали босиком по тёплой морской воде.
Они бежали всё дальше, всё глубже.
Сначала вода была им по щиколотки, потом до колен, затем выше колен, потом по пояс.
Тут Яша Капитан не выдержал и, прыгая на одной ножке, стал разуваться.
— Сумасброды! Пойдут ко дну и даже «спасите» не крикнут.
А навстречу катилась волна.
Сначала, издалека, она была похожа на те волны из васильков, что колыхались у красного домика. Через минуту она стала гораздо больше. А через другую минуту поднялась выше папы, ударила его, и огорошенный папа, едва успев ухватить трубкув кулак, полетел кувырком.
Взлетели вверх тормашками и мама с Шуркой.
Волна подняла их, понесла к берегу и шлёпнула на песок.
— С приездом! — сказал Яша Капитан.
— Спасибо! — радостно сказала мама. — Вот как мы с морем поздоровались! — И вдруг захохотала, подпрыгнула, и у неё из мокрого рукава вылетел пёстрый окунёк. Вылетел, заскакал пружинкой и юркнул обратно в море.
Шурка быстро-быстро обшлёпал себя по мокрым штанам, по рубашке и даже заглянул в обвисший колпак:
— Может, и на меня какая рыбина клюнула?
А папа крикнул:
— Эх, братцы! Ничего вы не понимаете! Это не мы с морем поздоровались, а море с нами. Где глобус?
Он схватил глобус, крутнул, остановил и поставил красным карандашом на зелёном боку небольшую точку:
— Вот примерно здесь находится Цветочное море!
Потом провёл по глобусу коротенькую линию:
— А вот так мы ехали к Синему морю!
Потом поставил ещё одну точку, большую, жирную, и сказал:
— А вот примерно тут Синее море с нами поздоровалось, и примерно отсюда мы пойдём в плавание.
Вдруг, задрав бородку, он уставился на Капитана:
— Яша, друг! А где «Медуза»? Я что-то её не вижу.
С папиной бородки капало, с пиджака текло, мокрая трубка булькала, а Яша давным-давно сердился.
— Не видиш-шь! Ты вообще ничего не видишь. Ты просился на «Медузу», а приехал — о ней и не вспомнил. Конечно, она стоит не здесь, не на этом песчаном пляже, а у морских причалов! Но ты так летел, что и причалов-то не заметил.
— Мы не заметили, Яша, не заметили! Нас будто вилливауз подхватил, — сказала мама. — Но мы готовы пойти на «Медузу» хоть сейчас. Прости, мы исправимся.
— Ладно, не сержусь, но сейчас уже поздно. Мальчики на «Медузе» спят.
И тут Яша заглянул в карман, а потом закружился на месте.
— Что такое? — спросили папа, мама и Шурка.
— Черепаха пропала, вот что, — забегал Яша Капитан туда-сюда. — Вот тут я скинул один ботинок, он здесь, но черепахи нет! Вот тут я снял другой ботинок, он тоже здесь, но черепахи не видно…
— След! — крикнул Шурка. — Черепаший след! — И на четвереньках пополз на песчаный холмик, за которым блестели трамвайные рельсы, убегающие в город.
Все полезли за Шуркой и наверху, нос к носу, столкнулись с черепахой.
Черепаха, как ни в чём не бывало, возвращалась назад. Она была жива-здорова, а во рту несла цветочный лепесток невиданной красоты!
Шурка, мама и папа как стояли на четвереньках, так и остановились. Мама даже «вилливауз» не смогла сказать: у всех от неожиданности отнялись языки. Только Яша спросил:
— Откуда у тебя это?
Черепаха качнула головой, все кинулись по черепашьему следу дальше.
И вот на той стороне холмика увидели целый куст необыкновенных цветов. Да, да! Тех самых цветов, семена которых улетели из Даль-городка: папа, мама и Шурка сразу об этом догадались.
Цветы были золотистыми, светились даже в сумерках, и каждый цветок напоминал взлетевшую в воздух рыбку. Ну, знаете, такую, какие живут в аквариумах: плавники, словно крылья, хвост, как флаг.
— Вот вы где! — закричала мама и прямо руками стала подрывать землю вокруг цветочных корней.
— Да разве так можно? Цветы повянут! — испугался Капитан.
