— Я имел в виду, родная… не настраивайся на то, что когда-нибудь непременно увидишь нашего мальчика. В нашей жизни нельзя ни в чём быть уверенным.
— А я как раз настроилась, Маркуша. И мы наверняка его увидим. Так сказал дядя Роланд.
С самого начала Роланда смущало то, как мыши к нему обращаются: Марк Аврелий говорил «сэр», а Маделин «мистер Роланд». Убедить их называть его просто по имени не удалось, и в конце концов он примирился с «дядей», а мышей это вполне устроило.
Сейчас, услышав своё имя, он подскакал поближе и осторожно уселся между своими маленькими друзьями.
— Правда ведь сказали? — обратилась к нему Маделин.
— Что именно, дорогая Маделин?
— Что мы снова увидим Магнуса. Что мы все соединимся. И ещё вы назвали тогда Магнуса благородным великаном.
— Да, я действительно так сказал.
— И какой же промежуток времени, по вашим расчётам, должен пройти, прежде чем это счастливое событие станет реальностью? — задал вопрос Марк Аврелий.
Никакими силами он не мог бы удержаться от саркастических ноток, прозвучавших в его голосе.
— Он хочет сказать, долго ли мы его ещё не увидим, — перевела Маделин, которая не могла скрыть своего возбуждения.
— Н-ну, я точно не знаю…
— Скоро?
— Я искренне надеюсь на это. — Роланд незаметно перекрестил лапы.
В эту самую минуту послышался шум мотора. Машина приближалась, потом остановилась, стукнула садовая калитка, зашуршали шаги по гравийной дорожке. Роланд, стоявший у самой дверцы клетки, увидел идущего человека раньше, чем мыши. Это был тот самый толстяк, который забрал Магнуса.
— Cave hominem![5] — приказал Роланд.
Услыхав эту фразу, которой научил Роланда Марк, мыши юркнули в спальное помещение и спрятались в сене.
Снаружи слышался гул мужских голосов, потом они ненадолго затихли (Джим под каким-то предлогом зашёл в сарай с горшками, надеясь на чудо), затем голоса опять зазвучали громче, люди вернулись к клетке (мутные глаза Джима обшаривали всё вокруг, тщетно отыскивая знакомую фигурку).
— Ну, вот тебе и кролик, Джим, — произнёс хозяин дома. — Ему у тебя будет хорошо, я знаю.
Маделин с Марком Аврелием зарылись поглубже в сено, когда дверца отворилась. Роланд почувствовал, как сильные, но нежные пальцы провели по всему изгибу его спины, почесали за ушами, а под конец ласково, еле прикасаясь, погладили и сами его большие уши.
— Красавец, — проговорил Крысиный Джим.
— Ну вот и договорились. Берись за другой конец клетки. Я тебе пособлю поставить в фургон.
— Маркуша, Маркуша! — в ужасе зашептала Маделин, когда старый фургон загромыхал по улочке. — Это же конец света!
— Мужайся, Мадди, дорогая, — отозвался Марк Аврелий, стуча зубами.
— Всё будет хорошо, — ободрил их Роланд, всунув голову внутрь их отсека. — Только не показывайтесь, пока не подам знак.
Дребезжание и тряска продолжались, последовали сильнейшие толчки, когда фургон совершал крутые повороты, каких было много на извилистой дороге. Потом, после одного такого крутого поворота, путешественников в клетке расшвыряло в разные стороны, раздался страшный скрип тормозов, и фургон, весь содрогнувшись, остановился.
Последовавшую тишину нарушил голос Крысиного Джима, голос разом постаревшего человека, неуверенный и прерывающийся.
— Ох, только не это, — проговорил Джим. — Мне же тебя не видать было из-за поворота! Ох, Ваше Величество, что я наделал!
Глава пятнадцатая
БУДЕТ РАСПЛЮЩЕН!
Когда Магнус достиг дороги, там на его счастье не было повозок и машин. Во-первых, было ещё раннее утро, а во-вторых, на этот день пришлось воскресенье. И кроме того, эта извилистая дорога никуда особенно и не вела — только к домику Джима и двум-трём фермам. Так что Магнус гнал по самой середине дороги, где ему грозила неминуемая опасность, случись тут проезжать любого вида транспорту. Но хотя сам он и не подозревал о риске, которому подвергал себя, кое-кто сознавал это, и вскоре Магнус услышал голос, слышанный им недавно.
