— Боюсь, — проговорил он, — что это твое заблуждение. По-моему, она настолько хорошо все помнит, что уже лет десять не показывается у нас.
— А письма-то шлет.
— Письма что! А приезжать не приезжает, — поддержала мама отца. — Да и мы у нее никогда не были.
— А в письмах приветы и поцелуи, — не сдавался я.
— Поцелуи имеют свой смысл не в письмах, — заметил папа.
— Виктор! — строго произнесла мама и переключилась уж на совсем другую тему. — Учти, — сказала она мне, — такая поездка дорого стоит. А ведь мы в отпуск собираемся.
Я видел, что родители уже готовы были признать тетю Гекту моим «глазом», — и вдруг все лопалось из-за каких-то денег.
— Деньги будут, — выпалил я, не подумав.
— Интересно откуда? — Папа даже бриться перестал.
Нужно что-то ответить. Но что?…
— Не покупайте мне подарки на день рождения, — придумал я и сразу же понял, как это нескладно: день рождения-то у меня зимой.
Папа и мама взглянули друг на друга и рассмеялись.
— Как ему хочется поехать, — сказала мама.
— Мне тоже хочется. — Папа никак не мог справиться со своими висками.
— Вот и поезжайте, — сказала мама. — Я без вас тоже отдохну.
— Отпустить его, что ли? — размышлял папа вслух. — Тогда и отдохнем вместе.
— Ура! — закричал я, выхватил у него электробритву и стал натирать ею отцовскую щеку с бешеной скоростью.
Когда я очень радуюсь, я могу выкинуть что-нибудь сумасшедшее.
— Не поедешь никуда, — отпрянул от меня папа. — Что за выходки?
Но я знал, что это он просто так, для пущей важности.
И вот я еду в Москву. Конечно, не из-за Тани еду. При чем тут Таня? Я ведь столько слышал и читал о Москве. Ну а если б Таня ехала в Магадан? Про него-то я почти ничего не читал и не слышал…
Поезд наш встречали цветами.
Во время пути я стал чувствовать себя частичкой поезда: все мы ехали, все мы чего-то ожидали, все волновались. И теперь мне казалось, что это и меня встречают люди, собравшиеся на перроне. И мне тоже они улыбаются, и мне тоже принесли они цветы.
Тане какая-то тетка с родинкой на пухлой щеке протянула букетик:
— Наверное, Русалочка, да? Какая прелесть.
Таня смутилась.
А тетка уже рассматривала нас с Виталькой.
— И вы из театра? — спросила она улыбаясь.
— Нет, — проговорил я. — Не из театра.
Тетка согнала с лица улыбку. Родинка на щеке шевельнулась и замерла.
— Проходите, ребята, проходите. Не мешайте, мы артистов встречаем.
— Так они же с нами, — вступилась Таня. Тетка опять попробовала улыбнуться.
— Что же вы меня разыгрываете? То с нами, то не с нами… — И она шагнула к другим. — Здравствуйте! С приездом вас… Здравствуйте…
И радость во мне потухла. Ну конечно, чего это я выдумал? Никто меня не встречает. Они сами по себе, а я здесь человек случайный, попутчик всего-навсего. И Виталька тоже. Всем «Здравствуйте! С приездом!», а нам с Виталькой — «Проходите, не мешайтесь».
— Пошли, — сказал я Витальке.
— Куда?
— На кудыкину гору, — рассердился я.
Зачем торчать здесь, если на тебя никто внимания не обращает. Стоишь, будто что-то выпрашиваешь. А мне ничего не нужно от них. У меня есть адрес и телефон тети Гекты. А уж Витальке и подавно делать здесь нечего: сам хвастал, что был в Москве сто раз и знает ее как свои пять пальцем. Но когда я еще в поезде спросил его, где Кривоколенный переулок, он засмеялся: «Нет в Москве такого. А Прямохребетный тебе не нужен? Или Косоглазастый?» Тогда я показал ему адрес тети Гекты. Виталька поморщился, а потом согласился, что где-то на окраине, может быть, и есть такой завалященький переулочек. Вот его-то родственники, сказал он, живут на Комсомольском проспекте, там и Москва-река рядом, и Парк культуры. Таня тоже знала, что будет жить в гостинице, а их, известное дело, в «завалященьких переулочках» не строят.
— Ну, идешь, что ли? — Я подхватил свою спортивную сумку.
— Подождем Таню. Договориться надо.