— Не повянут! — ответила мама. — Мы вместе с землёй поставим их вот сюда, — она сдёрнула с головы колпак. — Будем поливать и привезём домой в целости. Не так ли? — спросила она папу.
Но разговаривать с папой было сейчас бесполезно. Папа, как сумасшедший, бегал вокруг куста и бормотал:
— Ой, ущипните меня! Ой, ущипните меня! Я боюсь, что сплю и вижу сон.
А потом он забежал на вершину холмика и огляделся.
Позади мигали яркие огни города Синеморска. Рядом, почти у самых ног, шумело настоящее Синее море. Солнце скрылось, но над морем кружились чайки, к берегу всё катились и катились белые гребешки волн.
И тут папа, смирный, скромный папа, заорал с холма, как заправский пират:
— Клянусь бородой, клянусь недымящей трубкой, клянусь школьным глобусом, Синее море похоже на Цветочное! И пусть меня трижды трахнет волной, если я ошибаюсь!
Шурка выбежал на холм и тоже закричал неизвестно кому:
— А завтра мы пойдём в плавание на «Медузе» и сделаемся Самыми Настоящими Моряками!
— Сделаетесь, сделаетесь. А пока забирайте глобус, цветы, чемодан и поедем ко мне домой ночевать. Боюсь, как бы от купания да от радости у вас не началась лихорадка, — сказал Яша Капитан.
На этот раз Капитана послушались, и все пошли к трамваю.
Глава двенадцатая
«МЕДУЗА»
Наступило утро.
Над городом летели перистые облака, дул свежий ветерок.
Будущие моряки пересадили цветы из колпака в кастрюлю, оставили их под присмотром черепахи, а сами пошагали с Капитаном к набережной.
Они по-прежнему рвались вперёд, вперёд, вперёд. Они бы опять помчались вприпрыжку, но Яша Капитан, очень уважаемый в городе человек, бежать не разрешил. И правильно сделал. Сегодня папа, мама и Шурка наконец-то разглядели, в какой удивительный город им посчастливилось приехать.
Здесь всё было по-морскому.
Окна в домах круглые, как на пароходах. Над крышами — антенны в виде корабельных мачт. Балконы — словно капитанские мостики, а на уличных перекрёстках вместо светофоров стояли небольшие маяки.
По тротуарам туда и сюда спешили синеморцы, и сразу было видно, что они приморские жители. На горожанах — высокие рыбацкие сапоги с раструбом; на горожанках — полосатые свитеры, похожие на тельняшки; все девочки — в матросках, все мальчики — в брюках клёш.
Даже старушки, и те щеголяли в моряцких бескозырках, правда без надписей на ленточках.
А над дверями булочных спасательными кругами висели огромные калачи.
Тут путешественники увидели киоск с прохладительными напитками.
Папа сказал:
— Я волнуюсь, мне надо выпить холодной воды.
Все подошли к прилавку, и продавец в старой морской фуражке наполнил не стаканы, а крохотные бочоночки. На бочоночках было написано «Пресная вода».
Папа держал под мышкой глобус, опрокидывал в рот один бочоночек за другим, нахваливал:
— Пресная вода успокаивает. Я, пожалуй, выпью ещё на пятачок.
А Шурка больше одного бочоночка выпить не успел. В уличной толпе он увидел Мику с Никой.
На шеях у братцев, словно лотки с эскимо, висели самодельные ящики. Братцы опасливо посматривали на постового милиционера и вполголоса покрикивали:
— А вот галечные крабики!
— А вот крабы!
— По копейке штука!
— Налетай, ну-ка!
Но покупатели что-то не налетали, рожицы у Мики с Никой были скучные. К ним подошёл только мальчишка с рогаткой, да и тот сказал:
— Дохлого воробья за оба ящика дам, если желаете!
Шурка удивился, подскочил поближе, заглянул в ящики. Камешки на самом деле только и годились, что из рогатки стрелять. На крабов они даже издалека не были похожи.
Но разговаривать с братьями-лоточниками было некогда. Папа, мама и Капитан зашагали дальше, Шурка пустился их догонять.
И вот перед путешественниками распахнулась широкая набережная.
Над бесконечными причалами стоял шум, грохот, галдёж. Там грузились и разгружались океанские пароходы. Там орали сотни чаек, надрывались гудки портовых кранов и перекликались боцманские свистки. Над причалами пахло нефтью, краской, селёдкой, индийскими бананами, африканскими апельсинами.