— Ты, полоумный, — окликнул его заяц, который скакал по другую сторону изгороди и глядел на Магнуса искоса большими безумными глазами.
Магнус поднажал ещё быстрее.
— Хочу найти мамочку и папочку, — отозвался он.
— Тебе это не удастся, полоумный, — заявил заяц, с лёгкостью подскакивая вдоль изгороди по полю. — И хочешь знать — почему?
— Нет, — твёрдо ответил Магнус. Он перешёл на галоп, но ему не удалось избавиться от преследующего его безжалостного голоса.
— Тогда я тебе скажу, — продолжал заяц и начал нараспев:
Будут расплющены мышь или крот
И всякий, кто этой дорогой пойдёт.
Жаба, лягушка, змея или рак…
Будет расплющен безжалостно всяк!
Он повторял, и повторял, и повторял это без конца, и в голове у Магнуса начало всё кружиться, и он, чтобы избавиться от этого безжалостного монотонного пения, ещё быстрее бросился вперёд.
«Будет расплющен, будет расплющен» — вертелось у него без конца в голове, так что он не услышал фургона, который вывернул из-за крутого поворота. А дальше осталась только боль, а потом наступила темнота и тишина.
Крысиный Джим не сразу заставил себя выйти из фургона и взглянуть, что и как. «Я его расплющил», — думал он со страхом. Когда он наконец вышел, то заметил какое-то движение близ дороги в поле. Оказалось — это заяц, который тут же умчался большими прыжками, время от времени становясь на задние ноги и яростно молотя воображаемого противника.
Под фургоном и позади него никого не оказалось. Крысиный Джим принялся лихорадочно шарить в придорожных спутанных зарослях сорняков и ежевики.
Внутри фургона путешественники переговаривались нервным шёпотом.
— Ой, Маркуша, Маркуша, что там случилось?
— Полагаю, какая-то малозначительная катастрофа.
— Ох, дядя Роланд, чего он говорит?
— Небольшая авария.
Затем послышался звук открываемой дверцы фургона. Вслед за тем гудение мужского голоса: «Слава богу… он дышит… вроде ничего не сломано… крови нет… видно, я слегка его задел… скорее домой». И потом звук заводящегося мотора.
Доехав до дома, Крысиный Джим тотчас же бережно отнёс Магнуса внутрь. Положив на кухонный стол подушку, он с нежностью опустил на неё Мышиного Короля, всё ещё не пришедшего в сознание. Потом сбегал к фургону, внёс в кухню кроличью клетку и второпях взгромоздил на стол, думая только о Магнусе. При виде того, кто лежал на подушке, красные глаза Роланда буквально выскочили из орбит.
— Надо привести его в чувство, — приговаривал вслух Джим. — Только как? A-а, знаю. Нюхательная соль! Мама всегда ею пользовалась, когда бабушке бывало плохо… маленькая тёмно-синяя бутылочка… Где же она была?.. Наверно, в шкафчике в ванной. — И он ринулся по лестнице наверх.
— Маделин! Марк Аврелий! — позвал Роланд. — Скорей! Сюда! Смотрите — Магнус!
Маделин стремглав вылетела из спального отсека, Марк, хромая, поспешил за ней.
— Ой нет! — заголосила она. — Он умер!
— Не думаю, Мадди, голубушка, — возразил вне себя от волнения Марк. — Обрати внимание на его респирацию!
— На его — что?
— Он дышит, — объяснил Роланд.
— Детка моя драгоценная! — Маделин проскочила через сетку и побежала по столу. И как раз в этот момент на лестнице послышались шаги Джима.
— Cave hominem! — скомандовал Роланд, но поскольку Маделин не обратила внимания на его призыв, он поднял тревогу, устроив такой тарарам задними ногами, что громкий и гулкий стук мог разбудить мертвеца. В данном случае он разбудил живого.
— Мамочка? — невнятно пробормотал Магнус.
— Мамочка тут, сынок! — истошно закричала Маделин, и тут в кухню вошёл Джим с нюхательной солью в руке.