Я только сейчас заметил, что Таня куда-то отошла, поглядев по сторонам, я увидел ее возле худенького невысокого человечка в светло-сером костюме с красными переливами. Этого человечка я еще раньше приметил: он все порхал от одних к другим, как мотылек.
Чего договариваться? Обо всем вроде договорились. Обменялись телефонами. Таня нам завтра позвонит с утра: сегодня у них всякие встречи, приветствия, репетиции.
— Ребята, — подлетела Таня, — сейчас поедем. За нами автобусы пришли.
— Порядочек! — обрадовался Виталька.
— За вами пришли, — поправил я, — а не за нами.
— И вас возьмут, — сказала Таня. — Я уже поговорила со Львом Михайловичем. — Она важно кивнула в сторону порхающего человечка.
— Кто это? — спросил я.
— Лев Михайлович? Наш администратор в Москве. Будете приходить к нему за пропусками.
«Больно нужно», — подумал я, а Виталька сказал:
— Обязательно придем.
— Ну, идемте к нему, — пригласила нас Таня. Лев Михайлович мельком взглянул на нас, спросил:
— Вас куда подбросить?
«Да вот на дерево», — чуть не сорвалось у меня с языка.
— Комсомольский проспект, дом девятнадцать, — сказал Виталька.
— Дом девятнадцать… — повторил Лев Михайлович. — Отлично, а квартира какая?
— Восьмая, — машинально ответил Виталька.
— Не подходит, — ответил администратор. — Нам в другую сторону, к гостинице «Советская». А тебе куда? — Он скользнул взглядом по моей спортивной сумке.
Уж лучше бы совсем не спрашивал. Сейчас рассмеется. А может, сказать, что забыл?
— В Кривоколенный, — с вызовом проговорил я.
— А, — сказал Лев Михайлович, — в центр. Тоже не годится. — И он повернулся к Тане: — Вы уж извините, Танечка, но ничего для ваших друзей сделать не могу.
— Да мы сами доберемся, — сказал я. — Не маленькие. До завтра. — И, перекинув через плечо свою сумку, я зашагал как можно увереннее.
В самом конце перрона я обнаружил, что иду без Витальки. Я-то думал, он топает рядом, а он, оказывается, остался с артистами.
«Ну и пусть подлизывается к этому администратору. Я и без него разыщу Кривоколенный. Позвоню сейчас тете Гекте».
Я думал, что лишь на перроне столько народищу, но, когда вышел на привокзальную площадь, ахнул. Людей-то кругом, людей!.. И все спешат, бегут, суетятся — муравейник, и только.
Возле каждой телефонной будки целый хвост. Я тоже пристроился в одну очередь. Мне не повезло: в моей очереди подобрались сплошные болтуны. Даже старушка, что стояла передо мной, и то минут десять разговаривала. По-моему, она вспоминала всех родственников: «А как Нина?…», «А что Клава?…», «А Сережа?…», «А у Ивана как?». Конца им нет. Несколько раз она собиралась вешать трубку: «Ну до свидания. Я пошла. Поклоны Оле и Пете». Но тут опять кого-то вспоминала, и все начиналось сначала.
Сзади меня стоял плотный мужчина с прической «бобрик», он то и дело поглядывал на часы. Наконец он не выдержал, постучал в приоткрытую дверь монеткой.
— Мамаша, закруглялись бы.
Старушка радостно закивала и принялась расспрашивать про Антошку.
— Вот родственников развела, — сокрушался «бобрик». — Почитай, целая сотня будет.
— Ага, — согласился я. — Родственников навалом.
— Послушай, — сказал мне «бобрик», когда старушка повесила трубку. — Ты меня пропусти, а? Я очень спешу. — И уже взялся за дверь.
Я вдруг вспомнил мамин наказ: «Приедешь в Москву, сразу же позвони тете Гекте, без промедления». Зачем «сразу же», мама объяснить не могла. Так попросила тетя Гекта, когда узнала, что мой поезд прибывает в девять утра.
А «бобрик» уже наполовину втиснулся в будку.
— Нет, — сказал я, — пустите, я тоже очень спешу.
— И ведь небось в школе учиться, — стал стыдить меня мужчина. — Проблемы решаешь, теоремы, а к старшим никакого уважения.
— При чем тут уважение? — вступился кто-то за меня. — Вы без очереди лезете, да еще к вам уважение.
Я бы в самом деле пропустил его, если б он не хватался за дверь. Но уж тут позвольте! Тогда «бобрик» заговорил по-другому:
— Послушай, сынок. Никакой возможности ждать не имею, понимаешь?