С пароходов летели запахи самых дальних стран, но па-па, мама и Шурка увидели «Медузу» и смотрели только на неё.
Она стояла в дальнем конце причалов. Она пришвартовалась в тихом закоулке, и мелкая зыбь шлёпала в её просмолённые борта. На тонких мачтах паруса были свёрнуты, сходни опущены, ни один человек на палубе не показывался, корабль словно дремал.
А Яша Капитан вдруг начал покашливать, покрякивать и выговаривать звук «о».
— О-о, — тянул он, как певец перед выходом на сцену. — О-о! О-о-о! О-о-о-о!
Сначала «о» получалось негромкое, сиплое, потом погромче, а под конец совсем отчётливое.
— У Яши снова прорезывается капитанский голос, — шепнула мама. — Сейчас крикнет — и нас выбегут встречать матросы.
Но Капитан кричать не стал, он взглянул на ручные часы:
— Экипаж завтракает!
— Булябезом? — спросил Шурка.
— Нет, обыкновенным киселём да кашей. А вас попрошу вот о чём… Вы тут минутку постойте, а я поднимусь на корабль, приготовлю экипаж к встрече почётных гостей.
— Ну что ты, Яша! — взволновался папа. — Какие мы почётные гости? Лучше как-нибудь так, потихоньку пройти на корабль…
— Теперь я тебе не Яша, теперь я тебе корабельное начальство! Стой, не возражай, жди моих дальнейших распоряжений! — сказал Яша таким голосом, что не только папа, но и мама возражать не посмела.
Яшин голос был ещё не очень громок, но звучал он уже совсем по-капитански.
— Ждите здесь, да подтянитесь! — повторил Капитан и направился к «Медузе».
По пути он поклонился дряхлым старичкам и маленьким ребятишкам, которые сидели на причальных тумбах и на ступеньках набережной. Старички кутались в чёрные матросские бушлаты, делали вид, что приглядывают за внучатами-карапузиками, но на самом деле смотрели во все глаза на корабль.
Смотрели, вспоминали свою матросскую молодость и немножко грустно улыбались Капитану.
Капитан ступил на трап, доски трапа прогнулись и загудели.
Шурка глянул на макушки мачт: не дрогнут ли?
Мачты не дрогнули, «Медуза» могла принять и сотню таких тяжеловесов, как Яша.
А тот поднялся на капитанский мостик, вынул серебряный свисток-дудку, пронзительно засвистел.
И тотчас из люков, из дверей, из корабельных надстроек посыпались мальчишки, мальчишки, мальчишки, мальчишки!..
Мальчишки в тельняшках, мальчишки в морских брюках!
— Капитан вернулся! Капитан! — загалдели они.
— Смирно! Поднять вымпел! — отчеканил Капитан. Над грот-мачтой взвился вымпел.
— Салют в честь гостей! — приказал Капитан.
Три медные пушки бабахнули с борта настоящим холостым залпом. Три — потому что гостей было трое.
— Прошу на борт! — махнул Капитан гостям и придирчиво окинул их взглядом: подтянулись ли?
Гости подтянулись.
Папа обнял покрепче глобус, все трое поправили колпаки и взошли на палубу морской походочкой.
Капитан одобрительно кивнул, а мальчишки зашептались:
— У нас на борту китобои! Бывалые, учёные… Смотрите, у них глобус.
«Китобои» отдали честь матросам и чинно поднялись на мостик.
— Отчаливаем? — спросил Капитан. — Отчаливаем! — сказал папа.
Капитан глянул на перистые облака, предупредил:
— Но ветерок нынче с посвистом, как бы нас не качнуло.
— Чепуха! Выстоим! — заявила мама.
И Шурка повторил:
— Чепуха!
Кто-кто, а он-то готов был отправиться в самую страшную бурю.
Тут Капитан расправил усы, в глазах у него запрыгали весёлые точечки. Он наклонился к папе и шепотком, так, чтобы мама не услышала, сказал:
— Может, примешь командование кораблём, а?
Шурка навострил уши, закивал, заморгал папе:
— Давай, мол, давай, соглашайся!
Но папа вдруг затоптался, покраснел и ответил:
— Благодарю, Яша… То есть благодарю, Капитан! Лучше командуй ты, а я стану отмечать наш путь карандашиком на глобусе.