При виде обыкновенной коричневой мыши на его кухонном столе, притом нагло обнюхивающей его драгоценного Короля, крысолов дальше стал действовать чисто механически. По его мнению, обычных мышей, равно как обычных крыс, следовало убивать. Если получится, не доставляя мучений, но без малейших колебаний. Джим схватил с буфета скалку.
Впоследствии ни Марк Аврелий, ни Роланд не могли точно припомнить, что именно произошло в следующие секунды. Нырнула ли Маделин под Магнуса, ища защиты, или же он сам прикрыл её тельце своим могучим телом при виде грозно поднятой скалки?
Но вот чего ни тот, ни другой не могли забыть, так это того, что случилось дальше. Они увидели, как Джим, уже опускавший на жертву смертоносное оружие, вдруг в ужасе задержал удар. Как Магнус поднялся на подушке и выпрямил ноги, шерсть у него встала дыбом, глаза опять стали осмысленными, и он захлопал ими от ярости. Вся троица ждала, что вот сейчас последует обычный крик: «Гадкий! Укусить!»
Но вместо этого, к великому их удивлению, Магнус разразился взрывом, потоком, яростной лавиной слов.
— Эй, ты, послушай! — сердито закричал он, злобно глядя на Крысиного Джима. — Ты что это творишь? Не скажу, будто понимаю, что происходит, последнее, что я помню: я бежал по дороге, хотел найти своих родителей. Понятия не имею, как они с дядей Роландом тут оказались. Но не в этом дело. Дело в том, что ты чуть не ударил мою маму по голове. Мою маму! Добрейшую, милейшую, нежнейшую из всех мышиных мам! Как это понимать? Ты обращаешься со мной как с королём, пичкаешь всякими вкусными вещами (Магнус даже облизнулся посреди монолога) и тут же хочешь вышибить мозги моей маме! Если ты ещё учинишь такое безобразие, я без малейшего колебания, без тени сомнения, иначе говоря, всенепременно тебя укушу. Или моё имя не Магнус-Супермыш! А таково моё имя.
Он перевёл дух. Из-под него выползла Маделин с разинутым ртом и выпученными глазами.
— Попомни мои слова, — заключил Магнус.
Глава шестнадцатая
ХОРОШИЙ И СЫТНЫЙ ЗАВТРАК
Совершенно ошеломлённая троица молча внимала его словам.
— Маркуша! — прошептала наконец Маделин. — Он разговаривает! Как следовает!
— Как следует.
— Ну да, разговаривает. Только откудова это у него взялось?
— Откуда.
— Что?
— Откуда взялось, Мадди, голубушка.
— Да знаю я, знаю, глупый. Но как?
Марк Аврелий оценивающе посмотрел на сына, у которого вдруг открылся дар красноречия. Роланд, приобретший уже умение переводить даже самые тяжеловесные речи, придвинулся поближе к Маделин.
— По размышлении… — начал Марк Аврелий.
— Если подумать, — пробормотал Роланд.
— …не лишено вероятности…
— Вполне возможно.
— …что причиной его словоохотливости…
— Почему Магнус так много говорит.
— …может быть недавнее несчастливое происшествие…
— Может быть связано с аварией.
— …в результате чего…
— И тогда.
— …не исключено, что он получил сотрясение мозга…
— Получил удар.
— …в черепной области…
— По голове.
— Вот так штука! — отозвалась Маделин. — И это развязало ему язык!
Всё это время Крысиный Джим стоял столбом и лишь опустил скалку под обстрелом громких и явно сердитых визгов Мышиного Короля. Он вдруг почувствовал слабость. Ему пришла в голову страшная мысль, что он чуть не нанёс непоправимый вред Его Величеству — и это уже во второй раз за утро! Джим упал в кресло, откупорил бутылочку нюхательной соли и сделал вдох.
Когда он наконец перестал задыхаться и вытер глаза большим красным в белую горошину платком, то разглядел, что к маленькой коричневой мышке присоединилась серая с покалеченной лапкой. Обе они всячески крутились и суетились вокруг Мышиного Короля в большом возбуждении с явной радостью, и Джима вдруг осенило.