Он взглянул на меня с такой надеждой, что и сказал:
— Ладно, идите.
Когда «никакой возможности» — это плохо. Может, у него в квартире газ не закрывается или, может, вдруг живот заболел. Помню, объелся я однажды зеленых слив…
— Сынок, — обратился ко мне из будки мужчина, — двушки лишней не найдется? — Взамен он протягивал пятак.
Приветик! Ломился-ломился, а теперь еще двушку ему.
В очереди зашумели, но я дал мужчине монетку. Пятак, конечно, не взял.
«Бобрик» набрал номер.
— Это я, — загремел он. — Ну что? Черт возьми! А я все сижу тут, как дурак с мытой шеей… У меня тоже времени нет. Через десять минут уезжаю… — Он бросил трубку, сердито взглянул на очередь и ушел.
Тетя Гекта взяла трубку сразу же после первого гудка. Я не успел ничего сказать, как услышал:
— Ну что еще?
— Ничего, — сказал я от неожиданности. — Я приехал.
— Эдик!.. — закричала она. — Беги скорее на левый угол вокзала. Там тебя ждет машина.
— Какая машина?
— «Волга» синего цвета. На ней написано «Учебная». Скорее беги… За тобой Дим Димыч приехал. А я тоже бегу — на работу опоздала.
— Кто приехал?
— Дим Димыч, мой муж, твой дядя Дима.
— Мальчик, нельзя ли побыстрее? — подгоняли меня из очереди.
А я что-то запутался.
— И муж, и дядя приехали? — спросил я.
— Да нет… Некогда объяснять. Он твой муж и мой дядя.
— Мой муж?! — воскликнул я.
— Твой дядя! — кричала тетя Гекта. — Что ты мне голову морочишь перед работой?
— Я не морочу. Вы сказали, ваш дядя.
— Дядя…
— Ну вот.
— Что — вот?
— А говорите, муж…
— Так о «мой муж!
— А вы сказали, он мой… — В дверь застучали монетками:
— Мальчик, дома разберешься, заканчивай скорее разговор.
— Мой… мой… понимаешь, мой! — кричала тетя Гекта, будто я хотел отобрать ее мужа.
— Ну конечно, ваш, — сказал я.
— Кто мой?
— Дядя, — неуверенно произнес я. — Чей?
— Мой, — сказал я наугад.
— Наконец-то! — обрадовалась тетя. — Теперь беги. — И трубка моя запищала коротенькими гудками.
Машину с надписью «Учебная» я нашел быстро. Я схватился было за ручку дверцы и вдруг замер. Ну и ну! За рулем сидел тот самый «бобрик».
Значит, неожиданности решили меня преследовать по пятам. Ничего, перезимуем, как говорит в таких случаях наш знаменитый на всю школу двоечник Витька Подшебякин.
ДИМ ДИМЫЧ
И все же я отступил на несколько шагов, чтобы убедиться, что не ошибся. Нет, все совпадало. Автомобиль марки «Волга», цвет синий и надпись «Учебная». И сидели там три человека: один за рулем и двое на заднем сиденье. «Дим Димыч, муж и дядя», — подумал я и, решительно подойдя к машине, заглянул в окошко.
— Тебе чего? — спросил меня «бобрик».
— Мне ничего. Мне нужно дядю.
— Какого дядю?
— Моего.
В машине все переглянулись. Тогда, чтобы они не подумали, что я сбежал из сумасшедшего дома, я пояснил:
— Тетя Гекта сказала, что здесь меня ждет дядя… с Дим Димычем… и мужем.
Те, что сидели сзади, отодвинулись от меня к противоположной стороне, а «бобрик», выпучив глаза, спросил:
— Ты Эдька?
— Ага.
— Что же ты молчал? — рассердился он вдруг.
— Как — молчал?
— Там, у телефона.
— А вы меня не спрашивали.
— Ладно, — сказал «бобрик», — полезай ко мне. — Он открыл переднюю дверцу. — Не успел приехать, а уж учудил.
Ничего себе «учудил»! Пропустил его без очереди позвонить, а получается «учудил».
Я уселся, сумку положил рядом с собой на сиденье, но «бобрик» наставительно сказал:
— Сумку поставь себе под ноги. Она не должна стеснять движений водителя.
Я поставил сумку под ноги.
— Теперь другое дело, — сказал «бобрик». — Можно начинать движение… Да, — он протянул мне руку, — зовут меня Дим Димыч.