— Ух, зря мы тренировались, что ли! — возмутился Шурка и только хотел напроситься в капитаны сам, как Яша подал такую оглушительную команду, что у Шурки в ушах звякнуло.
Капитанский голос вернулся к Яше полностью.
— Поднять фор-стеньга-стаксель! — грянуло над кораблём.
— Что это такое? — раскрыл рот Шурка. — Я таких слов от папы и не слыхивал!
— Поставить бом-кливер, грот-марсель и фок! — словно взорвалось и пошло греметь на капитанском мостике.
«Мамочки, как же это мальчишки-матросы не путаются?» — совсем опешил Шурка, а непонятные команды всё гремели и гремели, и мальчишки их понимали.
Они, как шустрые белки, взлетали по верёвочным лестницам вверх, бегали под самым небом по реям-перекладинам, ловко распускали полотняные паруса.
Корабль ожил, стал медленно разворачиваться.
— И нас возьмите! — нестройно закричали с набережной старички — бывшие матросы.
— И нас прокатите! — зашумели внучата-карапузики. Капитан широко развёл руками: извините, мол, не могу!
Одни из вас очень старенькие, другие маленькие, брать таких пассажиров на борт не разрешается.
— Охо-хо, — вздыхали печальные старички. — Где ты, наша буйная молодость?
— Оё-ёй, — говорили внучата. — Уж скорей бы немножко состариться, что ли…
А красавица «Медуза», огромными лепестками выгнув паруса и чуть накренив мачты, стремительно шла догонять убегающий горизонт.
Глава тринадцатая
КРАХ! КОНФУЗ! ПОРАЖЕНИЕ!
Свежий ветерок посвистывал в канатах-снастях. Над мачтами летело солнце. За кормой кружились чайки.
Ошалелые от счастья папа, мама и Шурка грянули песню:
Мы кито-кито-бои!
Отчаянный народ!
Над бездной штормовою
Тим-тим-летим вперёд!
Пусть волны брызжут пеной —
Они нам не страшны!
Нам море по колено,
А волны — хоть бы хны!
Капитан захохотал:
— Ну, насчёт китобоев вы, братцы, перестарались! Наш клипер китов не добывает, он ходит за морской капустой. А что касается погоды, так это верно. Нас начинает изрядно покачивать.
Палуба и на самом деле ходила ходуном. Она то вставала на дыбы, то уходила из-под ног отвесной горою.
— Не дрогнем! — опять начала храбриться мама и даже попробовала протереть парусом забрызганные очки.
— Нам хоть бы хны! — крикнул Шурка и кулаком вытер нос.
А папа сказал:
— Мы уже в мировом океане, пора отметить наше местонахождение на глобусе.
Но едва папа вынул карандаш, как «Медуза» опять накренилась, глобус выскользнул из папиных рук и, словно мяч, поскакал по капитанскому мостику. Потом запрыгал по лестнице, потом по мокрой палубе — и подкатился к раскрытому люку.
Папа кинулся за глобусом, мама — за папой, Шурка — следом.
Капитан ничего этого не заметил, он смотрел вперёд.
А глобус подпрыгнул, перескочил высокий порог и полетел в корабельный трюм.
Папа хотел ухватить глобус за подставку, мама поймала папу за ногу, Шурка вцепился в мамино платье, но все не удержались и полетели вслед за глобусом.
Хорошо, что на дне трюма лежала мягкая, как мочало, морская капуста, а то бы все трое сломали себе шеи. Но врезались в капусту всё-таки глубоко, а когда выпутались, обнаружили вокруг себя темноту. Лишь высоко над головами светился квадратный люк.
Шурка помазал слюнями ободранное колено, сказал:
— Ого! Мы словно в животе у кашалота!
Мама пошарила вокруг, спросила:
— Где мои очки?
Папа лазил в темноте по капусте, искал мамины очки и помалкивал. Он один был во всём виноват и очень хорошо это понимал.
Спустя минуту он осмелился и заговорил:
— Вот если бы в моей трубке был табак, а в кармане — спички, мы бы сразу отсюда выбрались. Здесь валяется какой-то ящик, мы бы сели на него, я бы поднакурил, как тогда в комнате, и нас бы вынесло наверх.