— Вот оно как! — пробормотал он себе под нос. — Видно, это твои мама с папой! — Он вытер лоб. — Уф! — выдохнул он. — А я-то чуть твоей мамаше мозги не вышиб!
Внутри клетки Роланд нетерпеливо скрёб сетку лапами, Джим протянул руку к дверце и открыл защёлку.
— А ты небось его дядя, — усмехнулся он.
Крупный белый вислоухий кролик запрыгал по столу и присоединился к мышам. Раздался хор писков и ворчливых звуков.
— Ох, дядя Роланд! — радостно воскликнула Маделин. — Вы ведь говорили, что мы опять встретимся! Говорили, чтоб мне с места не сойтить.
— Не сойти, — поправил Марк Аврелий.
— Ну, Маркуша, я так и сказала. Помню, как сейчас, все ваши слова. «Перед моим мысленным взором, — так вы сказали, — триумфальное воссоединение Магнуса-Супермыша…»
— …с его очаровательной мамой, — вставил Марк.
— …и его мудрым отцом, — закончила Маделин.
— В самом деле говорил, — подтвердил Роланд, и в голосе его послышалась трудноскрываемая нотка гордости. — Я безмерно рад за вас троих. — Он обернулся к Магнусу. — Как поживаешь, мой мальчик? Всё в порядке?
— Да, спасибо, дядя Роланд. Сейчас мне требуется только одно — поесть. А теперь смотрите!
И он крикнул, обращаясь к Джиму, своё самое первое и любимое слово.
Крысолов послушно достал из кармана конфетки. Когда к ним приблизилась его ручища, Маделин и Марк Аврелий нервно отскочили назад.
— Всё в порядке, — успокоил их Джим. — Не бойтесь. Я вам ничего плохого не сделаю.
— Всё в порядке, — сказал Роланд. — Не бойтесь, он вам ничего плохого не сделает.
— Ну, дядя Роланд, раз уж вы так говорите, — дрожащим голосом пролепетала Маделин. — Не скрою, я до того испугалась, чуть не взвизгнула.
Марк Аврелий нервно хихикнул.
— А мне даже послышалось, что взвизгнула.
Глядя, как Магнус расправляется с конфеткой, Джим вдруг вспомнил, что из-за драматических утренних событий не позавтракал.
— Что нам всем нужно, — сказал он, — так это хороший сытный завтрак.
— Что нам всем нужно, так это хороший сытный завтрак, — проговорил Магнус.
Джим повернулся и пошёл в кладовку.
— Должен сказать, — заметил Роланд, — ты его здорово выдрессировал.
Скоро крысолов вернулся, неся поднос, который осторожно поставил на стол перед всей компанией. Для Магнуса там, конечно, лежал батончик «Марс». Для Роланда — громадная морковка. А перед Маделин и Марком Аврелием Джим положил большой ломоть чеддера. Он смотрел, как они сидят, держа чеддер в передних лапках, не спуская с Джима чёрных глаз. «Мама и папа Его Величества, — думал он. — Хотел бы я знать про него всё с самого начала. Вот если бы вы умели разговаривать».
Он ухмыльнулся, глядя на них.
— Это твёрдый сыр, — сказал он. — Приманка для мышеловки.
— Мне кажется, он хочет что-то нам сказать, — заметила Маделин. — Что он говорит, Магнус, не знаешь?
— Боюсь, я не понимаю, мамочка, — ответил Магнус. — Люди только и умеют издавать какое-то гудение. Вот если бы они умели разговаривать… По сравнению с животными их способность к общению кажется в крайней степени рудиментарной.
— Магнус-Супермыш!
— Что, мамочка?
— Ты стал говорить совсем как твой отец!
Марк Аврелий, у которого рот был набит сыром, слушал их с самодовольным видом. Нос у Роланда бешено задёргался.
— Так ли сяк ли, — Маделин снова куснула сыр, — а нам, считаю, сильно повезло. Пускай человек и не умеет говорить как следовает, зато уж голодом он нас не заморит. Поглядите на него!
Джим, пока его собственный завтрак жарился на сковороде, хлопотал, выставляя ещё один набор деликатесов.
Для вегетарианца Роланда тут были капустные листья, хлеб, яблоко. Для остальных — печенье, горсть кукурузных хлопьев, смарти, шкурки от бекона.