— Эдик, — произнес я и подумал, что сзади, значит, сидят дядя и муж.
Только почему они какие-то тихие, прибитые, молчат? Я мельком взглянул на них. У одного маленькая головка на тонкой шее, у другого — голова большая с черными кудлатыми волосами.
— Включаем зажигание, выжимаем сцепление, а еще что? — спросил Дим Димыч.
— Не знаю, — пожал я плечами.
— Не тебя спрашиваю. Что еще, Аганесов?
— Скорость, — сказал кудлатый.
— Какую?
— Первую.
— А еще?
— Газку.
— И все?
— Все.
— И автомобиль тронется?
— Тронется.
— Двойка, Аганесов. Вы забыли снять машину с ручного тормоза и включить сцепление. И что мы еще не сделали, Пеночкин?
— Теперь все сделали, — проговорил тонкошеий.
— Двойка, Пеночкин. Перед началом движения нужно дать предупредительный сигнал.
— Правильно, — сказал Пеночкин. — Включить левую мигалку.
— Что «правильно»! — заворчал Дим Димыч. — Вытягиваешь из вас, будто клешами, а вы «правильно». Вам сдавать, а не мне.
— Это верно, — согласился Аганесов.
«Ну и дубы, — подумал я. — Прямо как у нас па уроке».
Тем временем мы двинулись, и я стал смотреть в окошко. Нас обгоняли другие машины, потому что мы ехали медленно, и я уже хотел было попросить Дим Димыча, нельзя ли ехать побыстрее, как вдруг он сказал мне:
— Не высовывайся, а то голову оттяпает. А отвечать кому? Известное дело — водителю.
— Правильно, — подтвердил Пеночкин. Потом мы остановились возле магазина «Рыба».
— Я быстренько, — бросил Дим Димыч и скрылся в дверях магазина.
— Ему все одно — «быстренько», а у нас час прошел — вылезай из машины. — Пеночкин сердито чиркнул спичкой, закурил. — Говорят, однажды он к бане подъехал и ушел париться, а в машине ждали.
— Анекдот, — отозвался Аганесов и что-то тихо добавил.
Они помолчали, а затем Пеночкин спросил у меня:
— Ты ему кто будешь-то?
— Кому?
— Дим Димычу.
— Никто.
— Я думал, он твой дядя.
— А разве не вы мой дядя? — поинтересовался я.
— ? — отпрянул от меня Пеночкин. — С какой стати?
— Или вы? — повернул я голову к Аганесову.
— Я твоя бабушка, — мрачно сказал Аганесов. «Наверное, сел не в ту машину. Какое-то совпадение, — подумал я. — Уйти, что ли, пока не поздно?»
— Идет, — проговорил Пеночкин.
К машине подошел Дим Димыч. Правой рукой он обнимал огромную банку. «Сельдь» — было написано на этой банке.
— Аганесов, — сказал Дим Димыч, — садитесь т руль. Заедем ко мне.
Я перебрался на заднее сиденье к тонкошеему Пеночкину, а на мое место, где были какие-то дополнительные педали, сел Дим Димыч.
— Поехали, — скомандовал он, примостив возле себя банку.
Двигатель зарычал, машина чуть дернулась и остановилась.
— Вы какую скорость включили, Аганесов?
— Эту… — Аганесов зачем-то потрогал рычаг.
— Ну как она называется?
Аганесов молчал.
— Вы включили вторую скорость, а нужно? Аганесов достал из кармана платок, вытер со лба пот.
А я почувствовал себя как бы за партой, как бы на уроке.
— Первую, — шепнул я.
— Первую, — обрадовался Аганесов.
— А вас, Пеночкин, я пока не спрашиваю, — обернулся к нам Дим Диммч.
— Хорошо, — сказал Пеночкин.
Наконец машина тронулась, я снопа стал смотреть в окно. Мне казалось, что мы и так еле двигались, а Дим Димыч все время говорил Аганесову: «Не спеши», «Пропусти машину слева», «Сбавь газ».
Конечно, плестись вот так — удовольствие небольшое. Но все же я еду на автомобиле по Москве! Не на такси с шашечками, а на синей «Волге». Это ничего, что она учебная. Виталька все равно лопнул бы от зависти.
— Куда гоните? Куда гоните? — прервал мои мысли голос Дим Димыча. — Будет своя машина — торопись ее разбить, а эта казенная.
Аганесов в ответ лишь сосредоточенно пыхтел, кудлатые волосы тряслись. Почему-то было его жаль, хоть он и сострил насчет бабушки.